Мэриан Кайз - Каникулы Рейчел

– Прекрати, Бриджит! – прикрикнула я на нее. Она даже удивилась и от удивления перестала плакать. – Мне очень жаль, что ты чувствуешь себя виноватой. Если тебе это поможет, то все, что ты тогда сказала обо мне в Клойстерсе…

Она виновато моргнула.

– …в общем, ты не могла бы сделать для меня больше. И я тебе благодарна.

Она яростно затрясла головой. Тогда я повторила свои слова еще раз. Она снова не согласилась. И я снова повторила ей то же самое.

– Ты, правда, так думаешь? – спросила она.

– Да, я, правда, так думаю, – мило улыбнулась я. И я действительно так думала, вот что я поняла.

И тогда она мне улыбнулась, мол, все забыто, и напряженность, существовавшая между нами, ослабла.

– У тебя действительно все в порядке? – застенчиво спросила она.

– Все отлично, – честно ответила я.

Мы немного помолчали. Потом она осторожно поинтересовалась:

– А ты не скрываешь, что была… наркоманкой?

– Ну, я, конечно, не останавливаю прохожих на улице, чтобы рассказать им об этом. Но если об этом заходит речь, то нет, не скрываю.

– Как, например, на этих ваших собраниях?

– Точно.

Она придвинулась ко мне поближе, глаза ее засверкали:

– Это немного похоже на «Когда мужчина любит женщину», где Мег Райан вдруг при всем честном народе заявляет, что она алкоголичка, правда?

– Один к одному. Правда, в финале ко мне не бежит Энди Гарсиа.

– Ну и тем лучше, – лукаво улыбнулась Бриджит. – Он противный.

– На ящерицу похож, – согласилась я.

– На довольно симпатичную ящерицу, – уточнила она, – но ящерица все-таки есть ящерица.

На несколько секунд мне показалось, что вообще ничего не произошло. Мы словно вернулись назад в прошлое, туда, где были лучшими подругами, и умели даже мысли друг друга угадывать.

Потом Бриджит встала.

– Я, пожалуй, пойду, – смущенно сказала она. – Надо собирать вещи.

– Когда ты уезжаешь?

– Завтра.

– Спасибо, что зашла.

– Спасибо, что была добра ко мне, – ответила она.

– Нет, это тебе спасибо.

– Не собираешься обратно в Нью-Йорк? – спросила она.

– В обозримом будущем – нет. Я проводила ее до двери.

– Пока, – сказала она дрожащим голосом.

– Пока, – ответила я, и мой голос тоже готов был сорваться.

Она открыла дверь и уже занесла ногу за порог. Потом вдруг обернулась, обняла меня, и мы крепко 1грижались друг к другу. Я чувствовала, что она плачет. Я готова была отдать все на свете за то, чтобы повернуть время вспять. Чтобы все было как раньше.

Мы стояли так долго-долго, потом Бриджит чуть отстранилась и поцеловала меня в лоб. И мы снова обнялись. А потом она вышла в холодную ночь. Мы не пообещали друг другу, что увидимся. Может, и не увидимся. Но теперь я знала, что у нас все хорошо. И это вовсе не значило, что мне не было горько. Я плакала два дня. И не хотела видеть ни Нолу, ни Джини, ни Глотку, просто потому, что они не были Бриджит. Мне не хотелось больше жить, раз мне нельзя было больше жить вместе с Бриджит.

Мне казалось, что это никогда не пройдет. Но это прошло. Со временем. И теперь меня переполняла гордость за то, что я выдержала такое тяжелое испытание без наркотиков. И еще, я испытала странное облегчение от того, что больше не завишу от Бриджит так сильно. Было приятно сознавать, что я смогу прожить и без нее, что я больше не нуждаюсь в ее одобрении и поощрении. Я чувствовала, что теперь достаточно сильна, чтобы идти по жизни без костылей.

Вот и весна.

Я нашла работу. Всего лишь на полдня, уборщицей в маленькой гостинице. Зарплата была такая крошечная, что, может, я больше выиграла бы, если бы сама платила им эти деньги. Но я была очень довольна собой. Я гордилась, что прихожу вовремя, добросовестно работаю и не ворую деньги, которые случайно нахожу на ковре, как делала раньше. В основном, там работали девочки-школьницы, зарабатывали себе на мелкие расходы. В своей прежней жизни я наверняка считала бы такую работу унизительной, но теперь – нет.

– Как насчет того, чтобы снова сесть за парту? – предложила Джини. Она сама была на втором курсе. – Может быть, тебе попробовать получить диплом?

– Диплом? – я просто ошалела. – Но это же займет так много времени! Не меньше четырех лет. Мне будет уже тридцать два! Древняя старуха!

– Но ведь тебе все равно когда-нибудь исполнится тридцать два, независимо от диплома, – спокойно возразила Джини.

– И чем же мне заняться? – спросила я, вдруг осознав, что все это – вовсе не невозможно и не так абсурдно, как может показаться в первый момент.

– Не знаю. А что тебя интересует? Я задумалась.

– Ну, мне интересно… все это, – я робко указала на нас с ней. – Лечение от наркомании, выздоровление, что у человека при этом происходит в голове…

С тех пор, как Джозефина сказала мне, что когда-то сама была наркоманкой и алкоголичкой, где-то очень глубоко в моем сознании укоренилось желание со временем достигнуть того, чего достигла она.

