— Я думаю, что положение серьезное, — мрачно произнес Ганс Бауэр.

— Да ладно, мисс Марпл, — резко ответил Джош Оберман. Он сидел во главе стола, за которым собралось правление «Мьюзика», и смотрел на фотокопию письма, адресованного Ровене Гордон адвокатами «Вэддингтон, Эдварде и Харрис», — эта фирма представляла интересы «Меншн индастриз».

За окнами Центральный парк купался в солнце. Солнечные лучи отражались в комнате на всех наградах, развешанных на стенах, и, если смотреть на них под определенным углом, слепили глаза. Ровена любила это время дня. Диск «Обещания» Роксаны Пердиты сиял золотом, поблескивал полированный пол красного дерева, серебром отливал весь огромный набор — от «Хит-стрит» до «Зенита» «Атомик масс». И блестели все двадцать дисков из платины.

— У нас целая куча чертовых проблем. Понимаете ли вы, что наша компания может развеяться как дым? Боже мой, а я должен сидеть и смотреть, как все ускользает из моих рук в руки какой-то кучки бухгалтеров, — брызгал слюной Оберман. Он выглядел сегодня гораздо старше, и даже седины прибавилось с тех пор, когда Ровена видела его в последний раз. Или это ей только кажется?

— Но ведь можно найти какой-то выход, — пробормотала она.

— Очень сомневаюсь, — сказал Ганс Бауэр, и даже, казалось, с ноткой удовольствия в голосе. — В письме сказано совершенно ясно. Если мы будем продолжать вставлять пункты, оговаривающие особые условия для ключевых артистов, они привлекут нас к ответственности. Они владеют долей, и у них есть право посадить вместо неквалифицированных специалистов квалифицированных. Наши адвокаты считают, что мы проиграем дело, если вступим в борьбу.

— Нет, им не победить «Атомик масс», — сказала Ровена резко. — Я нашла группу, сделала ее, их менеджер — моя подруга, я помогала в каждом шаге их карьеры, начиная от производства пластинок и кончая гастролями. И если «Мьюзика» хочет заполучить меня обратно, я законно и с полным основанием заявляю: требую оговорить особые условия для артистов.

— Ты, должно быть, права. Но тогда судебное дело растянется на годы. А они могут наложить судебный запрет на выпуск третьего альбома «Атомик», — указал Морис Лебек.

— У нас есть возможности…

— У «Меншн» их больше.

— Мы должны бороться. Зачем им компания по изготовлению дисков, Морис? На кого еще они нацелились? Может, удастся защититься общими усилиями? — спросила Ровена.

«Боже мой! Как будто эти подонки хоть немного думают об артистах! Они владеют акциями и хотят быть богатыми. Ну что ж, к черту все это. Я просто добьюсь своего», — подумала она со злостью.

— Есть один момент, который может сыграть нам на руку, — вмешался Оберман. — Коннор Майлз — южноафриканец. Закон, запрещающий иностранцам владеть национальными компаниями средств массовой информации, еще никто не отменял.

— Но он касается действительно средств массовой информации, но не дисков, — уныло бросил Якоб Ван Риис.

— Значит, мы покупаем радиостанцию, покупаем три радиостанции, — пожала плечами Ровена.

— А они обратятся в суд, — возразил Лебек.

— А на кого еще они нацелились, Ганс? Разве не ты говорил мне, что у них есть еще кое-кто на примете? — спросил Джош.

Главный финансист раздраженно пожал плечами.

— «Радио прайм» в Калифорнии, четыре или пять маленьких издательств, ежедневная газета в Чикаго и «Америкэн мэгэзинз».

— Этот парень считает, что Соединенные Штаты — супермаркет! — вне себя от ярости сказал Оберман. — Он собирается купить «Радио прайм» и нас, всех вместе? Так сколько же у него денег в конце концов?

— Достаточно, — хором сказали Бауэр и Лебек.

— Я бы хотел указать на то, что «Мьюзика энтертейнмент» не американская компания, — добавил Ван Риис, с кислым видом взглянув на Ровену. — Мадам президент, может быть, забыла об этом, постоянно работая в Нью-Йорке. Но «Мьюзика» зарегистрирована и в Голландии.

— А какая разница? — спросил Оберман и уставился карими глазами на Ровену, игнорируя остальных присутствующих. — Антитрестовские законы?

— Спросите адвоката, — ответила президент. — И банкиров-инвесторов.

Оберман кивнул и поморщился.

— С вами все в порядке? — спросила Ровена.

— Конечно, — ответил старик, снова слегка поморщившись. — Это изжога. Ничего особенного.

Он повернулся к мужчинам за столом и жестом отпустил их.

— На сегодня пока все.

Бросив на нового президента недружелюбный взгляд, Морис Лебек, Ганс Бауэр и Якоб Ван Риис удалились.

— Ровена, можешь задержаться на секунду? — спросил Оберман, дотронувшись до нее старческой рукой.

— Конечно.

Джош проследил взглядом, как закрылись тяжелые блестящие двери комнаты; Лебек, выходивший последним, плотно прикрыл их за собой.

