Амелия Грей - Капелька скандала

Незнакомец некоторое время пытливо смотрел на нее, а потом опустил взгляд на карточку и карандаш, которые она держала рукой в перчатке. Его губы скривились в полуусмешке.

– Это что же, новое увлечение? Писать благодарственные записки на обороте бальной карточки?

Он не захотел прийти ей на помощь.

– О нет. Конечно, это выглядит странно. Но понимаете, я хотела сказать, что только записываю то, что хотела бы включить в них, когда буду их писать. Я не закончила сегодня свои благодарственные записки и пытаюсь наверстать упущенное.

Она замолчала, поняв, что ничего не исправила, а только еще больше запутала. Вообще-то Миллисент была не из тех, кто сбивается, бессвязно лепечет и заикается, но этот человек заставил ее вести себя как захмелевшая дурочка.

Миллисент посмотрела на свой сломанный карандаш. Где она теперь возьмет другой? Все имена, которые дала ей тетка, спутались с именами людей, с которыми она познакомилась в течение вечера. Без этих записок тете Беатрисе не будет от нее никакого проку.

Миллисент заметила, что взгляд джентльмена устремлен на ее бальную карточку и сломанный карандаш. Ангелы Господни! Прежде чем продолжать, она открыла кружевной ридикюль, который висел на шнурке у нее на запястье, и сунула карточку и карандаш туда – к непригодившимся очкам.

Она не была уверена, что сможет как-то помешать ему принять ее за идиотку, но нужно было хотя бы попытаться.

– Дело в том, что вы напугали меня, поэтому я сбилась с мыслей.

– Я этого не хотел.

– Разумеется. Позвольте вам объяснить, что я записывала идеи для благодарственных записок, которые напишу завтра, когда у меня будут соответствующая бумага, перо и чернила. – Это уже прозвучало лучше.

Джентльмен сунул руку в карман фрака и протянул ей огрызок карандаша.

Миллисент кашлянула и проговорила:

– Ах нет, я не могу лишить вас пишущего инструмента.

– Прошу вас, возьмите. В конце концов, это я виноват, что у вас сломался карандаш.

– Вы виноваты? Что вы хотите этим сказать?

– Что это я вас напугал.

– Да, конечно. Но нет, карандаш мне не нужен. Как видите, я уже все записала и убрала свои записи.

Он все еще держал перед ней карандаш. Хуже того, он продолжал усмехаться с понимающим видом, и это должно было бы вызвать у нее досаду, но вместо этого крайне заинтересовало ее. Господи, неужели он понял, что она совершенно им очарована?

Миллисент попыталась сделать шаг назад, но уперлась в стену.

– Я настаиваю, – произнес незнакомец.

Чтобы как-то завершить инцидент, она сказала спокойным тоном:

– Хорошо. Благодарю вас.

Миллисент взяла карандаш, и при этом пальцы мужчины дерзко погладили ее ладонь. Даже сквозь свои и его перчатки она остро ощутила это прикосновение, и все в ней содрогнулось. Дыхание застряло в горле. То не было невинное, непреднамеренное прикосновение. Он проделал это так, что она могла не сомневаться: это дерзкий, нарочитый поступок, а вовсе не случайность.

Миллисент сделала именно то, что и полагалось делать в такой ситуации порядочной молодой леди. Она притворилась, что не заметила прикосновения, мысленно оправдав его за недостаточностью улик. Но при этом она была действительно благодарна, получив карандаш: теперь она сможет и дальше делать свои заметки. Но этому человеку вовсе ни к чему все это знать.

Торопясь изменить тему разговора, Миллисент поинтересовалась:

– Теперь, когда вы получили исчерпывающее объяснение, почему я нахожусь в этом коридоре, не скажете ли, что привело вас в эту уединенную часть дома?

Незнакомец ответил не сразу, а, прервав молчание, снова задал вопрос:

– Вы ответили мне честно или несколько приукрасили правду?

Вопрос был прямой и подтекст ясен, поэтому Миллисент ответила честно:

– Если я ее и приукрасила, сэр, будьте уверены, что только легкой штриховкой, а не тяжелой кистью художника.

Улыбка его стала шире и светлее.

– Так я и подумал, и, отвечая на ваш вопрос с той же степенью штриховки, скажу, что кое-кого искал. Мне показалось, что нужный мне человек свернул в этот коридор. Но очевидно, то были вы.

– Да, это, вероятно, была я, потому что, насколько мне известно, больше никого здесь нет.

Он чуть-чуть подался вперед и сказал, понизив голос:

– Вы – единственная, кого я вижу.

Без сомнения, такой красивый мужчина, как он, шел на условленную встречу с молодой леди. Миллисент слышала, что тайные связи – вполне обычное дело у светских людей. Но ни в коем случае нельзя, чтобы ее застали здесь и решили, что она состоит в такой связи. Либо эта леди еще не пришла, либо, заметив Миллисент, быстро удалилась. Как бы то ни было, Миллисент вовсе ни к чему, чтобы ее видели в полутемном коридоре с этим щеголем-джентльменом. Это неизбежно привлечет к ней внимание, а именно этого тетка настоятельно советовала ей избегать.

