— Да, — повторила она. — Мне кажется, круиз — великолепная идея! То, что доктор прописал! — Поскольку Билл был доктором, Пэт норовила вставлять это словечко куда ни попадя.

— Круиз! — простонала я. — Знаете, пожалуй, я не гожусь для этого. Я ничего не имею против того, чтобы за мной ухаживали, заботились и угадывали каждое мое желание. Я только не хочу оказаться на палубе океанского лайнера, с которого не смогу сбежать тогда, когда мне надоест.

— Не годишься? Что значит — не годишься? — возмутилась Джеки. — Насколько я знаю, к пассажирам никто не предъявляет каких-то особых требований. В круизы ездит самая разношерстная публика!

— Ты очень хорошо сказала — «разношерстная», — подхватила я. — Покупаешь билет и семь дней торчишь в плавучей забегаловке. Жратвой, которой будет блевать эта разношерстная публика, можно было бы накормить небольшое государство!

— Ну хорошо, давай посмотрим на это с другой стороны, — хриплым голосом бывшей курильщицы продолжила Джеки. — У меня, например, не было мужика со времен президентства Джорджа Буша. И мне бы хотелось покончить с этой засухой прежде, чем президентом станет сын Джорджа Буша. К счастью, мне известно, что в круизах любят отдыхать одинокие мужчины. Следовательно, я тоже хочу в круиз! Я ясно выразилась?

— Дальше некуда! — ответила я. Джеки любила резать правду-матку. — Но ты кое-что забыла. Одинокие мужчины, которые отправляются в круизы, носят бриллианты!

— Это опять твои стереотипы! — отмахнулась она.

— И черные носки с коричневыми сандалиями!

— Элен! — она закатила глаза. — Ну и прекрасно. Я с удовольствием позанимаюсь сексом после стольких лет воздержания. А то, кажется, я уже начинаю забывать, как это делается, — сообщила Джеки. — Слушайте, я правда считаю, что мы там замечательно проведем время!

— Как говорит Диана, на корабле уйма развлечений, — веско заметила Пэт, погружаясь в изучение программы круиза. — Тебе некогда будет скучать, Элен, я в этом уверена!

Мы подискутировали еще около часа. Джеки и Пэт настаивали, что нам следует жить бурной жизнью, а я перебирала все возможные неприятности, которые могут свалиться на нашу голову с того момента, как мы покинем твердую землю. У меня вообще творческое, живое воображение, которое весьма помогает в моей профессиональной деятельности — я специалист по связям с общественностью, — но вносит полную сумятицу в мою личную жизнь. Дело в том, что это мое творческое живое воображение слишком часто приводит к тому, что мой бывший супруг называл «пуганая ворона куста боится» — к постоянному ожиданию какого-нибудь несчастья. Единственное, о чем Эрик не догадывался, — это что я была вправе бояться любого «куста», поскольку одним из них был он сам. Но об этом как-нибудь в другой раз.

В конце концов я сдалась ввиду численного превосходства моих дорогих подружек. Я поняла, что единственный способ заставить их заткнуться — сказать, что я согласна.

— Это будет замечательно! — никак не могла угомониться Джеки. — Валяешься в шезлонге у бассейна, ни о чем не думаешь, симпатичные молодые стюарды разносят пинаколаду[2].

— Надеюсь, мне там удастся почитать, — уступая, заметила я. — И я смогу по утрам бегать на прогулочной палубе, если, конечно, перила там достаточно высоки и надежны, чтобы не свалиться за борт.

— Ох, Элен, ну что ты выдумываешь! Ничего с тобой не случится! Круиз — это так интересно. И для нас совершенно новенькое!

— Да, совершенно новое, — поддержала Пэт.

Они даже не могли представить, насколько новое.

Вот так февральским воскресным днем я очутилась в Майами у билетной стойки на причале круизной линии «Морской лебедь». «Принцесса Очарование» до пяти вечера никуда не денется, но беспосадочный перелет самолетом авиакомпании «Дельта» из Ла-Гуардиа в международный аэропорт Майами, к которому был подан специальный автобус, обеспечил наше прибытие на причал «Морского лебедя» в половине первого дня.

— О Боже, вы только взгляните на это! — произнесла я, как только мы вышли из автобуса и корабль предстал перед нашими глазами. Судя по проспекту, он должен был быть высотой в четырнадцать этажей и в длину почти в три футбольных поля, но тем не менее я не ожидала увидеть отель «Ритц-Карлтон», выросший среди морской глади. Зрелище оказалось действительно впечатляющим: перед нами возвышалась огромная белая стена, сверкающая в закатном солнце бесчисленным множеством иллюминаторов.

— Обалдеть! — прошептала Пэт в полном изумлении. — И какое изящество!