И тут же Оберман резко произнес:

— Гордон, я не хочу, чтобы эти типы приближались даже на десять шагов к нашим банкирам-инвесторам.

Ровена кивнула. Ее сверкающие волосы падали на воротник цвета бургундского вина, это платье от Герве Легера она надела специально на совещание. Легера в Париже называют королем облегающих вещей. Платье обтягивало ее талию, такую тонкую, что можно обхватить двумя пальцами, подчеркивало маленькие груди и аккуратные бедра. Толстый золотой браслет дополнял наряд. Эта одежда очень хороша для работы, но в ней было что-то сексуальное, скрывавшееся за скромным покроем и дорогой тканью.

Оберман слегка улыбнулся. Хорошо зная Ровену, он понимал — она намеренно издевается над другими директорами и одевается так, чтобы те не испытывали радости от того, что должны отчитываться перед женщиной. Да еще моложе их всех.

Здравомыслящие сотрудницы ходили в ультраконсервативных костюмах, в пиджаках нейтрального цвета с квадратными плечами. Ровена намеренно подчеркивала свою женственность — вот вам, мальчики.

Оберману это нравилось. Девчонка никогда и никому не лизала зад.

— Я думаю то же самое, — согласилась она. — Они хотят, чтобы нас купили. Ганс Бауэр меня вообще ненавидит.

— Да Бог с ним — он и за меня не голосовал. Так кого мы наймем? «Моган Макаскил»?

— Не уверена. Мне кажется, к ним кто-то уже обратился, — ответила Ровена.

Он заметил ее озабоченность — тонкими пальцами она постукивала по столу, зеленые глаза как бы подернулись туманом.

— Давай-ка выкладывай, детка, — велел Оберман, снова поморщившись.

— Да я думаю о наших товарищах по несчастью, кого, как говорил Ганс, планирует купить «Меншн индастриз», — задумчиво произнесла Ровена и откинулась назад вместе со стулом. — Полагаю, мне надо кое-куда позвонить.

— Во всяком случае, дай мне знать, когда решишь насчет инвестиционного банка, — сказал Джошуа Оберман.

И лишь вернувшись в свой номер в «Пьере» и увидев на столе экземпляр «Экономик мансли», он понял, что Ровена имела в виду.


«Америкэн мэгэзинз». Они пытаются купить «Америкэн мэгэзинз» тоже, думала Ровена, направляя «мерседес» вниз по 2-й авеню.

Был поздний вечер, город таял под светом ярких уличных фонарей и неоновой рекламы, она возвращалась после длинного ужина с Барбарой Линкольн. Невеселая встреча.

— Мы требуем особых условий для ведущих артистов, отдельное положение контракта. Мы не хотим, чтобы Джош Оберман наблюдал, как «Мьюзика» превращается в ничто, — сказала подруга, когда они принялись за жареного фазана. — У мальчиков звездный час. Я не могу гарантировать, что он будет длиться вечно, и должна думать об их будущем. Если «Меншн индастриз» покупает вас, мы уходим. Даже если мне придется распустить группу, смешать музыкантов с другими, поменять клавишников.

Ровена пожала плечами. «Мьюзика» без «Атомик масс» — и подумать немыслимо.

Я должна остановить это. Не допустить.

С боссом, который слишком стар, чтобы понимать, что делать.

С правлением, которое уже готово служить Коннору Майлзу, с компанией, слишком маленькой, чтобы противостоять этому хищнику.

Они пытаются выкупить и «Америкэн Мэгэзинз».

Она только что запустила «Импэкт»… Так что вряд ли ее радует такой поворот событий.

Но она пошлет меня к черту.

Ну в общем-то я это заслуживаю.

Когда Ровена брала почту у привратника, решение уже пришло.

Джон любит ее — это хорошо. И он ей нравится. Так что никакой катастрофы нет.

Но должна же быть страсть в жизни, то, что ты любишь изо всех сил. Ради чего готов терпеть страдания и унижения. Что-то заставляющее не просто жить, а что делает жизнь живой. И без Майкла Кребса «Мьюзика» — это все, что у нее осталось. Ровена вошла к себе, повесила пальто и включила автоответчик.

Джон. Джош два раза. Она может позвонить ему и утром. Зак Фриман из Берлина просто сказать «привет». Приятно, подумала Ровена, проходя через комнату, чтобы взять трубку внезапно зазвонившего на столе телефона.

Какого черта, кто может звонить мне среди ночи? Неужели снова Оберман?.. Хотя для него нет понятия — нельзя.

— Алло?

Секундная пауза — и в этот момент Ровена совершенно точно поняла, кто это.

— Привет, Ровена, — сказала Топаз Росси.

35

Никто в загородной таверне «Белая лошадь» не обращал на них внимания. И с какой стати? Беременная женщина с подругой пили фруктовый сок в летний полдень.

Именно на это они и рассчитывали.

— Гриль-бар во «Временах года»? — сперва предложила Ровена.

— Шутишь! Там полно народу из шоу-бизнеса и с Уолл-стрит. Появиться там — все равно что дать объявление в «Таймс», — фыркнула Топаз. — А как насчет «Ривер-кафе»?