Амелия Грей - Капелька скандала

Чандлер решил непременно поговорить с Миллисент и сказать ей, что и он, и его друзья – запретная тема для скандальной хроники.

– А скажи, Эндрю, что именно там написано?

– Там сказано, что я готов к переселению в работный дом, представляешь?

Желая успокоить друга, Чандлер сказал:

– Ну-ка, дай взглянуть.

Он взял газету и прочел первые несколько строк, а потом поднял голову.

– Мне не кажется, что все так ужасно, как ты думаешь. По-моему, это просто игра слов.

Эндрю подошел к Чандлеру и посмотрел в газету через его плечо.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Я думаю, что это одна из статей, имеющих скрытый смысл.

Друг посмотрел на него с недоверием.

– Единственное, что от меня скрыто, так это твое толкование. Что ты имеешь в виду, черт возьми?

– Я думаю, что на самом деле здесь говорится только о том, что наша троица уже не проводит время вместе, как бывало раньше. – Чандлер на ходу придумывал утешение другу. – Вчера вечером мы с Файнзом говорили как раз об этом.

– Конечно, мы уже не проводим время так, как раньше, но какое это имеет отношение к тому, что пишет эта газетенка, сообщая всем, что деньги больше не являются моим другом?

– Я уверен, что о деньгах здесь говорится только для того, чтобы связать все с цитатой из Шекспира, но истинный смысл – то, что нас больше не видят вместе.

– Хм. Ты действительно так думаешь?

Чандлер сделал вид, что перечитывает текст, понимая, что ему предстоит сегодня долгий разговор с Миллисент.

– Да, да, вот я еще раз прочел – и теперь уверен. Ты слышал, какую популярность приобрел раздел Труфитта с тех пор, как в нем стали использоваться цитаты из Шекспира? И больше не думай об этом. Кто не знает тебя, может решить, прочитав статью, что у тебя трудные времена, но в свете это никому не придет в голову.

– Если бы только ты был прав, – вздохнул Эндрю и осушил свой стакан.

Чандлер устремил на друга долгий тяжелый взгляд, и ему не очень-то понравилось то, что он увидел. Не было ли доли истины в том, что написали о его друге? Да нет, Эндрю рассказал бы ему, если бы у него были трудности.

Однако Чандлер не мог не задаваться вопросом: где именно Миллисент раздобыла эти дурацкие сведения?

Огромное синее небо, испещренное пухлыми белыми облачками, словно шатер укрывало прекрасный день, когда Миллисент и Чандлер ехали в экипаже по направлению к Гайд-парку. Весна была в разгаре, яркое солнце ласкало им спины, и ветерок слегка шевелил волосы. Миллисент радовалась, что не сидит в такой чудесный день дома, в окружении темной мебели и тяжелых драпировок.

Чандлер заехал за ней, облаченный в великолепный сюртук для верховой езды темно-коричневого цвета с блестящими медными пуговицами на лацканах и рукавах. С озорной улыбкой он презентовал Миллисент ожидаемую коробку с абрикосовыми пирожными, а потом вдруг протянул букет свежих персидских лилий из собственного сада. Ей даже не хотелось думать, что мог бы означать этот неожиданный подарок.

Прежде чем выйти из дома, Миллисент попросила горничную позаботиться о том, чтобы пара пирожных была послана наверх тете Беатрисе к пятичасовому чаю, а остальные пусть никто не трогает. Завтра Миллисент собиралась отнести их Линетт. Ведь она обещала так сделать, если когда-нибудь получит этот дар, вызвавший столько разговоров в обществе. Лилии Миллисент велела отнести к себе в комнату, чтобы только она одна могла наслаждаться их ароматом и красотой.

К большому удивлению Миллисент, тетка после некоторых колебаний все же отпустила ее на прогулку с самым известным членом «скандальной троицы». По словам тети Беатрисы, лорд Данрейвен утратит интерес к Миллисент скоро – как только добьется разрешения видеться с ней. К тому же Беатриса решила, что чем ближе Миллисент познакомится с этим примечательным представителем светского общества, тем больше сплетен она услышит.

«Нет ничего более важного, чем это». И конечно, тетка предупредила ее, чтобы Миллисент неукоснительно следила за тем, чтобы лорд Данрейвен вел себя как джентльмен.

Если бы тетя Беатриса только знала!

Миллисент беспокоило, что лорд Данрейвен отнесется к этой прогулке по Гайд-парку как к поощрению, но она не могла подавить бурное волнение, охватившее ее, когда она вложила в его руку свою руку в перчатке, чтобы он помог ей усесться в экипаж. И когда он коснулся ее руки, ловко впрыгнув на обитое кожей сиденье рядом с ней, и потом, когда, принимая вожжи у грума, он коснулся ногой подола ее платья.

Миллисент упорно старалась не поддаться его обаянию, но понимала, что терпит самое жалкое поражение. Достаточно было Чандлеру взглянуть на нее – и ее сердце начинало трепетать.

