Швеция. Боже мой. Он взял ее рукой за затылок и повалил животом вниз на стол в отеле, лампа и все бумаги свалились на пол, а она кончила столько раз, что потеряла счет.

— Заткнись, Майкл…

— Ну и как у тебя ощущения от моего… Ровена? Ты все еще помнишь? Как он входит в тебя? Ты тогда здорово разгорячилась…

Она задержала дыхание. А потом выкрикнула:

— Черт тебя побери, Майкл! Заткнись…

— Если бы я сейчас оказался рядом, мы бы не занимались разговорами. Я не знаю, с чего бы именно начал, наверное, с твоей груди. Твои соски… Когда ты распалишься, они такие твердые… Знаешь, чем бы я занялся? Я бы полизал их пару минут, а потом положил руку у тебя между ног, а ты бы мне стала рассказывать, как сильно ненавидишь меня.

— Нет.

— Да. Да. Ты бы говорила, детка, что терпеть меня не можешь, а я бы тебя гладил. И был бы таким нежным… Ты бы даже не заметила, что я уже там. И не заметила бы, как я тебя поднял и посадил на него, я бы не спешил, я бы входил очень, очень медленно, глубоко. И дал время рассказать, о чем ты думаешь. Ну как? Ты ведь сильно меня ненавидишь, да? А если займемся прямо перед зеркалом, и ты увидишь…

— Майкл!

— Ну же скажи, что тебе не нравится…

— Прекрати! — Все внутри сжалось, а тело трясло от желания.

— Нет, не прекращу, я ведь знаю, что с тобой творится.

Она не могла говорить.

— Я буду через пять минут, — твердо заявил Кребс и повесил трубку.

К моменту его появления она уже была совершенно истерзана желанием. И когда Кребс переступил порог и увидел, что с ней сталось, он прижал ее к стене и взял там, где она стояла, просто расстегнув на ней джинсы.


Башня «Америкэн мэгэзинз» жужжала. Гуверс и правление созвали внеочередное совещание редакторов.

— Ты уверена, что мы с этим можем сейчас выходить? — строго спросил Джейсон Ричман.

— Уверена. Наши адвокаты дважды прочесали все частым гребнем, — убежденно ответила Топаз.

— И как ты себе это представляешь? — спросил Джо Голдштейн холодным деловым топом.

— Сперва в трех номерах. Может, появится дополнительный материал. Мы продолжаем копать.

— А почему не подождать, когда будет все?

Она уставилась на него долгим пристальным взглядом. Ну что за тип! На каждом собрании он пытается распять ее!

— Потому что считаю, что мы не можем держать такой материал даже один лишний день.

— Я с ней полностью согласен, — резко произнес Натан.

Голдштейн, наверное, вообще все мозги растерял. Материал такой горячий, что на нем можно яйца жарить.

— Они правы, — заявил тоном принятого решения Гуверс.

Голдштейн слегка покраснел. Гуверс добавил:

— Нам понадобится больше бумаги для второго и третьего номеров.

Он повернулся к собравшимся:

— Мне остается только поздравить Топаз Росси. Как вы все знаете, «Америкэн мэгэзинз» в основном занимается аналитическими статьями по бизнесу, но специализируясь в распространении горяченьких новостей. И очень хорошо, что мы можем справляться и с этим при необходимости. Вы знаете: «Уайтлайт» буквально всколыхнул журнальный рынок в музыкальной сфере. Возможно, в этом решение наших проблем. Так что, Топаз, ты действительно хорошо поработала.

Собравшиеся зааплодировали, и только Джо Голдштейн с отсутствующим видом перетасовывал свои бумаги. Когда все поднялись и пошли по кабинетам, она схватила его за руку.

— В чем дело? — резко спросил он, с отвращением скинув ее ладонь.

— Слушай, Джо, — сказала она терпеливо, — я понимаю, что у нас есть разногласия, но…

Он резко перебил ее:

— Только, ради Бога, избавь меня от разглагольствований на тему, какими мы могли стать друзьями. Мы работаем в одной компании. И это все. А теперь, извини, пожалуйста…

— Да что с тобой? Можно подумать, ты не в себе, как только речь заходит обо мне! Что у тебя за проблемы? — закричала Топаз, теряя терпение.

Казалось, Джо задумался, ответить ему на вопрос или нет, но потом, посмотрев в упор, твердо произнес:

— Я не уважаю людей, которые пробиваются наверх через постель.

Окаменев, Топаз молчала, а он повернулся и вышел.


Натан готовил ужин, когда она пришла домой. Топаз остановилась в дверях, наслаждаясь увиденным. Осторожно и методично этот большой и сильный мужчина что-то переворачивал на сковородке. Даже фартук надел, как мило — и как на него похоже. Она сказала себе: «Нет, сейчас от Натана Розена можно получить кое-что получше, чем яблочное пюре!»

Он был оголен по пояс, фартук слегка прикрывал его спереди, из-под фартука торчали синие джинсы. Широкая спина, сильные мышцы, двигающиеся под кожей… Топаз оценивающе посмотрела на его бедра, отметила узкий таз. И желание горячей волной накатило на нее, соединившись с чувством триумфа — сегодня она опять победила. Топаз подошла к Натану сзади, обхватила его за талию, поцеловала в лопатки. Ее руки уже гладили сквозь ткань низ живота…

— Эй, прекрати! — велел он. — Сейчас у меня важный момент.

