Стефани Лоуренс - Капитан «Корсара»

Изабель услышала и то, чего он не сказал; она почувствовала в нем напряжение, напряжение во всем теле и в обнимающих ее руках.

Она высвободила руки из рукавов и повернулась к нему лицом, не высвобождаясь из объятий. Она пытливо смотрела на него и видела то, что он позволял ей увидеть в сгущающихся сумерках.

– Мы не должны… и не можем… ограничивать себя, не можем отворачиваться и не делать того, что нужно, если это необходимо. Мы всегда будем такими. Но теперь, когда мы оба это понимаем, – она склонила голову, по-прежнему не сводя с него взгляда, – может быть, у нас все получится лучше. По крайней мере, с опытом сложные периоды будут не такими… удручающими.

Ройд несколько секунд пытливо смотрел ей в лицо:

– Хочешь сказать, что нам нужно к этому привыкнуть?

Когда она кивнула, он вздохнул:

– Я давно знаю: в этом ты лучше меня.

Изабель рассмеялась и, привстав на цыпочки, коснулась губами его губ.

Ройд послушно склонил голову, но, прежде чем оба закрыли глаза, он прошептал:

– Только ради моего спокойствия сознайся – ты не просто соглашаешься, но и сама очень хочешь снова сыграть роль приманки.

Обхватив ладонями его лицо, она подняла на него глаза:

– Да, хочу. Ради пленников, которых мы освободили, и ради тех, которых мы не освободили. Ради всех, кто нам помогал, ради Кейт… да, я хочу этого и ради нас с тобой. Завтра мы в последний раз испытаем судьбу – нам нужно позволить ветру наполнить наши паруса и посмотреть, куда он нас унесет.

Ройд вздохнул и едва заметно кивнул.

Изабель улыбнулась и поцеловала его. Крепко сжимая его лицо ладонями, она прижалась к нему губами и поцеловала со всей страстью и решимостью, на которые была способна.

Хватит слов; пора переходить к делу.

Одежда была сброшена, они хватали друг друга руками, ласкали ладонями, губы делались горячими и влажными.

Наконец они добрались до постели – и она победила, поставив ему подножку и толкнув на спину на одеяло, а затем поспешно забравшись сверху и оседлав его…

Однако оказалось, что он украдкой заводит ее. Что он с самого начала хотел, чтобы она заняла такую позу, чтобы он видел ее и его руки могли обследовать каждый сантиметр ее кожи – ласкать, мучить, дразнить. Обладать.

Изабель попыталась воспользоваться своим превосходством, по крайней мере, ответить ему тем же, но Ройд слишком хорошо ее знал; вскоре она могла лишь тяжело дышать, изнемогая от острого, мучительного желания – до такого состояния, что у нее из головы улетучились все мысли, а чувства скрутились в клубок, только кровь пульсировала в венах.

Всепоглощающее желание охватило ее, и она едва не зарыдала от нетерпения.

Источник облегчения у нее был только один.

Она встала и одним быстрым движением ввела его в себя – и ее мир сузился до этих пределов. До них, физически слившихся в одно целое и связанных всеми другими способами; оба лежали обнаженные на тонких простынях.

Они поглощали друг друга; Изабель отказывалась позволить ему отпрянуть и наблюдать; она требовала, чтобы он отправился в это путешествие вместе с ней. В этом она уже научилась настаивать на своем – как греховно покачиваться и напрягаться, замедлять и удерживать – и подчиняться.

Наконец Ройд сдался, и они поскакали вместе, поглощенные, захваченные, погруженные в ощущения, в ритмичное, волнообразное скольжение ее тела, которое нанизывалось и обволакивало его; время от времени они замедляли бег, чувствуя себя беспомощными перед волной мучительного наслаждения, они прижимались друг к другу и замирали, наслаждаясь… а потом снова начинали учащенно дышать и спешили дальше.

Вверх, еще выше. Напряжение было все сильнее, пока они не перешли на стремительный гибкий бег, задыхаясь. Оба горели, их пылающие тела слились воедино в этой отчаянной скачке, стремлении к пику, к завершению того, что манило их, но пока не давалось.

Пружина разжалась, и они воспарили – высоко, еще выше – в костер их внутреннего солнца, сверхновую звезду их чувств.

Экстаз окутал их, и они задохнулись. Оба выгибались и напрягались, в отчаянии льнули друг к другу.

Нахлынула огромная волна, накрыла их с головой, прошла через них. Наполнила их, отпустила, освободила.

Они услышали, как бьются их сердца, как радостно наполняются кровью вены. С радостью, которая пронизывала до костей и наполняла души, они ненадолго разделились, но тут же снова бросились друг к другу в объятия.

Изабель слушала, как его сердце успокаивается. Ощущала, как они оба соскальзывают в забвение.

Прежде чем они перевалили через край этого самого благословенного моря, она нашла в себе достаточно сил, чтобы звонко выговорить:

– Ты никогда не сможешь меня потерять, потому что я никогда тебя не отпущу.

Ройд обнял ее крепче и поцеловал в лоб.

Сон уже уносил ее прочь, и она услышала его слова:

– Ты моя, а я твой. И ничто на свете этого не изменит.

Сказать, что бал у Синстера привлек внимание всего общества, было бы значительным преуменьшением.