– Психология, – понимающе кивнула Нола. – Или курс по психотерапии. Что ж, узнавай об этом, звони…

И вот наступило четырнадцатое апреля, моя первая годовщина. Нола и девочки испекли мне торт и воткнули в него одну свечку. Придя домой, я обнаружила, что мама, папа и сестры тоже приготовили для меня торт.

– Ты молодец, – повторяли они. – Целый год продержаться! Фантастика!

На следующий день я объявила Ноле:

– Год прошел. Теперь я намерена действовать.

– Дерзай, девочка, – сказала она каким-то странным, слегка встревожившим меня голосом.

Очень скоро я поняла, почему она так говорила. Дело в том, что мне совершенно не хотелось ни с кем спать. Мне никто не нравился. И не то чтобы вокруг меня не было мужчин. Во-первых, толпы на собраниях Анонимных Наркоманов. Кроме того, я стала иногда по вечерам выбираться куда-нибудь с Хелен или Анной. Такие вылазки в реальный мир, в котором попадаются мужчины, которые ничего обо мне не знают и сами не были наркоманами. Их попытки завязать со мной знакомство всякий раз меня искренне удивляли. Разумеется, я опять и опять была вынуждена проходить через этот кошмар – объяснять им, почему я не пью. Но, даже поняв, что нет никакой надежды подпоить меня и уложить в постель, они все равно продолжали виться вокруг меня. Один-два из них были даже вполне привлекательны, очень прилично одеты, имели хорошую работу или, по крайней мере, искали ее.

Но я вовсе не спешила воспользоваться свободой. Неприятность заключалась в том, что стоило мне собраться лечь с кем-нибудь в постель, как я тут же вспоминала о Люке. О великолепном сексуальном Люке. Но о том, какой он замечательный и сексуальный, я размышляла какие-то доли секунды, а потом вспоминала, как ужасно с ним обошлась. Мне сразу становилось невыносимо стыдно и грустно. А еще – страшно. Нола без конца твердила, что надо написать ему и попросить прощения. А я смертельно боялась, что в ответ получу недвусмысленное предложение оставить его в покое.

– Ты должна поговорить с ним, – убеждала Нола. – Давай же, сделай это. Похоже, он очень милый. В любом случае, ты почувствуешь себя лучше.

– Не могу, – мямлила я в ответ.

– Ну, и чем тебя не устраивают мальчики, которые за тобой ухаживают? – спросила Нола после того, как я целый час ныла и жаловалась ей.

– Да не знаю я! – я с досадой пожала плечами. – Либо скучные, либо туповатые, либо около них околачиваются какие-нибудь девицы и смотрят на них собачьими глазами, либо они мнят себя пупами земли… Некоторые из них, правда, даже ничего, – признала я. – Этот Коллин, например, – даже очень… Но все равно, – беспомощно закончила я.

– То есть они тебе не нужны, так? – спросила Нола с таким неподдельным интересом, как будто узнала, что я только что, по меньшей мере, изобрела лекарство от СПИДа.

– Вот именно! – воскликнула я. – И тратить на них время – все равно что выбрасывать псу под хвост. У меня других дел полно.

– Разрази меня гром: как ты изменилась! – с гордостью констатировала Нола.

– Правда?

– Еще бы! Вспомни, какой ты была год назад, – пропела она своим ангельским голоском. – Ты бы с чертом лысым переспала, только бы не оставаться наедине с собой.

Я задумалась. И поняла, что она права. Неужели это действительно была я?

То ужасное существо. Та, которая из кожи лезла, чтобы найти любовника. Как все изменилось!

– А разве я не говорила тебе, что станет лучше?

– Ладно, не воображай, – с улыбкой одернула ее я. – Тебе это не идет.

– Знаешь, что у тебя теперь есть? – сказала она. – Как же это называется-то… ах, да – чувство собственного достоинства!

Дрожащими руками я распечатала конверт. Письмо было адресовано мне. Переслано из Женского общежития Аннандейл, Западная 15-я улица, Нью-Йорк. Оно было от Люка.

Я не собиралась возвращаться в Нью-Йорк. Никогда. Но на пятнадцатом месяце моего воздержания от наркотиков Нола вдруг предложила мне сделать это.

– Поезжай, – небрежно сказала она, как будто мне это было раз плюнуть. – Нет, правда, почему бы и нет?

– Нет, – отрезала я.

– Поезжай! – настаивала она самым противным голосом, на какой только была способна, то есть не очень противным. – Если не съездишь, потом всю жизнь себе этого не простишь. Поезжай!

Сходи туда, где ты обычно бывала, помирись с теми, кого ты расстроила или обидела.

Нола всегда говорила что-нибудь такое мягкое и нейтральное, вроде «кого ты расстроила или обидела» вместо того, чтобы сказать «чью жизнь ты разрушила».

– С Люком, например, – сказала я, потрясенная тем, как меня взволновала даже сама мысль о возможности его увидеть.

– Особенно с Люком, – улыбнулась Нола. – Он такой милый! – добавила она.

Я уже не могла не думать о Нью-Йорке. Эта мысль захватила меня целиком. Кажется, уже не было другого выхода, кроме как поехать туда. И теперь, когда все это приобрело реальные очертания, шлюзы в моем сознании открылись, и хлынул поток. К своему ужасу, я полностью осознала то, что подозревала уже давно: я все еще была от него без ума. А он, возможно, ненавидит меня, или забыл о моем существовании, или давно женат на ком-нибудь другом.