Наскоро перенастроенная им гитара Мерта зазвучала неожиданно глухо и отрывисто. Калеб играл в основном на ударной установке, поэтому заранее извинился за своё исполнение. Рабочее название сего шедевра было «Нет смысла», и это мне показалось странным. Упадническое настроение сейчас, когда появилась хоть какая-то возможность сдвинуть наши отношения с мёртвой точки? Не узнаю упёртого оптимиста Калеба!

А потом он заиграл… Не так чисто, как те же Ирг с Мертом, но необычность сложной, рваной мелодии заставила меня не обращать внимание на мелкие недочёты в исполнении.

Слова и вовсе подвергли меня в ступор. Кажется, в Калебе я реально ошиблась…

В его стихах было столько боли, безнадёжности, злости — на себя и свою слабость, и отчаянная надежда на то, что однажды всё изменится. И снова глухая, разъедающая душу тоска от одиночества, непонимания, собственного бессилия… И фактически ни слова о любви.

Когда он закончил, я какое-то время сидела молча, растерянно переваривая услышанное, а потом попросила сыграть эту песню ещё раз. Калеб выдохнул и послушался.

…Нет смысла больше играть в эти глупые игры

Убегать друг от друга и зачем-то пытаться найти

В лабиринте зеркальном лишь тени, а солнца не видно

Мне из этого плена никогда, никогда не уйти.

Как бесплотные духи, мы парим, растворяясь во мраке

Умираем, смеёмся, по истерзанным нервам скользя

Моё льдистое пламя, от меня ты всего в полушаге

Так хочу прикоснуться к тебе… Только знаю, нельзя.

Так зачем мне всё это?! Зачем снова мчаться по кругу?

За тобой, от тебя, задыхаясь от боли, бежать

Нарисованный мир заметёт настоящая вьюга

Я сотру эту песню, я смогу, я забуду!

А жаль…

— Ну что, тебе понравилось?

Калеб прислонил гитару к стене и медленно приблизился.

— Да, — не стала врать я.

— И ты исполнишь обещанное?

— Ну, если тебе это так принципиально…

— Ещё как, — он невесело усмехнулся, не отводя глаз от моего лица. — Но если это ничего не изменит…

— Я не знаю.

Сейчас я уже ничего не знаю…

— Калеб, это ты сейчас пел?

Мы одновременно вздрогнули, услышав голос Саби. Как давно она вошла?

— Это твоя песня? Та самая?

Калеб адресовал девушке неприветливый взгляд.

— Да. Чего ты хотела?

— Да ничего, просто из магазина мимо иду… — Саби упорно не понимала, что является сейчас «третьей лишней». — Калеб, это правда ты написал?

— Я, я! Что, я, по-твоему, сам ничего не могу, да?!

— Ладно, не заводись… — она задумчиво нахмурилась, потом пожала плечами и направилась к выходу. — Просто это странно. Как будто…

Что? — хотела спросить я, но она уже ушла.

Калеб сел рядом со мной на раздолбанный диван. Рука как бы невзначай легла на спинку, как раз на уровне моего плеча. Я тут же встала — возможно, чересчур резко.

— Извини, мне надо подумать.

— О чём? Мне тебя здесь подождать, или…?

Я мимолётно коснулась красных волос на его макушке.

— Знаешь, у меня обычно не в правилах отказываться от данного слова. Так что не волнуйся. Просто… Мне надо немного побыть одной.

— О'кей, как скажешь.

Я сама не заметила, как оказалась на набережной. Дошла до бара, где в то достопамятное утро познакомилась с Сабиной. Толкнула тяжёлую дверь — и ответила на улыбку бармена, того самого. У него оказалась профессиональная память на лица.

— Кофе с ликёром для леди?

Я невольно засмеялась и кивнула. Грех не отведать ещё раз эту вкуснятину…

Неспешно потягивая кофе, я пыталась сосредоточиться на мыслях о Калебе. Может, действительно стоит приглядеться к нему получше? Может, то, что он чувствует ко мне, не очередной каприз, а нечто более серьёзное? И, если да, это к лучшему или наоборот? Я ведь объяснила, что на мимолётные «интрижки» принципиально не размениваюсь. Или всё, или ничего…

И что мне теперь со всем этим делать?

От размышлений меня отвлёк звонок. Я нехотя вынула из кармана телефон. Саби…

— Ты где?!

— В кафе сижу… А что…

— Давай скорее домой! Ирг пошёл бить морду Калебу!!

— Зачем? — тупо спросила я, но она уже нажала отбой. Что там у них происходит, из-за чего??

Я кинула на стол деньги, и, кивнув на прощанье бармену, выбежала на улицу.

На саму драку я уже не успела. Ирг и Калеб стояли неподвижно и сверлили друг друга неприязненными взглядами. У первого слегка кровоточила разбитая губа, у второго под глазом наливался качественный фингал. Саби с робеющим Мертом находились тут же; Тома, видимо, дома нет, иначе он бы обязательно предотвратил это безобразие.

— В чём дело?