– Не сомневайтесь, она скоро придет, а я, извините, ухожу и не буду вам мешать остаться с ней наедине.

Мягким плавным движением незнакомец положил руку на светильник, загородив Миллисент дорогу. Он опустил голову, и лицо его оказалось совсем рядом с ее глазами, губами, носом. Они стояли так близко друг к другу, что Миллисент ощущала его горячее дыхание, слышала, как часто он дышит, чувствовала его мужской запах.

Столь смелое поведение незнакомого джентльмена должно было бы испугать ее или по меньшей мере смутить, но этого не произошло. Он дразнил ее так, как этого не делал еще никто. В другое время и в другом месте Миллисент призвала бы на помощь чувство юмора и высказалась бы по поводу его бестактного поведения, но здесь, в Лондоне, выполняя поручение тетки, она не могла этого сделать.

Джентльмен улыбнулся с некоторой грустью и спросил голосом низким и звучащим как-то излишне интимно:

– Почему вы думаете, что я искал некую леди?

Не чувствуя необходимости защищаться или отступать, Миллисент заглянула в его неправдоподобно синие глаза. И сказала не моргнув глазом чрезмерно рассудительным тоном:

– Вы очень хороши собой, и было бы досадно, если бы вы искали тайной встречи с мужчиной.

В глазах его промелькнуло удивление, а потом он откинул голову и негромко, но от всей души рассмеялся. Это был удивительный, заразительный смех, сделавший незнакомца еще очаровательнее, если только это было возможно.

– Действительно, это было бы досадно.

И Миллисент улыбнулась ему, давая понять, что с удовольствием продолжала бы разговор, но она и так слишком далеко зашла за рамки приличий уже одним тем, что разговаривает с джентльменом, который не был представлен ей по всем правилам. И мотивы его поведения были в высшей степени подозрительны, поскольку за то короткое время, что они здесь простояли, он не один раз нарушил границу джентльменского поведения.

– Я никогда не видел вас раньше, – не собирался отпускать ее джентльмен. – И все же вы не кажетесь... – Он резко остановился, словно поймал себя на том, что чуть не сказал нечто такое, чего говорить не следует.

– Я не кажусь настолько юной, чтобы это был мой первый выход в свет, – закончила за него Миллисент. – Так оно и есть, сэр. Но вы правы: вы действительно не могли видеть меня раньше. Это мой первый приезд в Лондон.

– Тогда я должен сказать, что вы гораздо красивее и проницательнее любой девушки, которая впервые появляется в лондонском обществе.

– Я вижу, что вы умеете льстить, сэр.

– Вы меня обижаете. Я сказал правду. А вот вы мне польстили.

«О нет. Я абсолютно уверена, что он самый красивый из всех виденных мной мужчин». И она быстро сказала:

– Скажите, а вы сможете раздобыть что-то другое?

Его лицо выразило вопрос, а потом он уточнил:

– Другую леди?

Миллисент улыбнулась с довольным и понимающим видом и подняла к его глазам карандаш.

– Мне было бы очень неприятно, если бы вы что-то упустили из-за того, что не можете вписать свое имя в бальную карточку.

Он кивнул и неохотно улыбнулся.

– Полагаю, я сумею раздобыть что-то другое.

– В таком случае извините меня – я, кажется, обещала следующий танец одному джентльмену.

Незнакомец еще раз взглянул ей в лицо, а потом поднес к губам свою руку в перчатке. Он поцеловал ладонь, а потом медленно послал воздушный поцелуй Миллисент.

Неожиданный порыв желания охватил ее. Этот жест подействовал на нее сильнее, чем если бы его губы на самом деле коснулись ее.

Миллисент задохнулась.

Не сводя снисходительного взгляда с ее лица, он медленно и неохотно убрал руку, освобождая Миллисент дорогу.

Она колебалась мгновением дольше, чем следовало бы, потом бросилась мимо него.

Миллисент не оглянулась. Но как ей этого хотелось!

Чандлер Прествик, граф Данрейвен, сидел за столом в «Уайтсе», в ярости оттого, что он только что прочел. Он резким жестом скомкал вечернюю газету и выругался.

– Чертовы сплетники! – угрожающе пробормотал он. – Неужели нужно вставлять мое имя в каждый раздел!

Отшвырнув газету в сторону, он взял свой стакан и посмотрел на янтарного цвета бренди, плескавшееся на самом донышке, и с такой же легкостью, с какой ночь переходит в день, его мысли обратились к женщине, которую он встретил вчера вечером.

Напиток был цвета ее глаз. Глаза – это первое, что он в ней заметил, когда она оказалась перед ним. Удивительные, интригующие, золотисто-карие глаза, в которых плясали искорки. Он напугал ее, но только на мгновение. Она быстро пришла в себя, очень внимательно оглядела его, а потом ее взгляд остановился на его лице.