— Да, мэм. Я слышала про них на кухне.

— А где именно их видели? — поинтересовалась Виктория.

В эту минуту дверь из соседней спальни распахнулась, и Лукас вошел в комнату. Виктория с облегчением отметила, что на сей раз он полностью одет. Но больше ее обрадовало, что больная нога, по всей видимости, его совсем не беспокоила.

— Доброе утро, милорд. — Нэн сделала книксен и вновь принялась расчесывать короткие локоны Виктории, укладывая их в живописном беспорядке — по последнему слову моды.

— Доброе утро, — весело ответил Лукас. Его глаза встретились в зеркале с глазами Виктории, и он безмятежно улыбнулся ей. — Продолжай, Нэн. Так где же видели призраков?

Глаза Нэн засияли.

— Они ехали там, по дорожке, в полночь. Можете себе вообразить? Станут приличные привидения разъезжать по ночам верхом на лошади, я вас спрашиваю? А некоторые тут говорят, будто видели их своими глазами.

— Я склонен согласиться с вами, — с самым серьезным видом заявил Лукас, по-прежнему глядя на Викторию в зеркало. Она заметила в его глазах озорной блеск. — Уважающие себя призраки не станут разъезжать по ночам. А кто их видел?

— Тут я не совсем уверена, милорд. Мне рассказала судомойка, а она слышала от мальчика, который пришел сегодня утром наниматься на работу в конюшню, а уж откуда он слышал, я не знаю, — ответила Нэн.

— Должно быть, он сам выдумал эту историю с начала до конца, — произнесла Виктория. — Спасибо, Нэн, достаточно.

— Да, миледи. — Нэн снова присела и вышла из комнаты.

Лукас усмехнулся:

— Ставлю десять к одному, Билли здорово переиначил события прошедшей ночи, — Да уж, наверное, — засмеялась Виктория. — Замечательный получился розыгрыш, правда, Лукас?

— Боюсь, тебе будет не до смеха, когда кто-нибудь наконец догадается, что привидения — всего-навсего живой граф Стоунвейл и его озорная графиня. Впрочем, когда появится проблема, тогда и будем ею заниматься. Ты готова к завтраку?

— Да. Признаться, у меня сегодня просто необыкновенный аппетит.

— Интересно, с чего бы это, — пробормотал Лукас, открывая дверь перед своей графиней.

Виктория подхватила мужа под руку:

— Физические упражнения всегда способствуют хорошему аппетиту, милорд. Какие у вас планы на сегодня?

— Мне надо встретиться с викарием, обсудить кое-какие идеи насчет новой системы орошения. А у тебя, дорогая?

Виктория горестно усмехнулась:

— Наверное, мне придется провести утро, изучая предложения известных ростовщиков: надо же мне знать, под какие проценты я смогу одолжить деньги, когда ты оставишь мне только жалкое месячное содержание.

— Не расходуйте силы понапрасну, миледи. Ведь позволить тебе отправиться к ростовщикам для меня все равно что отказаться от нашего сражения и в знак поражения выкинуть белый флаг.

— Какой любопытный образ, Лукас! Иногда мне кажется, что ты совершенно не способен признать свое поражение — ни в чем.

— Ты постепенно привыкаешь ко мне, Викки.

К концу завтрака прибыла почта. На одном из трех писем Виктория узнала печатку своей тети, второе было, несомненно, от Аннабеллы Линдвуд. Виктория вскрыла послание подруги:


«Викки, дорогая!

Какой переполох ты у нас вызвала! Все только и говорят о Величайшем Романе сезона. Дочь леди Хестерли даже предложила Байрону написать стихи в честь знаменательного события. Каролина Лэм при этом сообщении, конечно же, пришла в ярость: как известно, она никому не позволит превзойти ее в романтичности. Как бы то ни было, разговоры о твоем браке потеснили все остальные сплетни. Скорее возвращайся к нам, Викки. Тебя примут, словно сказочную богиню любви, сошедшую со страниц классического романа. И потом, без тебя в городе так скучно. Единственный интересный момент был, когда я наконец уговорила Берти наотрез отказаться от предложения виконта Бартона. Теперь он впал в уныние (конечно же, лорд Бартон, а не Берти), но вот-вот смирится со своей судьбой и вновь примется за поиски достойной невесты.

Любящая тебя Аннабелла».


— Вот с беднягой Бартоном и покончено, — пробормотал Лукас, — леди разделались с ним.

— Покончено, — торжествующе подхватила Виктория. Она вскрыла письмо от тети, быстро пробежала его и горестно вскрикнула:

— Боже мой, вот беда!

Лукас оторвался от газеты, доставленной вместе с письмами:

— Что случилось?

— Все пропало! Какой ужас… Это катастрофа.

Лукас сложил газету и оставил ее возле своей тарелки.

— Что-то стряслось с твоей тетей? Ее сразила болезнь?

— Нет, нет, ничего подобного. Беда случилась с нами. Боже мой, Лукас, что же делать? Как нам выпутаться из этого кошмарного положения? Нет, я не переживу.

— Наверное, я сумел бы тебе помочь, если бы ты в нескольких словах объяснила, что это за кошмарное и ужасное несчастье.