Калеб хмуро глянул на меня; Ирг же повернуться не соизволил, бросив через плечо:

— Мы уже всё выяснили. Надеюсь.

Калеб машинально потёр опухающую щёку и неохотно кивнул.

— Да за что ты его??

— За плагиат! — Саби демонстративно не замечала их предостерегающих взглядов. Протянула Калебу завёрнутый в полотенце лёд и повернулась ко мне. — Я сразу поняла, что эту песню не мог написать Рыжий. Он просто упёр у Ирга стихи и ноты.

— Сабина!

— А что такого? Веро имеет право знать. Она, между прочим, обещала поцеловать Калеба, если песня ей понравится. Так что теперь она может поцеловать тебя. Да, Веро?

Я рефлекторно кивнула, потом махнула рукой и подошла к Калебу. Особого раскаяния я в его взгляде не заметила.

— Ты понимаешь, что поступил, мягко говоря, некрасиво? Неужели нельзя было просто попросить??

— Он бы не дал. На войне и в любви все средства хороши, забыла? Ладно, надеюсь, ты не очень сердишься. Я ведь так и не успел стрясти с тебя обещанное! Благодаря нашей подозрительной Сабиночке, спасибо тебе большое!

— Всегда пожалуйста! — гордо ответила Саби.

А я размахнулась и залепила ему пощёчину. С учётом состояния — несильную и по здоровой щеке. У Калеба от изумления отвисла челюсть.

— Не воруй у друзей. Это мерзко. И — можешь успокоиться, я на тебя не сержусь.

Это был переломный момент. Или он в ответ тоже меня ударит (точнее попытается, реакция-то у меня хорошая) и таким образом захочет спасти уязвлённое самолюбие. Или — проглотит, а потом подумает и, надеюсь, раскается в своём неприглядном поступке.

Нет, скорее первое: уж больно злое у него лицо, даже Саби на всякий случай отступила поближе к Мерту… И тут Калеб с силой отшвырнул полотенце и вышел, почти выбежал из комнаты. Громко хлопнула входная дверь.

— Не переживай, проветрится и вернётся, — шепнула Саби, касаясь моей руки. — Ты такая молодец, Вероника… Может, теперь он хоть немножечко поумнеет.

Я рассеянно кивнула и повернулась к Иргу. Всё это время он стоял, неотрывно глядя в окно, и молчал.

— Болит?

— Что? — он вздрогнул и посмотрел на меня с недоумением. Я показала на разбитую губу.

— А, это… Нет.

— Ты, по-моему, не лечить это должна, а кое-что другое сделать!

— Саби…

— А что опять Саби? — деланно возмутилась эта нахалка. — Ты же сама сказала, что поцелуешь автора. Вот и…

— А моё мнение спрашивают? — хрипло спросил Ирг. — Так вот, не стоит утруждаться!

Он резко развернулся и тоже вышел из квартиры.

— Ну, вот видишь, поставила человека в неудобное положение, — укорила подругу я. — Да и меня тоже. Может, мне неприятно, что мной пренебрегают!

Сабина посмотрела на меня как на дуру.

— Веро… А я ведь ещё твоей проницательностью восхищалась… Ты что, не поняла?

Я качнула головой; сердце отчего-то застучало сильнее.

— Ирг написал эту песню о тебе. Ты ему небезразлична, хоть он ни за что в этом не признается.

Я медленно опустилась на стул, а могла бы и мимо.

— Почему ты так думаешь?

— Я просто лучше его знаю. И уверена, что не ошибаюсь. Ирг очень замкнутый, почти никогда ни с кем не делится, даже с Томом. Но я… просто чувствую.

Она оглянулась на сидящего тише мышки Мерта.

— Ты только молчи об этом, понял? Ладно, мы тогда пойдём, прогуляемся, а ты отдыхай…

Сабина схватила Мерта за рукав и потащила на выход.

А я осталась сидеть. И думать.

Иргинтас

Сначала была только злость. Точнее, досада — на дурака Рыжего, который так некстати поковырялся в моих вещах, на Сабину с её обострённым чувством справедливости. Ну, спёр он этот лист, и спёр, подумаешь, я бы всё равно рано или поздно узнал и дал ему по шее для профилактики, по-тихому. И пошли бы мы в бар, как раньше, и трепались бы за пивом о «бабах»… Ведь этот придурок так ничего и не понял. И не понял бы, если бы не Саб.

А что теперь?? Кому что доказывать? Не тупые, сложат два и два… Да уж, дурак здесь только один. Причём полный.

Я болтался по улицам, плохо понимая, где нахожусь, и более-менее пришёл в себя, когда обнаружил, что почти исчезли прохожие. Посмотрел на часы — два десять…

Можно возвращаться, наши наверняка уже спят… Или ну их всех к такой-то бабушке! Паспорт и кредитка в кармане; пойти на автобусную станцию и встретить рассвет уже где-нибудь в Польше. На первое время хватит, а там что-нибудь придумаю, не впервой!

М-да, дурак — это диагноз…

Я всё же решил вернуться и элементарно поспать. Утром будет ясно, кто какие сделал для себя выводы. Исходя из этого и будем действовать…