– Мама, я еще никогда не видела тебя такой красной! – воскликнула Бетси, которая сидела на кровати, весело качая ногами.

Генриетта с болью в сердце наблюдала за матерью. Бедная, она только сейчас до конца осознала ужасную истину, что на великодушную помощь Хантспила в устройстве дочерей рассчитывать не приходится.

– Я знаю, что зря так на него набросилась, – воскликнула она, ломая руки. – Но мне еще не встречались такие высокомерные наглецы, как он! О, если б не моя милая Арабелла, я задушила бы его собственными руками…

Она внезапно оборвала свой страстный монолог – кто-то легонько скребся в дверь. Торопливо отерев злую слезу, скатившуюся по щеке, миссис Литон постаралась взять себя в руки.

– Войдите, – сказала она.

На пороге появилась Арабелла. С нарочитой холодностью она тщательно закрыла за собой дверь и оглядела спальню. Вид у нее был печальный, даже мрачный.

– Я пришла поделиться с вами некоторыми переживаниями, которые при иных обстоятельствах предпочла бы оставить при себе, – сказала она и умолкла, уставившись в пол. По всему было видно, что, всегда бесстрастная и рассудительная, она переживает целую бурю чувств. И вообще, в последние два дня она проявила больше эмоций, чем обычно за год. «Интересно, – подумала Генриетта, – о чем она хочет нам поведать?»

– Должно быть, теперь вы думаете обо мне плохо, но поверьте, в первый раз я написала Хантспилу только затем, чтобы убедить его помочь маме! Как и Генриетта, из его переписки с мамой я поняла, что он не собирается нам помогать.

К удивлению Генриетты, губы Арабеллы задрожали, и по щеке покатилась слеза.

– Еще маленькой девочкой – продолжала она, – я осознала, что не такая, как вы, мои милые сестры! Мне никогда не казались смешными ваши шутки, а вам – то, что находила забавным и остроумным я. Только папа меня понимал, но с тех пор, как он умер… – не в силах говорить, она замолчала, потом поспешно прижала к глазам батистовый платочек. – С тех пор, как он умер, я чувствую себя совсем одинокой! Мне не с кем поделиться своими горестями и радостями… Поэтому я очень обрадовалась, когда в результате краткой переписки с мистером Хантспилом нашла в его лице внимательного друга. Наверное, вам будет трудно это понять! И хотя я была жестоко разочарована его нежеланием выделить тебе ренту, мама… – сестры, еще не знавшие об этом, испуганно охнули, – но он мой будущий муж, я его люблю и ценю. Поэтому, пожалуйста, мама, ради меня прости ему его бесцеремонность и скупость! Вот и все, что я хотела сказать.

Пораженная и растроганная откровениями Арабеллы, Генриетта почувствовала, как ее сердце наполняют любовь и сочувствие к сестре. Бедная девочка, как ей было одиноко, особенно последние полтора года, когда не стало отца!

В едином порыве сестры и миссис Литон окружили Арабеллу, наперебой прося за все прощения, желая счастья в семейной жизни с мистером Хантспилом и всячески выражая ей свою любовь. Несмотря на все старания сдержаться, Арабелла разрыдалась.

Наконец, осушив слезы, она повернулась к матери:

– У меня к тебе одна важная просьба, мама! Миссис Литон, огорченная печальным выражением ее глаз, снова обняла ее.

– Дорогое дитя, тебе не нужно больше напоминать мне о моем долге! Разумеется, я как можно скорее помирюсь с твоим женихом. Знай я, что он тебе так дорог, и не явись он сюда так неожиданно, поверь, я не устроила бы ему сцены, как бы ни возмутило меня его поведение!

– Нет, мама, ты меня не так поняла! Не надо ничего говорить Хантспилу, его это совершенно не интересует. Ты вспылила потому, что нервничаешь из-за предстоящего отъезда, и мой будущий муж отлично это понимает. Он наверняка уже простил тебя.

– Да? – удивилась миссис Литон. – Но тогда о чем ты хочешь меня попросить?

– Не могла бы ты отвести Хантспилу место папы во главе стола? Теперь оно принадлежит Бетси, но Хантспил очень хочет его занять. Я буду тебе благодарна, если ты распорядишься, чтобы за столом все сидели, как раньше! А теперь мне пора, Хантспил просил меня не заставлять долго ждать. Как ты понимаешь, нам с ним есть что обсудить!

Уже у двери Арабелла обернулась.

– Теперь я чувствую себя намного лучше, – широко улыбнувшись, сказала она и вышла.

Сестры и мать остались стоять, озадаченно уставившись на закрывшуюся за Арабеллой дверь. Первой пришла в себя Энджел. Она плюхнулась на стул у окна и выпалила фразу, которая выразила их общее чувство:

– Я подумала и поняла, что мне ее жаль!

Генриетта с Шарлоттой прыснули, а Бетси проворчала, что с превеликим удовольствием уступила бы место отца кому угодно, только не этому противному мистеру Хантспилу.

Мысли миссис Литон занимал, однако, куда более важный вопрос.

– Но как же мы без денег поедем в Лондон? И на что мы будем жить? – спросила она, хотя и понимала, что ответить ей не сможет никто.