Виктория в отчаянии подняла глаза к небу:

— Ничего смешного нет, Лукас! Тетя пишет, что Джессика Атертон нанесла ей визит и сказала, что было бы правильно, если бы мы с тобой показались в Лондоне до конца сезона. Леди Атертон была так добра, что предложила оказать нам честь и первой принять нас.

Лукас с минуту размышлял, потом пожал плечами.

— Пожалуй, она права. Неплохая мысль. Таким образом наш брак окончательно превратится в романтическую историю.

— Лукас, да ты меня слушаешь?! — возмутилась Виктория. — Это Джессика! Джессика Атертон желает принять нас!

— Чего же лучше? Нам известно, какое положение она занимает в обществе.

Виктория рассердилась:

— Ты с ума сошел? Ты думаешь, я позволю, чтобы Джессика Атертон снова принялась улаживать наши дела? Да ни за что на свете. Я не хочу еще раз оказаться чем-то обязанной ей.

Ответом было молчание.

— Еще раз? — отозвался наконец Лукас. — Уж не хочешь ли ты сказать, что уже обязана ей — за то, что она познакомила нас и способствовала нашему браку?

— Не смей дразнить меня, Лукас. Я не в том настроении. Все слишком ужасно. Что же я скажу тете Клео? Как нам выпутаться?

— На мой взгляд, — произнес он, поднимаясь из-за стола, — нам не следует выпутываться. Твоя тетя совершенно права. По-моему, прекрасный ход — появиться в свете до конца сезона на приеме у безупречней леди Атертон. После этого никто в обществе не посмеет сплетничать о нас.

Виктория не верила своим ушам.

— Ни за что. Я отказываюсь наотрез. Тут уж ни ты, ни тетя не заставите меня передумать. Хватит с меня Джессики и ее великодушных самоотверженных услуг. Не пожалею, если никогда больше не увижу эту женщину. Я не собираюсь ехать в Лондон, чтобы попасть на ее прием в нашу честь. Не может быть и речи.

Лукас подошел к ней и, склонившись, поцеловал ее разметавшиеся локоны:

— Дорогая, ты преувеличиваешь. Мне кажется, предложение Джессики вполне уместно и разумно.

— Я в жизни не слышала более неразумного предложения.

— Мы обсудим все потом, когда ты немного успокоишься. К сожалению, мне надо идти. Скоро зайдет наш викарий.

— Тебе не удастся меня убедить, Лукас. Так и знай.

Виктория сердито смотрела ему вслед, когда он выходил из столовой, а потом, немного поостыв, взялась за третье, последнее, письмо. Она с любопытством оглядела конверт: почерк и печать были ей незнакомы.

Тогда она быстро вскрыла его. Из конверта выпали брошюрка, вырезка из газеты и короткая записка без подписи:


«Мадам, учитывая ваш интерес к научным изысканиям, смею надеяться, что вас заинтересует присланный материал. Похоже, мертвецы иной раз возвращаются к жизни».


В конце записки красовалась все та же таинственная буква «У».

Чувствуя, как ее охватывает страх, Виктория заглянула в брошюру и прочла заголовок: «О некоторых любопытных явлениях в области применения электричества для оживления трупов».

В газетной статье подробно рассказывалось о разоренной могиле, в которой обнаружили пустой гроб. Предполагалось, что тело похитили кладбищенские воры, поставляющие трупы хирургам, однако ходили слухи, что мертвеца пытались оживить с помощью электричества. Власти начали расследование.

Впервые в жизни Виктория почувствовала, что вот-вот упадет в обморок. Она кивнула лакею, чтобы тот налил ей еще кофе, и тупо смотрела, как медленно-медленно льется в чашку горячая темная жидкость.

Очень осторожно дрожащими пальцами Виктория приподняла хрупкую фарфоровую чашечку и одним глотком отпила половину ее содержимого. Головокружение прекратилось.

Посидев еще немного, Виктория решила, что в состоянии ходить. Она взяла страшное письмо и поднялась к себе в комнату.

Лукас, направляясь в библиотеку, с удовлетворением отметил, как прекрасно отделан холл. Он чувствовал себя вполне счастливым.

Стоунвейл очень изменился с тех пор, как он унаследовал имение. Деревянные панели были заново покрыты лаком и блестели, старые гобелены починили или сменили на новые, ковры почистили — и вновь стал заметен их тонкий старинный узор, отмытые окна отражали утреннее солнышко.

Дом был заполнен слугами, жизнь наладилась. Лакеи с гордостью облачились в новенькие ливреи, к обеду подавали изысканные, искусно приготовленные блюда.

В окно библиотеки Лукас мог наблюдать, как под руководством Виктории разрастается его сад. Скоро достроят для нее небольшую оранжерею. Тетя уже выслала из Лондона саженцы и семена экзотических растений.

Лукас понимал, что все новшества в доме и в саду были результатом заинтересованных усилий Виктории. Деньги сами по себе не совершили бы такого чуда, не превратили бы Стоунвейл в настоящий дом. Для этого требовалась женская рука.

«Она дала мне нечто гораздо более ценное, чем деньги», — признал Лукас. Виктория вручила ему самое себя, ум, великодушие и щедрость, радостную энергию. Ее обожали все слуги; деревенские жители ликовали, когда она заходила в их лавочки. Не прошло незамеченным и то, что она всегда без малейшего промедления оплачивала счета торговцев. В деревню начали привозить новые товары.