— Ладно, и куда же ты планируешь идти, мисс-я-теперь-взрослая-и-могу-делать-что-захочу?

Его снисходительный тон достигает цели, и он снова разбивает моё сердце. Почему он такого низкого мнения обо мне, что думает, будто я никуда не уйду и ничего не сделаю со своей жизнью? Он ни разу не спросил меня о моём будущем. Он никогда не был со мной с тех пор, как мы переехали. Опять же, это только доказывает, что единственный, кто несёт ответственность за меня — это я сама.

— Колледж, папа! Меня приняли в Джульярд. — Тишина заполняет комнату, пока мы смотрим друг на друга.

— Ты поступила в Джульярд? — он кажется таким удивлённым.

— Разве я только что не это сказала?

— Ты собиралась рассказать мне? Я даже не знал, что ты всё ещё преследуешь эту цель.

— А даже если бы ты и знал, то чтобы ты сделал? Я имею в виду, когда бы я рассказала тебе, папа? Ой, погоди, я знаю, за одним из наших семейный ужинов, или за чашечкой кофе перед работой и школой по утрам? Ты здесь не живёшь, не проявляешь ко мне никакого интереса, и тебя не волнует, что происходит в моей жизни. Так что не надо глумиться надо мной по поводу взрослой жизни, когда я так много работала, чтобы убедиться, что у меня есть будущее. Я единственная, кто заботился обо мне. Джульярд всегда был моей мечтой. Почему ты решил, что я от этого откажусь? Кроме того, не похоже, что здесь есть что-то, ради чего мне стоит оставаться. — Между нами повисает тишина, и я вижу сожаление на его лице.

— Мне жаль, Элли. Я просто больше не знал, как делать это. Не знал, как быть тебе отцом без мамы. Она была так хороша во всех этих вещах, а я даже не знал с чего начать. Каждый раз, когда я приходил сюда и видел тебя, казалось, что тебе хорошо без меня. Я никогда не чувствовал, что ты нуждаешься во мне, и технически ты взрослая, поэтому я думал, что тебе будет лучше без меня. Прости. — Одинокая слеза скатывается по моему лицу. Я слышу, что он говорит, но от этого не лучше. Я нуждалась в нём. Даже больше, чем он думает.

— Просто скажи мне одну вещь... почему сюда? Почему ты перевёз нас сюда? — он глубоко вздыхает и поворачивается, чтобы посмотреть в окно, выходящее на пляж. Между нами снова повисает тишина, и я вижу, как ещё больше печали просачивался в черты его лица и позу.

— Я знаю, ты подумаешь, что это глупо, — тихо говорит он, так и не поворачиваясь ко мне лицом. — Когда твоей маме сказали, что рак вернулся, мы сидели в холле онкологического отделения, ожидая, когда нам назначат следующий приём, и она взяла журнал «Южная жизнь». Там была статья о завтраках в постель на острове Анна-Мария, штат Флорида. Полагаю, что владельцы трагически погибли, и их дочь вернулась, чтобы взять управление на себя. И там говорилось о том, как небольшие изменения, произведённые ею, снова превратили его в место отдыха мечты: атмосфера, обстановка, кухня и тихий красивый вид Мексиканского залива.

— Ты говоришь о «Sea Oats»? — есть несколько мест на острове, где завтраки подают прямо в постель, и оттуда открывается самый красивый вид.

— Да. Во всяком случае, твоя мама долго смотрела на фотографии и сказала, что если бы она могла находиться где-то в другом месте, где угодно во всём мире, а не там, где мы были в тот момент, она хотела бы быть здесь. Я пообещал ей, что после того, как всё это закончится, и ей станет лучше, я привезу её сюда. — Он, наконец, смотрит на меня, и его глаза полны слёз. — Полагаю, я думал, что если мы переедем сюда, то откроем этот мир вместе, ты и я, и тогда, быть может, я таким образом сделаю её счастливой, потому что я не нарушил своё обещание.

Я прокручиваю каждое сказанное им слово в голове. Теперь я понимаю, почему он привёз нас сюда, но не понимаю, почему он давным-давно не сказал мне об этом? Тогда всё приобрело бы для меня больше смысла. Я также не понимаю, как он мог думать, что мы познаем этот мир вместе, когда даже не дал нам шанса сделать это. Разве я не рискнула бы? Всё, достаточно.

— Но теперь уже слишком поздно, не так ли? Ты знаешь, где дверь. — Я отворачиваюсь от него и направляюсь к лестнице.

— Элли... пожалуйста, прекрати.

Я больше не могу с ним разговаривать. Мне нужно, чтобы он ушёл. Сколько раз мне придётся разбивать своё сердце?

Поверить не могу, как многое может измениться всего за двадцать четыре часа. Вчера утром, открыв почту и увидев, что я принята, меня охватило такое волнение. Я не могла дождаться, когда расскажу Дрю. Я хотела сказать ему сразу, но потом, после произошедшего днём, я просто забыла. Да мне уже и не хотелось кому-либо рассказывать об этом.

Я сажусь на кровать и слушаю тишину. Слышу папины шаги по лестнице, а затем входная дверь закрывается. Его машина заводится, и я слышу, как он уезжает. Больше тишины. Всё вернулось на круги своя.

