Она вовремя обернулась и поймала его, когда он бросился к ней.

– Мама! – Он обвил руками ее талию и запрокинул голову. – Мы видели тюленей! И много чаек!

Изабель улыбнулась и взъерошила ему волосы.

– Ты, наверное, задавал много вопросов?

– Бесконечно много, – следом за Дунканом вошел Ройд; в голосе слышалось страдание, но его лицо сияло.

Им накрыли большой стол; Изабель сидела на одном конце, Дункан занял место лицом к Ройду, который устроился в своем любимом кресле. Она с улыбкой смотрела, как Беллами нарезает тонкими ломтиками солонину, и гадала, какой станет их жизнь.

Дункан без лишних слов набросился на еду – он сейчас все время хотел есть. Ройд тоже ел и исподтишка наблюдал за сыном. Изабель то и дело поглядывала на них обоих. Интересно, как они поладили? Тяжело ли приходится Ройду? Пришлось признаться самой себе: она бросила его, как щенка в воду, заставив самого разбираться с сыном. Правда, Ройд всегда был превосходным пловцом.

Утолив первый голод, Дункан развернулся к Ройду и принялся расспрашивать его о различных морских узлах. Ройд отвечал без труда. Изабель упорно смотрела в тарелку. Наконец Дункан повернулся к ней. Она почувствовала на себе взгляд его темно-карих глаз, подняла голову и впервые не сумела угадать, о чем он думает. Потом мальчик повернулся к Ройду:

– Ты говоришь, что женат на маме. И как же меня зовут? Как мои полные имя и фамилия?

Ройд покосился на Изабель. Та опустила глаза.

– А как тебя звали до сих пор? – поинтересовался Ройд.

– Дункан Кармоди.

Ройд кивнул, как будто ничего другого не ожидал.

– Твое полное имя – Дункан Кармоди Кармайкл Фробишер, – заявил он и перевел взгляд на Изабель.

Когда Дункан тоже повернулся к ней, она заставила себя кивнуть:

– Да. Совершенно верно. Это твое полное имя.

Дункан повторил четыре слова и широко улыбнулся:

– Отлично!

Он закончил есть, положил вилку и нож и потянулся к яблоку.

– Можно мне вернуться наверх, на палубу?

– Допивай молоко, и пойдем.

Дункан взял стакан, осушил его и промокнул салфеткой молочные «усы».

– Я готов!

Изабель встала, взяла журнал, намереваясь вернуться на носовую скамью, и вслед за Дунканом вышла из каюты; Ройд последовал за ними. Препоручив Дункана заботам боцмана Джолли, который взялся научить мальчика вязать морские узлы, Ройд отправился на нос.

– Итак? – Усевшись у ног Изабель, он положил руки на колени и сцепил пальцы. Он не сомневался, что у нее будут вопросы.

– Задание, на которое тебя послали после нашей помолвки… Вначале ты думал, что задержишься всего на месяц или около того. Почему оно заняло столько времени?

Ройд сделал глубокий вдох и приступил к рассказу:

– Вначале я должен был проникнуть ко двору алжирского дея и убедиться в том, что он захватывает в плен европейцев и продает их в рабство. Мне удалось войти в число приближенных дея, заслужить его доверие. Однако, узнав, что творится за стенами дворца, я понял, что не могу оставить этих людей в беде. – Помолчав, Ройд добавил: – Я уже не мог отступать.

Изабель читала его записи; теперь она знала больше.

– Почему же ты не отправил мне письмо? Ведь у тебя была возможность послать мне весточку!

Ройд хмыкнул. Она права. И все-таки…

– Как только я понял, что застрял надолго, мне захотелось написать тебе. Хотелось, чтобы ты знала, что я задерживаюсь не по своей воле и ничего не могу поделать. Но к тому времени кольцо блокады сомкнулось. Порт окружили французы. Я не мог покинуть город – к тому времени я даже не мог свободно выходить из дворца. Если бы французы перехватили письмо, они сообщили бы дею, кого именно он приблизил к себе.

– Понимаю. Риск был слишком велик.

Ройд посмотрел на свои сцепленные руки.

– Моя жизнь, жизнь моего экипажа и трех с лишним тысяч пленников – все висело на волоске. – Он не преувеличивал. – В конце концов мне пришлось оставить всякую мысль о том, чтобы связаться с тобой.

Тогда он верил, что она так его любит, что не станет сердиться за долгое молчание. Вспоминая прошлое, он понял, что сильно просчитался, но даже сейчас не мог себе представить, чтобы тогда можно было поступить иначе, чем он сделал.

– В конце августа британцы начали обстрел Алжира. Дей капитулировал и согласился освободить рабов-европейцев. Дело затянулось до марта следующего года. Только когда все было сделано, я смог подняться на борт «Корсара» и отплыть домой.

Победа оказалась горькой.

Оба молчали. Нос то поднимался, то опускался; вода шептала, омывая борта корабля, пока нос взрезал волны.

– Теперь, когда я думаю о том, что случилось… – наконец произнесла Изабель, – я понимаю, в тех условиях это было неизбежно. И никто не виноват.

Несколько дней назад он бы с ней не согласился, но, услышав ее версию событий…

– Но ты даже не попытался объясниться! – внезапно с горечью и упреком проговорила Изабель. – После того как я прогнала тебя, ты ушел и не вернулся!

