Робин Хэтчер - Каприз мечты (Обещанный рассвет)

– А Деннис знает, что ты здесь, Чармиан? Но Чармиан будто не слышала:

– Мы могли быть счастливы, Такер. Будь ты таким же сообразительным, как отец и Деннис, ты мог бы вернуться с войны еще богаче прежнего. Но ты и твоя гордость! Что хорошего она даст тебе? А куда ты едешь?

– В Айдахо, – сухо сообщил Такер.

– Ах, не все ли равно!

Всхлипнув, она прошептала, поднося к глазам белый платочек:

– Знаю только, что буду тосковать по тебе. Такер сам удивился, насколько равнодушным оставили его слезы Чармиан. Он ожидал снова почувствовать знакомую боль, причиненную обманом, снова ощутить, как разрывается сердце, но последняя энергия истощилась, куда-то пропала, и не осталось сил даже на гнев. Осталась лишь легкая горечь воспоминаний. И все.

– Вряд ли Деннису это понравится, – заметил он с еле заметным сарказмом.

Чармиан застыла, выпрямилась и отняла руки.

– По крайней мере, у Денниса достаточно мужества, чтобы остаться в Джорджии и безропотно вынести самое худшее.

– Не стоит оставаться в Джорджии, если для этого приходится сотрудничать с янки и мародерами и отнимать дома у моих друзей, уже и так потерявших все. Даже ради тебя, Чармиан.

Она с размаху ударила его хлыстом по лицу. Голубые глаза гневно блеснули.

– Ты глупец, Такер Брениген. Ни одна женщина не может полюбить глупца.

Повернув кобылу, она помчалась галопом прочь от «Туин Уиллоуз».

Такер молча смотрел ей вслед, осторожно касаясь кончиками пальцев саднившей щеки, и думал, что Чармиан, возможно, права. Вероятно, он и в самом деле не очень умен. Но, по крайней мере, ни одна женщина теперь не сможет сделать из него большего дурака, чем он есть.

Индепенденс, Миссури, апрель 1867 года

Сидя на большой, серой в яблоках кобыле, Дэвид Фостер ждал, пока караван покинет Индепенденс.

Было уже двадцать девятое апреля, и, если все пойдет хорошо, к октябрю они доберутся до Портленда и Вилламетт Вэлли. После десяти таких путешествий вожатый каравана знал, что некоторые переселенцы не сумеют достичь места назначения и их похоронят где-то на обочине орегонского тракта. Фостер надеялся только, что на этот раз смертей будет мало.

Первый фургон, набитый припасами и вещами вожатого каравана, проехал мимо. На месте кучера сидел Куп, привычно правивший упряжкой мулов.

Фостер и его жена Эмили появились в Орегоне с намерением завести ферму и начать возделывать землю. Родители Купа умерли, не успев добраться до форта Лареми, и Эмили, по мягкости характера и доброте, приняла немого пятнадцатилетнего мальчика в дом и обращалась с ним как с родным. Куп помогал по дому и в поле, а после смерти Эмили остался с Дэвидом, следуя за хозяином повсюду, куда того заносили беспокойный характер и неутомимые ноги. Хотя Куп не мог говорить, его присутствие почему-то успокаивало и придавало бодрости, а кроме того, юноша оказался хорошим поваром, так что они не голодали.

Вторым следовал фургон Эдамсов. Его было легко отличить от остальных. Отовсюду торчали детские головки. Джейк и Дороти Эдамс были счастливыми родителями восьми дочерей, от пяти до шестнадцати лет. Джейк, спокойный мужчина огромного роста, казался полной противоположностью крикливой энергичной жене. Такой рассудительный человек не будет принимать поспешных решений.

В ряду других фургонов ехали Бейкеры, молодая пара, сами почти дети, с двумя малышами. Вскоре должен был родиться и третий. Даже отсюда Дэвид различал возбуждение, написанное на юных лицах. Люди, полные надежд и грез.

Дэвид кивнул им и улыбнулся, но как только фургон миновал его, улыбка исчезла. Он терпеть не мог, когда беременные женщины отправлялись в долгое путешествие, изматывающее даже сильных мужчин. Дэвид надеялся, что для Маршалла и Сьюзен Бейкер и их детей все окончится хорошо.

За Бейкерами следовали Бренигены. С самой первой встречи Дэвид воспылал к ним особой симпатией. Морин была, пожалуй, одной из самых красивых женщин, какую когда-либо ему приходилось видеть. Совсем не похожа на хрупкую, слабенькую Эмили. Морин Брениген, истинная леди, казалось, была сделана из стали. Ее внешность отличалась необычайной яркостью: медно-рыжие волосы обрамляли прелестное лицо с проницательными зелеными глазами.