17

Два дня спустя Генриетта прогуливалась по дорожке вокруг парка, с удовольствием прислушиваясь, как поскрипывает под ее полусапожками гравий. На ней было темно-синее пальто с круглым воротничком из соболя. Ветер холодил ей лицо и раздувал мех, так что он приятно щекотал шею. С наслаждением вдыхая свежий воздух, Генриетта размышляла о семейных проблемах. Сама она могла бы с легкостью найти себе место экономки или гувернантки, но что будет с мамой, Энджел и Бетси? Нет, она не может их покинуть, пока им грозит нищета. Шарлотта настроена так же.

Под размеренный звук шагов и поскрипывание гравия Генриетта немного успокоилась и попыталась разобраться в том хаосе мыслей, который возник, когда мистер Хантспил наотрез отказал семейству миссис Литон в материальной поддержке.

Генриетта с отвращением тряхнула головой. Как же он скуп, жаден! Казалось, на него не произвели никакого впечатления ни преувеличенная любезность, которую стали проявлять к нему дамы после просьбы Арабеллы, ни брошенные ему чуть ранее миссис Литон обвинения в эгоизме и черствости.

Почему? Арабелла очень точно определила его отношение к миссис Литон, сказав, что он совершенно безразличен к ее чувствам. Генриетта тоже так считала, но она выразилась бы намного резче: вряд ли Хантспил вообще способен к нормальным, человеческим отношениям, если не рассчитывает извлечь из них какую-то выгоду. Придя к такому неутешительному выводу, Генриетта еле сдерживалась, чтобы не наговорить ему колкостей.

Она вздохнула, размышляя, как трудно ей пришлось в последние дни, – в немалой степени еще и потому, что ее планы относительно замужества Энджел вызвали столь резкое неодобрение Брэндиша. С тех пор Генриетта перекинулась с ним лишь несколькими словами: решив навещать его пореже, после вторника она зашла к нему только однажды. Брэндиш извинился за то, что в прошлый раз был с ней слишком резок, однако он снова принялся ее убеждать, хотя и не так запальчиво, отказаться от намерения выдать Энджел замуж ради будущего семьи. Генриетта извинилась и ушла.

Как и предполагал доктор, благодаря отменной физической форме молодой человек шел на поправку не по дням, а по часам. Из своих редких бесед с ним Генриетта успела узнать, что он искусный фехтовальщик и боксер, имевший случай встретиться на ринге с самим Джексоном, владельцем боксерского клуба; что в поместье отца он круглый год, даже в зимние месяцы, купается в ручьях и речках и что верхом на лошади он чувствует себя уверенней, нежели в светских гостиных.

Соблюдая в отношениях с Королем дистанцию, Генриетта, к собственному удивлению, обнаружила в этом большое преимущество, потому что почувствовала себя в безопасности от домогательств ловеласа. Теперь, принимая из ее рук приготовленный Кук тонизирующий напиток, он только смотрел на нее с той чарующей улыбкой, полной желания, лукавства и коварства, которой было достаточно, чтобы в сердце Генриетты вновь проснулись глупые фантазии. Ее тоже неодолимо тянуло к нему, она готова была сама броситься ему на грудь, чтобы он обнял ее своими сильными руками. А этого нельзя было допустить! Она заставила себя вспомнить недавнюю стычку с Брэндишем, обвинения, которые он бросил ей в лицо, и испытала облегчение при мысли, что нашла в себе силы держаться вне пределов его досягаемости.

О, как порочна ее натура! Всего несколько поцелуев, и она, забыв о доводах разума, уже готова броситься навстречу своей гибели! За что судьба послала ей это испытание? Если бы Брэндиш во вторник благополучно уехал в Лондон, она бы постепенно вновь обрела душевный покой. Но нет, она опять трепещет от страха перед новой встречей с этим искусителем.

Дойдя до арки, украшавшей вход в сад, Генриетта внезапно остановилась: рядом под чьей-то ногой скрипнул гравий. Молодая женщина посмотрела вокруг, но сад был пуст. Лет пятьдесят назад или даже еще раньше кто-то из ее родственников, прежних владельцев Раскидистых Дубов, увлекся фигурной стрижкой растений, и с тех пор сад был полон кустов в форме животных, шахматных фигур и домашней утвари, например, часов, стрелки которых застыли на семи часах, чайника, гигантского подсвечника. Генриетта подошла к «часам».

Сердце ее встревоженно билось – она чувствовала, что за ней кто-то следит.

– Бетси? – крикнула она. – Брось свои штучки, сейчас же выходи!

Гравий снова скрипнул, на сей раз совсем близко.

– Выходи, озорница! – вновь крикнула Генриетта и сделала шаг вперед. Тотчас из-за угла «часов» высунулась чья-то сильная рука и схватила не успевшую ничего понять женщину.

– Вы?! – вскричала Генриетта, встретив взгляд пронзительно-голубых глаз. – Сейчас же отправляйтесь в постель!

С пленительной улыбкой он притянул ее к себе.

– Это приглашение, дорогая? Да вы просто горите от страсти! Наверное, я действительно зря сам пошел вас искать, надо было просто подождать!

– Не говорите глупостей, – ответила она, от испуга с трудом переводя дыхание. – Лучше скажите, как себя чувствуете? Вы слишком рано начали вставать – доктор советовал вам провести в постели не меньше двух недель!