Топаз не обратила никакого внимания на его слова, тихонечко выскользнула из блузки и расстегнула лифчик. И начала гладить его спину сосками.

Он застонал и тут же возбудился.

Топаз дернула «молнию» на его брюках и принялась водить рукой по его плоти через шелковые трусы. Он стал двигаться, подчиняясь ее рукам. Она поглаживала его минутку-другую, а потом, повернувшись спиной к разделочному столику, оперлась на него, расстегнула юбку и стала медленно снимать трусы.

— Топаз, — выдохнул совершенно готовый Розен.

Ему хотелось, чтобы ее пальцы и дальше касались его плоти, но сперва он желал кое-чего еще. Натан подошел к Топаз, приспуская брюки. Встал перед ней на колени, уткнувшись лицом в рыжий треугольник. Услышал, как она застонала…

Натан нежно целовал, поражаясь ее влажности. И когда он почувствовал, как бедра Топаз слегка расслабились, он принялся медленно лизать, явно желая доставить ей удовольствие.

«О Боже», — думала Топаз.

Она потянулась к его голове, охватила ее руками и прижала к себе, пытаясь подсказать, как и что ей приятно. Она дошла до грани оргазма, схватила его за запястья, завела руки за голову и поцеловала его.

Натан задрожал от желания, когда его красивая молодая девчонка уселась на него верхом, ее потрясающие груди мотались перед ним, а ее губы — такие решительные и похотливые — прижались к его губам.

Боже мой, что она со мной делает.

Топаз распустила волосы, они скользили у нею между ног, щекотали и возбуждали медленными ласкающими движениями. Его просто колотило.

— Ты хочешь? Ну скажи мне, как ты это хочешь? — прошептала она.

Он смотрел удивленный и возбужденный.

— Ну что ж. если так, я могу слезть, — поиздевалась она.

— О нет, — выдохнул Розен, и Топаз, улыбнувшись, съехала пониже и закинула голову назад, выгнув спину, а он в ту же секунду кончил.

Она прижалась к нему, тяжело дыша.

— Что? Что случилось? — пробормотал Наган, гладя ее по голове.

Топаз улыбнулась и поцеловала его.

— Я думаю, ты сжег свое яблочное пюре.


Ровена улеглась в кровати поудобнее и включила Эм-ти-ви. Утреннее солнце пробивалось сквозь окна.

— Это Алекс Иссеулт из «Эм-ти-ви-ньюс», — донеслось с экрана.

Ровена с удовольствием отметила легкое волнение и радость, возникающие при виде эмблемы «Атомик масс» на Эм-ти-ви.

— Британская супергруппа «Атомик масс», судя по всему, сегодня утром столкнулась с некоторыми неприятностями: очередной номер «Уайтлайта», поступивший ночью в киоски, обнародовал, что у двух членов группы — криминальное прошлое, а также они имели дело с наркотиками.

— Что? — вскрикнула Ровена и рывком села в кровати.

— «Эм-ти-ви-ньюс» могут конфиденциально сообщить, что власти Нью-Йорка уже заявили о запрете на намеченный концерт в Мэдисон-Сквер-Гарденз. Все это, конечно, обойдется «Мьюзика рекордс» в сотни тысяч долларов, пущенных на ветер, включая стоимость билетов на самолет, деньги, потраченные на рекламу… Однако это, пожалуй, наименьшая из проблем, потому что представители департамента юстиции заявили: если обвинения будут доказаны, они депортируют группу из страны, а это означает запрет на их гастрольный тур. Напоминаем, билеты на него уже проданы.

— Что? — снова вскрикнула Ровена.

Внизу настойчиво зазвонил телефон.

20

— Как ты могла! Что ты наделала? Наверное, я выжил из ума, если доверил тебе эту фирму! Неужели ты не предполагала, что пресса обязательно начнет копать вокруг группы такого уровня?

— Джош, я…

— Нет! — Заорал он. — Никаких оправданий! Мне звонят каждые пять минут. Наш проклятый факс жужжит постоянно, потому что директора во всем мире в полной панике!

Ровена провела рукой по лбу, проклиная технику. Оберман хотя и был за три тысячи миль от нее, орал так, будто сидел в соседней комнате.

— Гордон, это не игрушки.

— Я понимаю, Джош. Я…

— Ты меня ставишь в дурацкое положение. Ганс Бауэр хочет, чтобы я тебя отозвал!

Она побледнела.

— Я же не смогу вечно прикрывать твою задницу! Слушай, если произойдет еще что-то подобное, все, с тобой кончено. Полное фиаско.

— Поняла, — бесцветным голосом сказала Ровена.

Оберман швырнул трубку.


Это был бесконечно длинный день. Звонки, звонки… В большинстве случаев она отвечала одно и то же:

— Все обвинения рассматриваются. Пока у нас нет комментариев на этот счет.

Ровена чувствовала себя совершенно разбитой.