– Не совсем… – Ройд повернулся и, нахмурившись, посмотрел ей в лицо. – Я дважды пытался повидаться с тобой – именно для того, чтобы объясниться.

– Когда? – нахмурилась она.

– В первый раз – через два дня. У меня ушло столько времени на то, чтобы… убедить себя, что нам с тобой нужно поговорить. – Он посмотрел вперед. – Что нужно, чтобы ты поняла… – Он не сразу продолжал: – Дверь открыла одна из твоих тетушек. Она недвусмысленно заявила, что ты не желаешь меня видеть.

Холодок сковал ее сердце.

– Я не знала, что ты приходил, – тихо ответила Изабель.

Ройд посмотрел на свои сцепленные руки.

– Я думал, может быть, ты еще злишься на меня, и снова пришел через неделю. Еще одна твоя родственница влепила мне пощечину и велела убираться.

Изабель посмотрела на Дункана – тот сидел по-турецки рядом с Джолли и деловито завязывал узел.

– Они старались защитить меня – они знали о Дункане.

Ройда передернуло. Пальцы, крепко стиснутые, вдруг разжались. Тихим, страдальческим голосом он произнес:

– Я долго был главным винтиком в долгом и трудном задании – я спас три тысячи жизней, ушел сам и увел свой экипаж; благодаря мне никто не пострадал. Все считали меня героем, а ты… ты ничего не желала знать.

Ройд тяжело вздохнул.

Не сводя взгляда с его профиля, она молчала, хотя дыхание ее участилось…

– Мне было так больно, чертовски больно! Нет, хуже – как будто у меня там открытая рана, глубже которой я не получал. – Голос у него сел, он говорил хрипло. – Ты была единственной, кого я впустил в свою душу, – только ты могла так больно меня ранить. И ты это сделала.

Их окружали звуки моря – шум ветра, волн, парусов и крики чаек; оба молчали, вспоминая пережитую боль.

Ройд глубоко вздохнул и поднял голову:

– Ну да, я ушел от тебя. От тебя и… от нас. От всего, чем мы были друг для друга. – Более ровным тоном он продолжал: – Иначе я не мог бы жить дальше.

Сердце Изабель замерло – перед нею был прежний Ройд; она всегда остро чувствовала смену его настроения, его эмоций. Она могла бы сказать, что у него на душе, даже не видя его.

– Тогда, – продолжал он, снова опустив глаза, – я пришел к выводу: пока меня не было, пока я исполнял свой долг во имя короля и страны, ты разлюбила меня. Ты передумала. – Он пожал плечами. – А что еще я мог подумать?

Изабель ощутила всю силу его боли. У нее снова закружилась голова.

Ройд обернулся и посмотрел на нее:

– Ты тоже не стала бороться за нас.

– Я не знала, что есть «мы», за кого стоит бороться, – прошептала она, со слезами в голосе.

Ройд пристально смотрел в ее темно-карие глаза; она всегда была его якорем, его тихой гаванью при любом шторме. Но сейчас шторм бушевал между ними, они сами его создали… И вот они как будто очутились в мертвой точке: прошлое осталось позади, но оба пока не совсем понимали, что ждет их в будущем. И возможно ли для них общее будущее.

«Твое будущее зависит от тебя», – вспомнил Ройд слова отца. Ах, как он был прав!

– Теперь мы оба знаем, что произошло восемь лет назад. И как по-твоему, стоит за нас бороться?

Самый важный вопрос.

Изабель вздохнула и просто ответила:

– Не знаю, но… возможно. – Она посмотрела поверх его плеча на палубу: – Кроме того, у нас есть Дункан.

Он проследил за ее взглядом – их сын увлеченно вязал морские узлы.

– Кстати, – ответил он после паузы, – поскольку у нас есть Дункан, предлагаю считать «возможность» тем, что нам с тобой нужно исследовать.

Изабель кивнула:

– Чтобы что-то подтвердить или, наоборот, навсегда вычеркнуть из своей жизни… нельзя продолжать, не зная… что может быть.

Остаток дня Ройд провел с Уильямом Келли; они склонились над картами, вычисляя кратчайший маршрут из Саутгемптона во Фритаун. Он не пытался утвердиться на занятой позиции с Изабель – фактически женой – и сыном, пока они не приступили к ужину, который им снова подали в капитанскую каюту. После того как Дункан расправился с основным блюдом, Беллами подал бланманже.

Видя, как загорелись радостью глаза мальчика, Ройд невольно улыбнулся. Дункан набросился на угощение. Довольный Беллами удалился.

Насытившись, Дункан повернулся к Ройду и задал очередной вопрос; удовлетворив свое любопытство в связи с морскими узлами, он перешел к парусам.

Ройд перечислил все паруса, которые имелись на «Корсаре»; он объяснил, когда какие паруса поднимают и какие погодные условия ограничивают их использование.

Говоря, он все время остро ощущал присутствие Изабель. Восстановить отношения с нею гораздо сложнее, чем завоевать доверие Дункана. Правда, он подозревал, что в глубине души Изабель испытывает к нему прежние чувства, только не показывает виду. По его мнению, у него имелись все основания надеяться, что, несмотря на внешнюю холодность, она по-прежнему его любит.

И как же он сам ее любит!