Ожидая его приезда, она дала себе клятву провести эту прогулку, скрупулезно соблюдая все правила пристойного поведения. Множество глаз будет устремлено на них, и она должна держаться осмотрительно. У нее действительно не было выбора, кроме как согласиться видеться с графом в изысканном обществе. И ей казалось, что это все же заставит его не искать тайных встреч с ней.

Миллисент считала, что как только Чандлер начнет видеть ее в обществе, она скоро надоест ему, и он устремится на поиски другой жертвы. От этой мысли ей становилось трудно дышать, однако, учитывая все обстоятельства, это был единственно возможный вариант.

Вместо того чтобы пустить лошадей бодрой рысью, Чандлер позволил им продвигаться по улицам Мейфэра еле передвигая ноги. Едва особняк тетки исчез из виду, Чандлер, как и положено записному повесе, пересел к Миллисент ближе и расставил колени, так что прикасался бедром к ее платью.

«Ая-то надеялась, что он будет вести себя как джентльмен».

Миллисент могла бы поклясться, что чувствует сквозь одежду жар его тела. Места на сиденье было много, она вполне могла бы отодвинуться, но не испытывала ни малейшего желания сделать это.

Она раскрыла свой изящный зонтик, отороченный узкими желтыми лентами, гармонирующими с ее платьем и накидкой, и держала его одной рукой над плечом. Чандлер посмотрел на нее, подмигнул и улыбнулся своей озорной улыбкой, от которой у нее таяло сердце и возникало желание, чтобы их отношения были иными. Не будь он повесой, а она – собирательницей сплетен, вероятно, между ними могла бы расцвести любовь.

– Боюсь, что вы остаетесь повесой даже в церкви.

– И так было.

«Прошу держаться от меня подальше».

Опять Шекспир. Чандлер не мог не вызывать у нее восхищения.

Миллисент окинула взглядом его четкий профиль.

– Воистину, сэр. А ведь когда мы встретились в первый раз, вы попытались убедить меня, будто все, что я о вас слышала, неправда.

– Так оно и есть. По крайней мере далеко не все правда, – поправился он. – Да и то все это в прошлом. С тех пор как я встретил вас, я пытаюсь измениться.

– Господи! Мне трудно поверить, что это так. – Она вздохнула и снисходительно покачала головой. – Вряд ли когда-то вы были хуже, чем теперь. Это просто невозможно.

– Постыдный факт, но факт. Однако не лучше ли будет оставить разговоры о моей растраченной молодости?

– Пожалуй, это неплохая мысль.

– Для разнообразия давайте поговорим о вас.

«Нет, не нужно».

Миллисент повернулась к нему. Глаза у Чандлера такие ясные, такие синие, и смотрели они прямо на нее.

– Обо мне?

Он слегка улыбнулся.

– Да.

– Это плохая мысль.

В его взгляде было что-то вызывающее, и он смотрел на нее не отрываясь.

– А по-моему, хорошая. Мне кажется, что уже пора.

– Вы многое знаете, – попыталась уклониться она.

– Но недостаточно.

Миллисент отвернулась от него и замолчала. Как жаль, что она не может сказать ему правду.

Ей бы очень хотелось рассказать ему о себе все, чтобы между ними не было никаких тайн. Ни в ее семье, ни в ее детстве не было ничего такого, что она должна была бы скрывать от Чандлера, если бы не тетка. Но как можно рассказать ему все о себе? Если он узнает, как зовут ее отца, будет всего лишь делом времени узнать, что она племянница леди Беатрисы.

А Миллисент знала, как боится тетка разоблачений и утраты рабогы. Миллисент не могла допустить, чтобы Чандлер получил хотя бы обрывки сведений, которые приведут его к дверям лорда Труфитта.

– Расскажите о вашей семье, Миллисент. Кем был ваш отец – помимо того, что он был мужем вашей матери?

– Лицо, которое наняло меня, считает, что будет лучше, если никто обо мне ничего не узнает. По многим причинам, которые я не могу раскрывать, я должна оставить все как есть.

Чандлер кивнул знакомому, потом помахал рукой какому-то своему другу в военной форме, который проехал мимо них верхом, и снова повернулся к Миллисент.

– Вы приводите серьезный довод.

– Не ради себя. Существуют другие люди, с которыми я должна считаться.

– А вы знаете, что говорят о вас в Лондоне?

Миллисент посмотрела на него и рассмеялась тихо и шаловливо. У нее не оставалось никаких сомнений, что Чандлер Прествик, граф Данрейвен, пленил ее. Если бы только она могла позволить себе полностью отдаться его обаянию! Если бы только она не работала для своей тетки! Если бы только он не был повесой! Ах, если бы только не возникало такого количества «если бы», когда речь заходит о Чандлере!

– Конечно, я знаю, что обо мне говорят. Разве могла бы я заниматься такой работой, если бы не знала этого? Меня считают бедной молодой девушкой из деревни, чья матушка прибегла к старинному знакомству, чтобы дочь могла провести сезон в Лондоне, получив возможность сделать хорошую партию. Я нарисовала правильную картину?