В одиннадцать на следующий вечер Изабель стояла рядом с Декланом сбоку от огромного бального зала и, поверх голов гостей, наблюдала за драмой, которая разворачивалась в дальнем углу.

К ним только что подошла Эдвина.

– Ничего не видно… Расскажите, что там происходит!

– Я только что закончила танцевать с Гарри Синстером, – объяснила Изабель, – и он вел меня отдохнуть, как вдруг подошел какой-то толстый джентльмен, очень нахальный, и попросил… нет, это слишком слабое слово… он потребовал, чтобы я сказала, откуда у меня ожерелье.

– И что? – Эдвина, опираясь на руку Деклана, привстала на цыпочки и выгнула шею, но так ничего и не увидела.

– Я так удивилась, что стояла и смотрела на него, – и, прежде чем собралась с мыслями, он побагровел и залопотал, что алмазы его, что он знает, откуда они, и произошла какая-то ошибка, и если я сейчас же не отдам их ему, он велит меня арестовать… – Изабель покачала головой. – Он все не умолкал. С более идиотской попыткой получить ожерелье я еще не сталкивалась. Мы с Гарри не верили собственным ушам. В довершение всего, когда Гарри спросил, каким образом ожерелье может принадлежать ему, тот человек – позже Гарри объяснил, что это маркиз Рисдейл – понял, что наговорил слишком много. Он развернулся, собираясь уйти, но его уже ждал Дирне с двумя помощниками. Они стояли у него за спиной и слышали все, что он говорил. Рисдейл опустил голову и попытался прорваться, но его схватили и задержали – а теперь там Дьявол Синстер, и они пытаются вывести Рисдейла из зала без особого шума.

– Только что к ним подошел Волверстоун, – сообщил Деклан, – вместе с Минервой. Она довольно сурово разговаривает с Рисдейлом – похоже, велит ему вести себя прилично.

– Не сомневаюсь… о-о-о! – Эдвина широко улыбнулась.

Изабель и Деклан встревоженно оглянулись.

Эдвина прижимала ладонь к животу и старалась не морщиться от боли.

– Что случилось? – воскликнул Деклан, бледнея.

– Всего лишь приступ боли. – Понимая, что она его не убедила, Эдвина понизила голос и пояснила: – Если хочешь знать, твой отпрыск только что меня лягнул. Довольно сильно!

– А это нормально? – Деклан по-прежнему не испытывал облегчения.

– Совершенно нормально, – заверила его Изабель. – Но, может быть, тебе лучше отвести Эдвину к окну? Там немного тише; возможно, ваш наследник скоро успокоится.

– Тебя нельзя оставлять одну, – нахмурилась Эдвина. – С тобой всегда должны стоять двое.

Изабель огляделась и заметила, что Летиция, жена Дирне, беседует с леди Клариссой.

– Пойду к маркизе и леди Клариссе. Музыканты отдыхают, но скоро снова начнут играть, и мои партнеры меня разыщут. Кто знает? – Она шагнула к маркизе. – Похоже, нам везет. Возможно, сегодня нам удастся выманить и последнего из «заказчиков».

Деклан покосился на Эдвину.

Та посмотрела ему в глаза и нерешительно взглянула на Изабель.

– Мне и правда лучше постоять у окна – там намного прохладнее. Но… ты уверена?

– Совершенно уверена. – Изабель махнула рукой, отсылая их прочь. – Речь идет о… пяти шагах, не больше! – С улыбкой она повернулась к Эдвине и Деклану спиной и скользнула в толпу.

Сегодняшнее платье было сшито из дорогого переливающегося шелка цвета морской волны, который подчеркивал сверкание ожерелья на фоне ее белой кожи. Бриллианты сегодня, если можно так выразиться, выглядели еще ошеломительнее, чем два дня назад.

Изабель улыбалась и кивала, проходила мимо дам, разодетых в шелк и бархат. Все равно что пробираться на корабле в переполненной гавани – то туда, то сюда.

– Послушайте… вы мисс Кармайкл?

Она остановилась; ей показалось, что заговорившему с ней джентльмену – наверное, гостю, кем он еще мог быть? – на вид можно было дать лет двадцать, а то и меньше.

– Да, это я.

– Превосходно! Я так и сказал дворецкому, что разыщу вас, – он сейчас пытается одновременно находиться в нескольких местах. Но внизу вас спрашивает посыльный. Он сильно волнуется – что-то говорил о поисках какого-то мальчика.

Мальчика?!

– Не может быть! – Все мысли мигом выветрились у нее из головы. Неужели Дункану как-то удалось сбежать от дедушки и бабушек? Айона тоже здесь; она где-то в толпе. Неужели Дункан направляется сюда – а может быть, в порт, или…

Страх, какого она еще никогда не ведала, схватил ее за горло, и ей стало трудно дышать. Она развернулась к дверям зала; они находились совсем недалеко.

– Вы сказали, в вестибюле? – с трудом переспросила она.

– Да… внизу лестницы. Позвольте, я вас провожу. – Молодой человек не стремился взять ее за руку, но, идя с ней рядом, он помогал ей пробиться в толпе.

Наконец они добрались до дверей. Верхняя площадка лестницы была переполнена, но молодой человек показал на прихожую внизу. Едва заметно улыбаясь, она протискивалась в толпе гостей и, стараясь не бежать, зашагала вниз.