Разинув рот на несколько минут, мы все-таки прошли дальше к причалу. Мы преодолели некое подобие аэропортовских рентгеновских ворот, встали в очередь и принялись ждать. Я вообще-то предпочитаю в подобные места приезжать загодя. Если вы прибудете заранее, у вас нет шанса опоздать, так сказать, на борт. Но к тому времени, когда подошла моя очередь и контролер начал внимательно изучать каждую запятую в моих документах, я начала нервничать, ворчать и хмуриться. А что мне еще оставалось делать среди двух с половиной тысяч человек, с которыми мне предстояло провести битую неделю, кроме как изучать физиономии и теряться в догадках, с кем из них — если вообще удастся — мне предстоит познакомиться в ближайшее время. Публика подобралась на любой вкус — всех ростов и габаритов, всех оттенков кожи и вероисповедания, самого разного возраста и внешности. Единственным объединяющим компонентом были теплые полиэстровые костюмы на большинстве пассажиров. Я подумала, к чему это они так утеплились, но потом сообразила, что на борту наверняка есть ночные бары, ради которых они и натянули на себя такие одежды.

Контролер продолжал елозить носом по моим документам; я посмотрела на часы. Мне уже не терпелось, чтобы корабль отчалил, лег на курс и мы полностью окунулись в предстоящее мероприятие. Честно говоря, я уже прикидывала, куда нам отправиться отдыхать в следующем году. Тут уж выбирать буду я! Например, тур по лондонским театрам. Или неделя в Ки-Уэсте. Или поездка по Коста-Рике! Точно! Коста-Рика. Туда сейчас все ездят. Страна, как говорится, что надо!

Закрыв глаза, я представила себя в патио очень модного коста-риканского отеля в сельском стиле в компании изысканных иностранцев, сыплющих короткими забавными историями, интересующихся…

— Следующий! — объявил контролер, обрывая мои мечтания.

Сунув мне документы, он переключил внимание на Джеки, стоявшую за мной.

— Добрый день, миссис Голт! — произнес он, заглянув в ее паспорт.

— Меня зовут Джеки, — сообщила моя подруга. По ее тону трудно было понять, то ли она тоже задета обращением «миссис», то ли просто решила пококетничать.

Спустя такую же вечность ее документы были исследованы вдоль и поперек, после чего настал черед Пэт. Пока проходила уже известная процедура, я спокойно наблюдала за моими подругами, покачивая головой и изумляясь превратностям судьбы, которая свела нас, так не похожих друг на друга.

Встретились мы дождливым мартовским днем в стерильном холле манхэттенского суда. Так уж случилось, что мы все пришли разводиться. Забыла, кто был инициатором, помню только, что Пэт рыдала, а мы с Джеки как-то случайно вместе принялись ее утешать. И в тот момент, когда мы внезапно поняли, что оказались здесь, чтобы поставить крест на своих мужьях, мы почувствовали родство душ. Все три слушания мы просидели вместе, подбадривая друг дружку и не обращая внимания на адвокатов, которые получали по двести пятьдесят долларов в час каждый, стремясь поведать суду, в чем, собственно, дело. К тому времени, когда все три бракоразводных процесса закончились, мы успели поделиться всеми интимными подробностями своей супружеской жизни, поплакаться, наобниматься и поклясться в дружбе навеки.

«Три Белые Мышки», назвала я нас в тот день, и это прозвище оказалось живучим.

Мы все действительно блондинки. У меня — волосы до плеч, волнистые, с химической завивкой; у Джеки — очень короткая деловая прическа соломенного цвета; у Пэт — своевольные пшеничные кудряшки. И мы примерно одного возраста — всем около сорока пяти, плюс-минус год-другой.

Но, несмотря на некоторое сходство, у нас гораздо больше различий. Начиная с фигуры. Я, например, длинная и тощая, Пэт — приземистая пышечка, а Джеки — нечто среднее между нами. Из-за этого нам никогда не удается нормально ходить рядом — мы все время сталкиваемся, осыпая друг друга извинениями. Далее, мы очень по-разному относимся к сильному полу. Джеки просто тащится от любого мужика, Пэт постоянно сравнивает их со своим непревзойденным Биллом, а я все время думаю, как это меня угораздило выйти замуж за одного из них. Ну и, разумеется, существуют различия на личностном уровне и в зависимости от жизненного опыта.

