– В Москве… – автоматически повторил Дмитрий, глядя на нетронутую чашку кофе.

– Ну да… Надо же к принцам присмотреться, – стрельнула Юлия Казимировна глазами в его сторону. Он нервно вздрогнул.

– Сашенька заходила сюда попрощаться, но ты спал. Так что она только посмотрела на тебя… – графиня подошла к окну и продолжала говорить, глядя в сад. – Да, там, на столике коробка, Сашенька сказала, что это подарок, вроде она тебе его обещала… Сказала, пусть теперь останется на память.

Дмитрий замер. Небольшая коробка, обернутая в серебристую упаковочную бумагу, стояла на столике рядом с догоревшей свечой, пустым стаканом, измятым носовым платком, еще каким-то мусором.

– Хочешь я разверну? – без любопытства предложила Юлия Казимировна. Она уже отвернулась от окна и теперь смотрела на внука.

– Нет, – сказал он севшим голосом. – Не надо.

«Боже, – промелькнуло у него в голове. – Это теперь моя жизнь – пустой стакан, сгоревшая свеча… И память об Сашенька, ее подарок… Небольшая коробка, обернутая в серебристую бумагу… Ему не надо ее разворачивать, он и так знает, что в этой коробке. Польские гусары, подарок незнакомому подростку, мальчишке, которого надо задобрить…»

– Бабушка, – ему казалось, что он задыхается. – Извини, но оставь меня сейчас одного … Пожалуйста!

– Что случилось? – встревожилась Юлия Казимировна. – Тебе плохо?

– Ничего. Все… все нормально… только, пожалуйста… мне нужно сейчас быть одному…

– Ну хорошо, хорошо, – озабоченно оглядываясь она пошла к дверям. – Если что понадобится, позовешь.

Когда дверь закрылась, Дмитрий поставил поднос на стол, осторожно взял коробку. Непривычная, мутная пелена застилала глаза. Он погладил блестящую бумагу, прижал к щеке.

– Сашенька… – не то вздохнул, не то всхлипнул он. – Сашенька…


Прошло две недели. Как сказала бы графиня Сотникова – «Это были очень насыщенные две недели. Но абсолютно безрезультатные!» Один из конюхов был полностью освобожден от всей работы и только ездил каждый день в Москву и обратно.

Юлия Казимировна и Магдалена, сообщали друг другу сведения о своих подопечных, и пытались разработать план примирения молодой пары. Пока что никаких успехов не было. Конюх, вначале обрадованный избавлением от рутинной работы, через неделю запросил пощады, сказав, что лучше будет лошадей чистить, чем мотаться каждый день в такую даль. Теперь, к мысли о справедливости этого утверждения склонялся и второй конюх, сменивший его.

Новости, которыми обменивались сестры были неутешительны. И Дмитрий, и Сашенька страдали. Дмитрий усиленно занимался делами. Для посторонних он, может быть, почти не изменился, разве что перестал смеяться, словно вообще разучился это делать. И не принимал никаких приглашений, полностью исключив себя из незатейливой сельской светской жизни.

Но взгляд любящей бабушки видел и нездоровую бледность, и темные круги под глазами. Он был полностью погружен в свои мысли, казалось, все происходящее вокруг не интересует его совершенно. Только из чувства долга и какого-то мазохистского упрямства он продолжал объезжать поля, проверять счета, решать вопросы с управляющим, встречаться с полицейскими, которые усердно и безрезультатно искали Ларина.

И еще Юлия видела, как он молча подолгу смотрит на стоящую у него на столе коробочку, обернутую в серебристую упаковочную бумагу. Она уже вполне созрела, чтобы потихоньку посмотреть, что же там, но Дмитрий никому не позволял притрагиваться к коробке и не оставлял ее в кабинете. Вечером он забирал ее с собой в спальню.

У Сашеньки дела были не веселее. Они с тетушкой Магдаленой сняли удобный дом и первую неделю Сашеньку невозможно было выманить оттуда даже на небольшую прогулку. Потом Магдалене удалось внушить девушке мысль о постыдности пребывания в настолько «раскисшем» состоянии.

Они посетили театр и заказали самой модной портнихе несколько платьев. Два из них Сашенька даже надела, посетив на этой неделе два открытых бала. Но взгляды, полные отвращения, которые доставались на долю рискнувших приблизится к ней кавалеров, в сочетании с бледностью и унылостью, обеспечили полный провал ее московского дебюта.

Когда же поползли слухи о ее небывалом наследстве и около нее стали кружиться молодые люди с горящими глазами, очень тонко и ненавязчиво пытающиеся уточнить размеры ее состояния, Сашенька снова заперлась дома, категорически отказавшись и выезжать и принимать у себя.

Она уже не плакала и не молчала, часто и подолгу они с тетушкой Магдаленой говорили о том, как теперь устроить их будущее – Сашенька взяла слово с опекунши, что та останется с ней – но имя Дмитрия в их разговорах никогда не звучало. Тетушка Магдалена с жалостью глядела на свою воспитанницу. Милая жизнерадостная Сашенька, всегда полная энергии и веселья, превратилась в худое неулыбчивое существо с потухшими глазами и тихим невыразительным голосом.

