– Кажется, все спокойно!

– А у них всегда так! – с нескрываемым осуждением ответила женщина. – Побуянят-побуянят, а потом как ни в чем не бывало возвращаются в свой университет.

Все произошло так быстро, что у Тильды даже не было времени поразмыслить над тем, что они делают и что с ними будет потом. Рудольф сообщил ей, что договорился с хозяйкой и та найдет извозчика, который отвезет его в Обернию.

– Фрау Штрудель сказала, что у нее есть один верный человек, который не станет болтать лишнего или тем более задавать ненужных вопросов, – сказал он Тильде.

– А я? Можно я тоже поеду с тобой? – стала умолять его Тильда.

– Нет, дорогая! Ты вернешься в Мюнхен и уладишь свои дела с дядюшкой. А самое главное, поставишь в известность жениха, что расторгаешь помолвку.

– Но я не хочу расставаться с тобой!

– Это ненадолго! Я же говорил тебе, самое большее на пару дней. Как только я улажу все формальности, необходимые для нашего бракосочетания, я тотчас же пошлю за тобой, и уже никто на свете нас больше не разлучит.

– Ты уверен, что все будет так, как ты говоришь? – бросила на него испытующий взгляд Тильда.

Он заключил ее в свои объятия и прижал к груди.

– Как же мне убедить тебя, мой ангел, что больше всего на свете я желаю тебя! Тебя и только тебя!

Синие глаза девушки вспыхнули от радости.

– Тогда поцелуй меня, и я… я поверю!

И он снова целовал и целовал ее, пока в голове у нее не установился сплошной туман и все вокруг не завертелось в огненном вихре. И она уже ни о чем больше не могла думать, лишь о том, как упоительны и сладостны его поцелуи и пусть бы он никогда не отрывал свои уста от ее губ.

– Послушай меня, Тильда! Когда все будет готово, я пришлю за тобой карету, и мы поженимся! А после этого нам уже не страшен будет даже весь мир, если он ополчится на нас.

– А они могут разлучить нас? – спросила Тильда и зябко повела плечами при одной только мысли, что такое может случиться.

– Говорю же тебе, это им не удастся! – заверил ее Рудольф и велел подать ему одежду.

Он оделся сам, кое-как справился без посторонней помощи, хотя Тильда догадывалась, что раненая нога все еще очень болит.

Когда до двух часов оставалось уже совсем немного времени, он сказал:

– Сейчас я пойду на дорогу, туда, где, как мы условились с фрау Штрудель, меня будет ждать извозчик.

– А я? Как же мне добраться до Мюнхена? – воскликнула Тильда.

– Как только я окажусь в Обернии, я все устрою. Не волнуйся! За тобой пришлют карету и сопровождающих слуг, и вы с фрау Штрудель поедете в Мюнхен.

– И фрау Штрудель тоже? – страшно удивилась Тильда.

– А как же иначе? Разве я могу отпустить тебя в дорогу одну? Фрау Штрудель – баварка, она хорошо знает обстановку и, уверен, в случае чего сумеет дать отпор любому негодяю или разбушевавшемуся студенту.

– И она согласилась поехать со мной? – удивилась Тильда.

– Я объяснил ей, как это важно для нашего счастья, и она согласилась.

– Ты сказал ей, что мы не женаты?

– Нет, этого я ей не говорил! – улыбнулся Рудольф. – Я лишь сказал, что мы поженились совсем недавно и я еще не успел сообщить эту новость своим родителям. Вполне возможно, они поначалу будут расстроены. А потому сперва мне нужно отправиться в Обернию одному.

Тильда издала короткий смешок.

– Вот уж не знала, что у тебя такое богатое воображение!

Рудольф издал звук, похожий на стон.

– Ненавижу ложь! Ненавижу лгать, особенно когда речь идет о тебе. Но ради нашего будущего я готов на все. Назовем это ложью во спасение, коль скоро от нее зависит наше счастье.

Тильде стало неловко при мысли, сколько раз за эти дни она обманывала Рудольфа, рассказывая о себе. Одному богу известно, подумала она в смятении, как он поступит, когда узнает ее настоящее имя и то, что она обручена с его государем, князем Обернии.

Остается лишь надеяться, что его любовь окажется сильнее всех ее мелких выдумок. Да и какой смысл открываться перед ним сейчас, пока они не стали мужем и женой? Она решила, что расскажет, когда будет уже поздно что-то менять в их дальнейшей судьбе и Рудольф точно не передумает жениться на ней.

Сама мысль о том, что Рудольф, узнав, кто ее жених, может, как истинный патриот Обернии, отказаться от своего намерения, пожертвовав любовью во имя высших интересов государства и благополучия монарха, повергала Тильду в ужас.

«Вначале я должна выйти за него замуж, должна, и все! – твердила себе Тильда. – А там посмотрим, что и как мне говорить».

Одно она знала точно: ее любовь к Рудольфу перевернула все. Отныне никакой брак, заключаемый по политическим мотивам, во имя высших интересов чего бы то или кого бы то ни было, для нее невозможен.