Долгое время после смерти мамы я чувствовала себя брошенной, — возможно, именно это чувство испытывает сирота, — и хотя у меня всегда был мой отец, я всё равно ощущала, будто часть меня исчезла. Я месяцами ходила с этой пустотой внутри, которая раньше была наполнена маминой любовью. Пустота — это боль, и она настолько глубоко в моём сердце, что бывают дни, когда я чувствую, что не могу дышать. Боль от потери. Она не проходит. И я не жду другого. Это место в моём сердце принадлежало ей и только ей. Она умерла... и её любовь умерла вместе с ней.

Когда входная дверь закрывается, я вновь ощущаю тяжесть этой потери. Как будто не достаточно плохо, что каждый день мне нужно подниматься с постели и жить своей жизнью без неё, теперь я знаю, что каждый день я должна вставать и жить без него тоже. Я вроде как уже делаю это, но по-прежнему цепляюсь за мысль, что он хочет быть рядом со мной, хотя бы немного. Но, наверное, я неправа. Никто не хочет быть со мной.

Когда я думаю о том, что значит быть сиротой или по-настоящему одинокой, есть одна огромная разница, которая отделяет меня от многих других. Я знаю, что такое идеальная жизнь. Мне не нужно представлять, каково это иметь двух родителей, которые любят тебя. В моей жизни так и было, но теперь нет. Я знаю, что должна быть благодарна за то, что хотя бы какой-то период жизни у меня было всё это, но от этого гораздо больнее. Я чувствую, что тону в себе.

Жизнь так непредсказуема. Двадцать четыре часа назад я думала, что у меня всё отлично. У меня всё ещё был папа, и я наконец-то почувствовала, что принадлежу новой школе, меня приняли в колледж моей мечты, и у меня вроде как был парень. Но теперь остался только колледж мечты.

Я должна быть благодарна за то, что меня приняли в Джульярд, и сказать: «к чёрту всё остальное», но как насчёт любви? Разве я не заслуживаю и её? Менее чем за год три человека, которых я любила, покинули меня.

Я смотрю вверх, когда слышу знакомый стук французских дверей на балконе, и вижу, как через окно влетает голубая стрекоза. Это та же, что была возле входной двери? Она следует за мной? Меня переполняет всплеск гнева.

Почему я когда-то думала, что стрекоза символична? Нет такой вещи, как реинкарнация. Нет такого понятия, как «дары ангелов». Эта стрекоза не была послана сюда, чтобы присматривать за мной, и она, конечно же, не моя мама. Ничего подобного не существует! Это всего лишь насекомое.

Я хватаю ближайший ко мне журнал и распахиваю двери. Я вижу стрекозу, парящую на среднем уровне, и, даже не задумываясь, скатываю журнал и замахиваюсь для удара.

Журнал попадает по стрекозе, и звук бумаги, когда он ударяется о её красивое тельце, оглушает меня. Молниеносная пронизывающая боль вырывается из моего сердце и груди. Что я наделала? Я, словно в замедленном действии, наблюдаю, как стрекоза падает вниз. Она тихо приземляется на пол, одно её крылышко опущено вниз, а другое устремлено в воздух. Она не двигается, и я не в силах пошевелиться тоже.

Мой гнев мгновенно отступает, в то время как накатывает паника. Зрение размывается, когда возвращаются слёзы, и я шепчу: «что я наделала?»

Замечаю серое небо, волны бушующего моря, разбивающиеся о берег, и ощущаю, что температура снаружи упала. Делаю шаг навстречу стрекозе в тот момент, когда порыв ветра подхватывает её, кружа по балкону.

— Нет! — ныряю в угол, чтобы поймать её, прежде чем она проскользнет между деревянными рейками и упадёт на землю. Кожа на коленях сдирается, но я не чувствую боли. Всё, что я чувствую, это как моё сердце разрывается ещё больше. Я не думала, что можно испытать ещё больше боли, но теперь осознаю, что это возможно.

— Мне так жаль. Я не хотела... — Из меня льются рыдания, и я открываю руки, чтобы посмотреть на стрекозу. Она неподвижно лежит на моих ладонях, и я знаю, что убила её. Меня переполняет раскаяние и потеря.

Я поднимаю её, прижимаю к груди и наклоняюсь вперёд, пытаясь защитить. Слёзы продолжают литься из моих глаз, а грудь болит так сильно, что я не могу дышать. Поднявшийся ветер кружит вокруг меня, но я его почти не чувствую. Важно лишь то, что я держу в руках эту прекрасную стрекозу.

Я знаю, что на самом деле это было всего лишь насекомое, но оно было прекрасным. В течение нескольких месяцев они прилетали ко мне. Я всегда чувствовала, что они мои, что они посланы мне, и я любила их.

Над головой раздаются раскаты грома, и холодный дождь смешивается с пронизывающим ветром. Я чувствую, как он падает на меня. Проходит какое-то время. Возможно секунды, минуты или же часы — я не знаю, и мне всё равно. Весь свет, который, как мне казалось, я нашла, исчезает, и всё, что я вижу — это тьма.

Я сдаюсь. Я официально разбита.

Если бы капли дождя могли смыть меня, я бы позволила им.

Дрю

Я слышал почти всё, что было сказано на встрече, и, глядя на Лейлу, знаю, что и она тоже. Я уверен, что за последние пару месяцев она могла что-то подозревать между нами, но по большей части, мы просто притворялись друзьями.

— Шесть месяцев значит? — я слышу и чувствую исходящее от неё осуждение.