Однако с того момента как Виктория возвратилась из деревни, все начало меняться на глазах. Лукас понял, как он жаждет любого, пусть самого малого глотка мирной семейной жизни. Виктория наливала ему чай, золотистая капелька меда упала в его чашку. Поистине, первая капля меда с тех пор, как брачный обет навеки связал их.

— Итак, о Янтарной леди, милорд, — холодно произнесла Виктория, подавая Лукасу чашку и блюдце. — Я хотела бы узнать все подробности сейчас, если вы не против.

— Честно говоря, я не очень хорошо знаю эту легенду. — Лукас помешивал ложечкой чай, стараясь растянуть вечернюю беседу. В последнее время Виктория имела привычку укладываться спать с наступлением темноты. — Дядя кое-что рассказал мне перед смертью. Легенда имеет отношение к тому кулону, что он передал мне. — Лукас нахмурился, он уже пожалел, что упомянул о цепочке с янтарем, которую Виктория все еще носила на шее. Она, кажется, и не замечала, что это украшение остается на ней и днем и ночью. — Я просил его рассказать всю историю, но мой дядя был человек раздражительный и злобный, к тому же, когда я явился к нему, он уже ждал смерти и был вовсе не распо-ложен удовлетворять мои капризы или чьи-либо еще.

— Что же он рассказал вам?

— Он сказал только, что это украшение передается в семье уже несколько поколений. По всей видимости, оно принадлежало первому хозяину Стоунвейла. Дядя сказал, что подробнее я могу все узнать в деревне. Я спрашивал миссис Снит. Как ты знаешь, только она одна и оставалась во всем доме, когда старый негодяй умер. Всех остальных слуг он прогнал.

— Продолжайте. О чем же поведала вам миссис Снит?

Лукас посмотрел на нее и увидел, что глаза Виктории сверкают живым интересом.

— Ты уже знакома с миссис Снит и могла бы заметить, что она не из болтливых. Она сказала, что в деревне сохранилась сказка, ее до сих пор рассказывают детям, — о первом лорде Стоунвейле и его жене. Лорда Стоунвейла прозвали Янтарным рыцарем из-за тех цветов, которые он выбрал для своих воинских доспехов.

— Значит, он тоже был воином, — пробормотала Виктория, устремив взор на огонь в камине.

— Как большинство людей, которые сумели заслужить имение, подобное Стоунвейлу, — суховато заметил Лукас.

— А его жену прозвали Янтарной леди?

Лукас кивнул:

— Если верить легенде, Янтарный лорд и Янтарная леди очень любили друг друга и были преданны этой земле и ее людям. При их жизни Стоунвейл расцвел. Их преемниками были еще несколько счастливых супружеских пар, местность становилась все богаче, и люди начали говорить, что благополучие имения и окрестностей зависит от счастья хозяев большого дома.

Виктория нахмурилась:

— Слишком рискованно, когда жизнь стольких людей зависит почти что от случайности.

— Это же просто суеверие, Викки.

— Знаю, но все-таки…

Лукас поспешно перебил ее:

— По словам миссис Снит, в деревне решили, что графы Стоунвейлы должны жениться по любви, иначе земли опять придут в упадок. Учитывая богатство графского рода, для всех его представителей не составляло труда жениться по любви, а не ради денег.

— Конечно. Полагаю, вплоть до нынешнего поколения им не приходилось заключать брак «из практических соображений»?

Лукас торопливо рассказывал, надеясь избежать зыбучих песков, поджидавших его в этой стороне.

— Три поколения назад граф Стоунвейл полюбил молодую девушку, которая, как оказалось, уже отдала свое сердце другому. — Лукас замялся. — И не только сердце, но, как говорят, и все остальное. Ее родные заставили ее вступить в брак, хотя она уже носила под сердцем дитя своего возлюбленного — младшего, а значит, нищего сына дворянской семьи, который уехал в Америку, когда она стала невестой графа Стоунвейла.

— Бедная девочка. Как это печально, что ее разлучили с любимым и вынудили выйти замуж за другого. Но разумеется, ее родные не могли упустить шанс сделать ее графиней, — горестно пробормотала Виктория.

— Да уж, конечно, — согласился Лукас, — но, хотя ты с такой готовностью сочувствуешь этой девочке, наверное, следует пожалеть и моего прадеда, который связал себя с женщиной, не сохранившей девственность до брачной ночи.

Глаза Виктории превратились в две ледышки.

— Вот как? Я, знаете ли, вступая в брак, тоже не была уже девственницей, или вы забыли?

— Это не одно и то же, ведь я был единственным твоим мужчиной до нашей свадьбы. Кроме того, брачной ночи у нас еще не было, так что и говорить пока особо не о чем.

— Знаешь, Лукас, я не понимаю, почему ты, или твой предок, или любой другой мужчина имеет право требовать, чтобы его невеста непременно была девственницей. Сами-то вы не считаете себя обязанными хранить целомудрие до брачной ночи.

— По крайней мере это обеспечивает законность наших детей.

Виктория пожала плечами:

— Тетя Клео говорила мне, что столько же веков, сколько мужчины требуют от нас целомудрия, женщины умели подделывать девственность. И потом, даже если быть уверенным, что в брачную ночь жена была девственницей, это не гарантирует, что она не родит тебе от лакея, верно?