Когда родители сообщили Тильде о предстоящей помолвке с князем Максимилианом, она восприняла это известие как нечто само собой разумеющееся. Да, так и положено! Так надо! Именно родители и ее крестная мать, королева Виктория, и должны были озаботиться устройством ее будущей жизни. Вот они и пекутся о достойном супруге для нее. Но тогда она еще не повстречала Рудольфа. Не видела его, не знала, что на свете существует такой человек. Встреча с ним изменила все. Эта встреча пробудила в ней столько чувств, о которых она даже не подозревала.

Ах, эти невыразимо сладостные минуты, когда он держал ее в объятиях и целовал! Разве могла она раньше подозревать о таком блаженстве? Разве могла догадываться о счастье, которое дарят всего лишь его прикосновения к ней? Нет, строить планы на будущее, в котором нет места для Рудольфа, – это все равно что погружаться в пучину кромешной тьмы. И как могло случиться, что любовь овладела ею так внезапно, недоумевала Тильда. Внезапно – и сокрушая все препоны на своем пути. Отныне и навсегда весь мир для нее сосредоточился в одном человеке. Только Рудольф и их любовь друг к другу имеют значение и смысл. А все остальное: титулы, богатство, знатность, – все это сущие пустяки, которые она с радостью отбросит в сторону, как ненужный хлам и пустую мишуру. Да, она готова пожертвовать всем ради Рудольфа. Ей казалось, что она и живет-то только потому, что он рядом. Отними его у нее сейчас, отними его любовь к ней, и она не сможет даже дышать, не то что жить.

План Рудольфа в той части, которая касалась его возвращения в Обернию, осуществился столь гладко, что у Тильды окрепла уверенность, что и все остальное из задуманного им воплотится в жизнь. А потому ей нечего бояться будущего.

Прощаясь в маленькой кухоньке, Рудольф одарил ее горячим поцелуем.

– Береги себя, мой ангел!

– Я буду считать минуты… до нашей встречи! – прошептала она, боясь расплакаться в самый неподходящий момент.

– Если бы ты знала, какая мука для меня покидать тебя!

– Тогда почему бы нам не остаться у фрау Штрудель еще на пару денечков? – робко предложила Тильда. – Ведь нам здесь так хорошо, особенно сейчас, когда мы знаем, что любим друг друга.

Рудольф улыбнулся.

– Ты думаешь, мой свет, я долго смогу выносить подобную пытку? Спать с тобой в одной постели, отгораживаясь какой-то нелепой дамбой?

– Так давай уберем ее! – моментально нашлась Тильда.

– Ах, Тильда, Тильда! Ты сама еще не догадываешься, о чем ты просишь взрослого мужчину!

– Я сказала что-то не так?

– Нет, все так! Откуда небесным созданиям знать о греховных терзаниях земных людей?

– Я не… вполне понимаю тебя!

– Потом объясню! Я все объясню тебе потом, моя радость, когда мы поженимся!

– Так давай же поженимся, и как можно скорее! – умоляющим тоном проговорила Тильда.

Рудольф нежно поцеловал девушку в лоб.

– Именно так, моя ненаглядная! Как можно скорее! Обещаю тебе, так мы и сделаем!

– И обещай мне беречь себя! Вдруг тебе снова встретятся полицейские? Или военные. И они схватят тебя!

– Обещаю, ради нас с тобой я буду предельно осторожен!

Он снова впился в нее долгим, ненасытным поцелуем, так что у нее отнялось дыхание, а потом пошел по тропинке вниз, в сторону большой дороги, где его уже поджидал извозчик. И он был так красив в эту минуту, так красив, что показался Тильде сказочным принцем, одним из тех, что являлись ей раньше разве что в грезах. Впрочем, легкая хромота свидетельствовала о том, что она видит перед собой живого человека. Рудольф шел медленно, с усилием подволакивая больную ногу. Шерстяной чулок скрывал марлевую повязку, а потому со стороны он производил впечатление слегка прихрамывающего человека, и только. Во всяком случае, подумала Тильда, глядя в окно, трудно заподозрить в нем студента, которого разыскивает полиция, или солдата, сбежавшего с места службы.

Но страх, что на границе с Обернией Рудольфа, быть может, уже поджидает тот самый лейтенант, который наведывался к ним утром, или другие военные, и все для того, чтобы арестовать его, продолжал преследовать Тильду.

И вот они уже на подъезде к Мюнхену, а к прежним страхам добавились еще и новые.

Что, если они с Рудольфом никогда больше не увидят друг друга? Вдруг его уже бросили в тюрьму или держат под арестом в казармах и у него нет возможности связаться с нею? Нет, рассердилась она на себя, воображение ее разыгралось не на шутку, надо взять себя в руки и успокоиться.

Ведь Рудольф так восхищался ее хладнокровием, говорил, что только англичанки могут сохранять присутствие духа в самых критических ситуациях.

В пять часов вечера в дверь домика снова постучали. Это была фрау Штрудель. Она вернулась домой даже раньше, чем обещала. Роженица уже вполне оправилась, и в ее присутствии больше нет необходимости.

– Утром загляну к ней снова. Но до утра я свободна! – сказала хозяйка, снимая с себя рабочую одежду и доставая из шкафа выходное платье.

Весь вечер они чаевничали на кухне. Потом в дверь постучали, и они увидели на пороге высокого мужчину в ливрее.

– Карета готова, моя госпожа! – почтительно поклонился он фрау Штрудель.

– Уже идем! – ответила женщина.