Такер Брениген, высокий, красивый, кареглазый молодой человек, был по природе своей лидером. Дэвид заметил это почти мгновенно. Хотя ему было всего лет двадцать пять, люди обращались к Такеру за советом, может, потому, что он был адвокатом, но Дэвид считал, что дело не только в этом. Переселенцы чувствовали его острый ум, доброту и понимали, что он сочувствует их бедам. И хотя Такер все еще терзался тяжкими душевными ранами, Дэвид заметил, с какой неизменной справедливостью он относится к людям. Фостер полюбил молодого человека и надеялся, что они станут друзьями.

На дороге показался фургон Фалкерсонов. Ралф Фалкерсон, кузнец по профессии, направлялся в город Орегон с тремя взрослыми сыновьями, чтобы открыть там кузницы. Высокие, с мощными, как стволы деревьев, руками, Фалкерсоны, конечно, прекрасно вынесут тяготы путешествия, если, не дай бог, не погибнут от собственной стряпни. Дэвид как-то поужинал с ними, когда они только появились в Индепенденсе, и с тех пор твердо уверился, что в один прекрасный день Фалкерсоны умрут от острого отравления.

За ними ехали Джибсоны, потом Маккаллоу, и еще, и еще… Тридцать пять фургонов. Тридцать пять семей, и у каждой своя история. Тридцать пять причин, по которым эти люди покинули дом и рискнули попытать счастья, отправившись в неизвестность.

Глубоко вздохнув, Дэвид произнес быструю молитву, прося Господа дать им благополучно закончить путешествие. Потом поскакал к голове каравана.

– Позволь мне, Такер. Позволь! – Нил умоляюще протянул руки, и его черные глаза возбужденно блеснули.

– Ну… – нерешительно начал Такер.

– Я могу сделать это.

Такер сунул поводья в маленькие, нетерпеливые пальчики. Вряд ли это может повредить. Караван пробыл в пути не больше часа, и фургоны двигались очень медленно.

– Тебе придется показать и мне, как это делается, Такер, – вмешалась Морин, высунув голову из фургона. – Ты можешь понадобиться в другом месте во время путешествия.

– Но это занятие не для тебя, мама.

– Чепуха. Почему ты продолжаешь настаивать на том, что я – ни на что не способное, беспомощное создание?

– В жизни не думал ничего подобного, – улыбнулся Такер.

– Прекрасно.

Морин осторожно пробралась вперед и уселась на козлы:

– А теперь объясни мне и Нилу, что делать с таким количеством животных и упряжи.

Показывая брату и матери, как пропускать поводья между пальцев, Такер не мог не удивляться, как легко Морин приспособилась к новой трудной жизни; гораздо легче, чем можно было ожидать. Она, казалось, забыла, что выгнало их из дома, разбросало семью и погубило все, что было ей так дорого.

Нет, это несправедливо. Морин помнила все беды и потери, но принимала несчастья как волю Божью. Но Такер твердо знал – не Бог отнял у них отца, брата и дом, а промышленники из северных штатов, завидовавшие капиталам южных плантаторов, которые использовали рабский труд. Именно они и жадные политики, хотевшие набить карманы чужим золотом, принесли на их землю войну, и, когда все было кончено, послали своих стервятников пировать на трупах конфедератов.

Такер с ужасом наблюдал за приближением войны, но, хотя был слишком молод, понимал: остановить ее невозможно. Когда Джорджия решила отделиться от Соединенных Штатов, Такер остался на стороне южан, хотя понимал, как непрочна надежда на успех. Он был с генералом Ли в Виргинии, когда настал конец, и вернулся домой, надеясь, что худшее позади. Но многочисленные ловцы удачи, мародеры слетелись на юг, словно саранча, жаждущая докончить то, что начал шермановский марш уничтожения.

Такер не забыл ничего. И не позволит себе забыть. Он намеревался помнить это до конца жизни и сделать все, чтобы ужас, постигший их семью, никогда не повторился. Ни с ним, ни с теми, кого он любил, ни с его страной.

И единственный способ достичь этого – добиться власти. Такер надеялся, что сумеет сделать это на новых территориях в Айдахо. Его кузен, Киген Брениген, был послан в Айдахо Конфедерацией, чтобы попытаться привезти на юг золото, которым можно было бы заплатить за столь необходимые припасы и оружие. Раненный во время попытки напасть на караван с золотом, Киген был оставлен в Айдахо. К тому времени, как он поправился, война кончилась. Киген несколько раз писал Такеру о возможностях, которые могут представиться в столице. Если верить Кигену, когда-нибудь Айдахо станет штатом, таким же, как Орегон.

Такер совсем не был уверен в том, что это скоро произойдет, но мечта кузена о лучшем будущем в Айдахо стала его собственной. Он намеревался принять участие в создании этого нового штата, сделать так, чтобы в Айдахо появились законы, защищающие людей, – бедных фермеров, таких, как Джейк и Дороти Эдамс. И тех, кто, подобно Бренигенам, прожили на этой земле три поколения. Он был намерен также сделать все, чтобы жадные промышленники и алчные политики не получили возможности начать новую войну.

– Так!