Я, например, представляю собой квинтэссенцию нью-йоркской деловой женщины. Если говорить конкретнее, я — ответственный сотрудник международной рекламно-информационной фирмы, и если не считать ежегодных недельных отпусков с Джеки и Пэт, а также регулярных поездок к моей матушке в Нью-Рошелл, вся моя жизнь посвящена работе. Я поглощена полировкой имиджа моих клиентов, среди которых владелец сети кофейных баров, производитель модных солнцезащитных очков и бывшая киноактриса с дурной привычкой к нарушению законов. Я живу в стерильно чистенькой холостяцкой квартире в Верхнем Ист-Сайде, которая охраняется тремя замками фирмы «Медеко», двумя глухими засовами и батальоном привратников в подъезде. Ежедневно по утрам я бегаю четыре мили, очень редко позволяю себе проглотить пищу с высоким содержанием холестерина, никогда не появляюсь на солнце без защитного крема на лице и опасаюсь, что в ближайшем будущем стану сварливой хмурой брюзгой с троекратным превышением кальция в крови. Я осторожна и осмотрительна, и просто зациклена на этом, как любил говорить мой бывший муж, а любовные увлечения — та часть жизни, в которой я обычно проявляю особую осмотрительность. Я стараюсь их избегать, как майонеза. Иными словами, если я не задерживаюсь допоздна в офисе, то сижу дома, готовлю себе что-нибудь диетическое и смотрю какую-нибудь чепуху типа «Случайных встреч». Случайные встречи! Кому нужны случайные встречи? Мне во всяком случае они ни к чему. Особенно после того, как двое мужчин, имевших самое большое значение в моей жизни, оказались подлыми обманщиками и сукиными сынами. Мне было двенадцать, когда я узнала, что мой отец, Фред Циммерман, сбежал к одной из своих пассий. У Фреда было множество пассий, которых он менял с легкостью, но последняя, рыжая, с большими глазами и внушительных размеров бюстом, увлекла его настолько, что он оставил нас с матерью. Не стоит и говорить, что я с тех пор больше не видела этого подлеца. Мать принялась строить свою собственную жизнь и спустя семь месяцев после бегства Фреда выскочила замуж за нашего соседа мистера Шектера. Ну а я, разумеется, не только пережила весьма неприятное ощущение полного одиночества, но и сделала для себя определенные выводы относительно мужчин. Я поклялась никогда в жизни не раскатывать губы по их поводу, никогда не вляпываться в дерьмо, именуемое любовью, никогда даже не открывать слюнявых романов на эту тему, не слушать возбуждающих лирических песенок. В тридцать шесть я нарушила два своих зарока. В жалкую минуту слабости я не только вышла из дому и купила кассету Майкла Болтона, но и решила выйти замуж за Эрика Цукера, которому было тридцать восемь и который, как и я, никогда ранее не предпринимал столь решительных действий. Я не была в него влюблена, он просто показался мне вполне приемлемым противоядием от моего одиночества, а заодно и неплохим, с какой стороны ни посмотреть, приобретением. Его семья владела сетью погребальных контор в регионе на стыке трех штатов. Ясное дело, такой бизнес никогда не захиреет, а деятельность мужа в этой сфере избавит меня от не самой приятной необходимости лично обращаться в подобные конторы в случае надобности. Эрик мог бы быть идеальным образцом для художника, предпочитающего гамму коричневых тонов — каштановые волосы, карие глаза, шоколадного цвета костюмы. К тому же он был еще более организованной натурой, чем я. Даже прописанные ему лекарства он расставлял в алфавитном порядке! Более того, у него были такие же инициалы, как и у меня, — Э.Ц., что избавляло от необходимости заказывать новые монограммы. И что совсем уж замечательно, сентиментальные чувства и бурный секс интересовали Эрика не больше, чем меня. По крайней мере я так думала. Спустя полгода после свадьбы у него появилась штучка с невозможным именем Лола — гримерша, которая размалевывала глаза, губы и щеки набальзамированным трупам в погребальных конторах. Я хотела убить Эрика, но на это у меня не хватило злости. Мой адвокат советовал подать на него в суд, но на это у меня не хватило жадности. Матушка предлагала испортить ему репутацию через прессу, но на это у меня не хватило глупости. «Ты же работаешь со средствами массовой информации, — говорила она, — и прекрасно знаешь, как стряпаются такие статьи. Незачем подавать на него в суд, достаточно вывесить его грязное белье в нескольких колонках светских сплетен!» Я объяснила ей, что, поскольку мой Эрик не является знаменитостью даже квартального масштаба, ни одна колонка не примет материала о нем и его Лоле. Нет, я решила отплатить муженьку по-своему. В той же сфере действовала еще одна похоронная компания, самый страшный конкурент Цукеров — фирма «Копли». Я обратила на них самое пристальное внимание и через два месяца усиленного подхалимажа убедила их доверить рекламную кампанию нашей фирме. Я добилась таких потрясающих успехов, направо и налево рекламируя «Копли», что «Цукер» просто померкла на ее фоне и растеряла постоянных клиентов. Очень много клиентов! Так много, что бедняжку Лолу уволили по сокращению штатов. «Ты погубила меня и мою семью, сука!» — намедни орал на меня Эрик по телефону. «Это тебе за шашни с Лолой», — мило ответила я, надеясь, что Эрик почувствует хотя бы толику раскаяния за все зло, что он мне причинил.