Малгожата жалобно причитала, измеряя каждый день талию девушки и пытаясь скормить ей как можно больше разных питательных деликатесов. Сашенька честно запихивала в себя эти лакомства, поскольку ей было проще съесть все, чем спорить с преданной служанкой, но продолжала худеть.

В конце концов Магдалена сама предложила ей вернуться в Варшаву. Она надеялась, что переезд, новые впечатления, необходимость устройства нового дома, все это поможет сбросить апатию, которая овладела девушкой. Обсуждалась, правда идея поехать в большое путешествие, побывать в Италии, Испании, может быть даже добраться до Греции. Но Сашенька, реально оценивая свое теперешнее настроение, посчитала, что настоящего удовольствия она сейчас от красоты этих удивительных мест получить не в состоянии. А бродить унылой тенью по прекраснейшим и интереснейшим местам, просто глупая трата времени и сил.

Они решили вернуться в Варшаву, пожить немного привычной, спокойной жизнью, а когда чувства Сашеньки немного успокоятся, тогда можно будет совершить вояж по всем этим замечательным странам – и для пополнения образования, и для развлечения. Одним словом, как подвела итог мудрая тетушка Магдалена: «Поживем немного дома, отдышишься, успокоишься. А Италия с Грецией, я думаю, никуда не убегут.»

Когда решение было принято, сразу навалились дела. Тетушка Магдалена настояла на покупке несметного, как казалось Сашеньке, количества одежды – «Мало ли, что сейчас тебя это не интересует. Настроение изменится, а платья останутся». Платья шились, дома еще раз примерялись и тут же укладывались в сундуки, для которых пришлось выделить отдельную комнату.

Сашенька вспоминала тот смехотворный багаж, с которым они приехали в Москву, и с самым серьезным видом обсуждала с тетушкой Магдаленой идею выкупить для перевозки их сундуков, один вагон, в поезде, целиком.

Кроме того, надо было купить побольше подарков и сувениров, ведь они собирались вернуться в места, где у обеих было, если и не множество друзей, то достаточно людей, которым им хотелось бы сделать приятное. Со всей этой суматохой Сашенька немного оживилась и даже иногда улыбалась в ответ на шутки, но боже, какая это была грустная улыбка!

Когда все было куплено и упаковано тетушка Магдалена, в очередной записке сообщила сестре, на какой день назначен отъезд. На следующий день графиня ответила, что приедет проводить их. Тетушка Магдалена подумала и решила ничего об этом Сашеньке не говорить…


Когда Дмитрий спустился утром к завтраку и увидел бабушку, с отвращением ковыряющую омлет, он очень удивился, обычно она так рано не вставала.

– Доброе утро, – он поцеловал ее в щеку и сел рядом за стол. – Что-нибудь случилось? Так рано, а ты уже завтракаешь?

– Доброе утро, – ворчливо ответила она. – Разве это я завтракаю, я мучаюсь! Совершенно разучилась есть в такую рань!

– Тогда зачем ты это делаешь? – Дмитрий подставил свою тарелку Антону, который тут же положил ему солидную порцию.

– Я сейчас уезжаю в Москву, не могу же я ехать на голодный желудок. Хоть и через силу, а надо хоть что-нибудь съесть.

– В Москву? – рука Дмитрия, потянувшаяся к свежей булочке замерла, он побледнел. – Боже, Сашенька? Что с ней? Она заболела?

– Нет, с чего ты взял. Конечно, она немного хандрит, прямо скажем, были в ее жизни моменты и повеселее. Но Сашенька достаточно умна, чтобы не умирать от разбитого сердца. Сейчас ей, конечно, нелегко, но она с этим справится. Так что все в порядке. – Юлия Казимировна взяла пирожок с мясом, внимательно его осмотрела и, вздохнув, положила обратно на тарелку. – Можно считать, что девочка еще легко отделалась. Было бы хуже, если бы она с ее нежным сердцем, с ее преданностью, вышла замуж за человека, который ее не любит.

– Бабушка! – Дмитрий оторопел. – О чем ты говоришь?

– О тебе и о Сашеньке. Ей нужен любящий, заботливый муж, а не ты.

– Но я люблю Сашеньку! Я готов пожертвовать… я пожертвовал для нее всем!

– Прежде всего ты пожертвовал ею, – холодно отрезала графиня. – И я вовсе не уверена, что ты жертвовал ради нее, а не ради собственной гордости. А про свою безумную любовь, мне сказок не рассказывай. В это могут поверить глупые девчонки, но не я! – она сердито взмахнула вилкой.

– Но почему ты…

– Потому что я знаю, что такое любовь! Твой дед любил меня, и я любила его, и это была именно любовь, любовь с первого взгляда! И если бы даже у меня были миллионы, если бы я была королевской дочерью, усыпанной бриллиантами с ног до головы, Федор все равно добился бы меня и стал бы моим мужем. А ты… А, что с тобой говорить! – Юлия Казимировна раздраженно швырнула вилку на стол и встала. – Извини, мне пора ехать.

– Но зачем тебе в Москву? – Дмитрий выглядел слегка оглушенным.

– Магдалена с Сашенькой уезжают, я хочу с ними попрощаться.

– Как уезжают? Куда? – он тоже вскочил.

– Назад, в Варшаву. Надеюсь Сашенька там забудет тебя, найдет себе там молодого человека по сердцу, искреннего и честного… и в конце концов у нее все будет хорошо.