— Виктория!

— Нет, милорд, мне кажется, единственная возможность рассчитывать на законность своих детей — по-настоящему доверять своей жене и полагаться на ее слово: раз уж она говорит тебе, что дети твои, — значит, так оно и есть.

— Я полагаюсь на тебя, Виктория, — тихо ответил Лукас.

— Ладно, как ты уже сказал, — что касается нас, и говорить-то пока особо не о чем.

— Не совсем так, — пробормотал он. — Может быть, ты позволишь мне закончить мою легенду, Виктория?

Она снова занялась чайником.

— Да, пожалуйста. Заканчивайте свою легенду, милорд.

Лукас отхлебнул чаю, пытаясь понять, каким это — черт возьми! — образом разговор принял такой оборот.

— У графа возникли подозрения, но доказательств не было, а он был очень влюблен в свою молодую жену и потому предпочел верить тому, чему хотел верить. Это помогало до тех пор, пока не родился ребенок — мертвый. Графиня с горя почти лишилась рассудка. Она призналась во всем, обвинила в своем несчастье графа, ведь это из-за него она не смогла выйти замуж за возлюбленного, и объявила, что ей остается только умереть. И вскоре привела угрозу в исполнение.

Глаза Виктории взметнулись к лицу Лукаса, в их янтаре мерцало ужасное подозрение.

— Отчего?

— Не надо смотреть на меня такими глазами. Он не был виновен в ее смерти. Просто она так и не оправилась после рождения ребенка. Миссис Снит говорит, согласно легенде, она пожелала умереть, и лихорадка великодушно пришла ей на помощь.

— Какая печальная история. Что же потом сделал граф?

— Он стал злобным и подозрительным человеком, ненавистником женщин. Семья требовала рождения наследника, и потому со временем он вступил в новый брак, на сей раз не по любви. Это был чисто деловой союз, и ни он сам, ни его супруга не были счастливы в браке. На самом деле после рождения наследника граф и его супруга очень мало времени проводили вместе и совершенно не появлялись в Стоунвейле.

— И тогда земли начали приходить в упадок?

Лукас кивнул:

— Да, так оно и было — об этом говорится не только в сказке, но и в старых записях. Сегодня я изучал любопытства ради старые журналы и могу подтвердить, что постепенное запустение Стоунвейла началось с того рокового брака, три поколения назад.

— Правда?

— Истинная правда. Следующий граф, отец моего дяди, слыл человеком злым и равнодушным, хуже того, он был распутником и азартным, но слабым игроком. Первым из Стоунвейлов он отдавал все свое время игорным домам и совсем не уделял внимания имению. Со временем и он вступил в брак, отнюдь не по любви. С тех пор как родился мой дядя, его отец и мать не жили вместе.

— А земля приходила в запустение. Ничего удивительного, раз сю никто не занимался. А что произошло с твоим дядей?

— Мейтлэнд Колбрук не потрудился вступить в брак ни ради сохранения титула, ни ради чего другого, не говоря уже о любви. Он пустился во все тяжкие, проматывая остатки состояния. Он высосал всю кровь из имения, и конец жизни ему пришлось провести в деревне, проклиная свою злосчастную судьбу.

— Значит, вот как в деревне объясняют свою нынешнюю нищету. — Виктория не отрывала задумчивого взгляда от огня. — Занятно.

Лукас видел только ее нежный профиль и гадал, как она поступит, если он притянет ее сейчас к себе на колени и поцелует. Растает ли она в его объятиях, как раньше, или вцепится ногтями ему в глаза и изрежет его на куски своим острым как бритва язычком? Ясно одно: когда ему удастся наконец заключить Викторию в свои объятия, это будет настоящим рискованным приключением для них обоих.

— Самое интересное во всей истории то, что девочка Хокинсов назвала тебя Янтарной леди, — негромко продолжал Лукас.

— Что тут удивительного? Она, как и все, слышала эту сказку, и когда увидела меня в желтом платье, решила, что я вышла из легенды.

Лукас следил за тем, как свет очага играет янтарными и золотистыми оттенками в темных волосах Виктории.

— А я думаю, она не ошиблась. В тебе есть что-то янтарное. Твои глаза, твои волосы, твой любимый цвет.

Виктория обратила к нему взгляд:

— Бога ради, Лукас, я не желаю выслушивать подобную чушь.

Он протянул ей чашку, надеясь получить еще чаю:

— Ничего удивительного, что девочка приняла тебя за Янтарную леди. Я еще не закончил свой рассказ.

Виктория утомленно посмотрела на него, наполняя чашку чаем:

— Как же он заканчивается?

— Говорят, что однажды в большой дом возвратятся Янтарный рыцарь и его леди и их любовь вновь оживит земли Стоунвейла.

— Прелестная концовка, — уничтожающе фыркнула Виктория, — однако, если благополучие этой земли зависит от любви между здешним лордом и его женой, придется всем местным жителям подождать следующего поколения. Последний граф Стоунвейл, насколько мне известно, женился не по любви, а ради денег.