— Он ужасно тонкий, — ответил отец Хоукс. — Конечно, в то время в сплавы включали гораздо меньше золота, а никель и медь значительно износились.

Кончиком пинцета он прикоснулся к краям диска, и от него отвалилась зеленовато-черная крошка.

— Это однозначно не монета и не медальон, — сказал он. — Слишком выпуклый.

Мария указала пальцем на две точки, расположенные точно напротив друг друга, где края диска загибались книзу и сильно истончались.

— Думаю, здесь крепился ободок, — заметила она.

— Видимо, вы правы, — через секунду сказал священник.

— А инициалы? Они правда его?

— Мне кажется, что это Ч.С.

В своем воображении Мария немедленно обратилась к легенде об английском поселенце Чарльзе Слокуме, который влюбился в индианку, а ревнивый муж убил и ее и англичанина — до того, как тот смог перенести кладбище со Скво-Лэндинг.

— Я делаю не слишком далекоидущие выводы? — спросила она.

— Некоторые из этих легенд основаны на реальных историях, — ответил отец Хоукс задумчиво. Обрадованная тем, что он не отверг ее предположений, Мария продолжала:

— Что, если Чарльз Слокум видел, как индеец убил свою жену, и потом пришел за ее телом? Он мог увезти ее и похоронить сам — на острове Подзорной трубы.

Отец Хоукс продолжал рассматривать сквозь лупу поверхность золотого диска.

— Это совершенно точно С, а вторая буква может быть С или Ф.

Что, если она права? Зная о том, что индейское кладбище будет перенесено, Слокум мог похоронить свою возлюбленную там, где ее больше не потревожили бы и где он мог навещать могилу в тайне от ее племени. Мария представила, как он отвез тело на острова Духов, выкопал могилу, укутал ее в кожи и меха, положил рядом с ней подарки, в том числе и перстень со своей монограммой, и засыпал землей.

— В индейской легенде, — сказал отец Хоукс, по-птичьи моргая своими зоркими глазами, как будто он устал от пристального вглядывания, — смельчак последовал за духом своей жены на Землю мертвых. Если это не просто выдумки и Чарльз Слокум действительно похоронил свою возлюбленную на Подзорной трубе, ее муж мог последовать за ними, и отсюда родилась эта легенда.

— Если это так, то муж мог убить Слокума на острове и тогда там должна быть еще одна могила.

На этот раз мужчина покачал головой и широко улыбнулся, словно извиняясь за то, что последние полчаса они всерьез обсуждали старинную сказку.

— Нет, Мария. Насчет этого я уверен, потому что Слокум похоронен здесь, на церковном дворе. — Он вышел за дверь, и Мария последовала за ним на тенистое кладбище, расположенное вдоль северной стены церкви.

Там было всего двадцать могил или около того. Мария шла по заросшей мхом каменной дорожке, читая имена и даты. На многих плитах гравировка почти стерлась. Она нашла имена Брауна, Ханимена, Фоулера. Большинство из них жило в восемнадцатом веке, над датами были изображены крылатые ангелы смерти.

— Чарльз Слокум похоронен здесь, — указал отец Хоукс, останавливаясь у небольшого надгробия толщиной с телефонный справочник. Присев на корточки рядом с ним, Мария смогла различить большинство букв имени «Чарльз», но только «С» и «л» в фамилии «Слокум». Даты были почти неразличимы.

— Вы уверены, что это он? — поинтересовалась она.

— Первое, что мне сказали, когда я стал настоятелем этой церкви, было то, что Чарльз Слокум похоронен на ее дворе. Мы очень гордимся этим — этот англичанин сыграл огромную роль в заселении Хатуквити.

Стоя рядом с могилой, Мария испытывала профессиональное стремление вскрыть ее, откопать гроб англичанина и проверить, не найдется ли стрелы у него в груди и кольца с монограммой на одной из костей, которые когда-то были его пальцами. Она была уверена, что там будет стрела, но не будет кольца.

— Очень романтическая история, не правда ли? — спросил отец Хоукс. — В приходской книге сказано, что Чарльз Слокум умер от лихорадки, но я думаю, что лихорадка — это лишь эвфемизм для чего-то менее подобающего.

— Например, убийства, совершенного мужем его любовницы.

— Совершенно верно.

Они услышали, как кто-то прошел через калитку, и посмотрели туда. Алисия и Джеми Мердок входили на церковный двор, они несли корзинку помидоров.

— Привет, Джонатан, — сказала Алисия. Солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь листву деревьев, играли на ее серебристых волосах. Она улыбнулась Марии; в ее взгляде сквозило любопытство. — Джеми захотел принести тебе наших первых помидоров.

Джеми не сразу заметил Марию — его глаза перебегали с одного могильного камня на другой.

— А где самый старый, дядя Джонатан? — спросил он. — Тот, который ты мне показывал в прошлый раз?

— Ты имеешь в виду могилу Сидни Старр? Вот здесь, — ответил отец Хоукс.

— Это самая старая могила, — начал Джеми, восхищенный. Он поднял глаза, чтобы убедиться, что все его слышат. Увидев Марию, он сначала открыл рот, а потом улыбнулся. — Привет, — произнес мальчик.

— Привет, — ответила Мария, чувствуя, как у нее перехватило дыхание от волнения.

— Так вы знакомы? — спросила Алисия, собираясь представиться. — Мы встречались у Оливии Дженкинс?

— Она подруга папы, — весело сказал Джеми.

Лицо Алисии помрачнело, глаза потухли. Она стояла выпрямив спину, прижав руки к бокам. Ее дядя взял у нее корзинку с помидорами.

— Здравствуйте, — отозвалась Мария. Что бы ни говорил Дункан, в этот момент ей стало ясно, что Алисия не считала их брак распавшимся.

— Здравствуйте, — сказала Алисия.

Несколько бесконечно долгих секунд женщины смотрели друг другу в глаза, потом отец Хоукс похлопал Марию по плечу:

— Давайте я упакую кольцо в какой-нибудь пакет, хорошо?

— Это было бы отлично, — с признательностью произнесла Мария. Они пошли в кабинет священника, оставив Алисию и Джеми во дворе.

— Я очень сожалею насчет… — начала Мария, но отец Хоукс остановил ее, подняв вверх ладонь. Она не поняла, что он имел в виду: что это не имеет значения или что он не хочет об этом говорить. Ее щеки покраснели.

— Ваша теория великолепна, — сказал он. — Я рад, что вы показали мне это кольцо. Может быть, вы расскажете о нем на заседании нашего исторического общества?

— С удовольствием, — ответила Мария. — К тому времени я постараюсь узнать новые подробности.

Она вышла из кабинета через внутреннюю дверь, которая вела в церковь, а не во двор, где жена и сын Дункана ожидали святого отца.


Хэлли не успела привезти детей из «Волшебного порта» к назначенному времени, и от этого Мария, и так встревоженная, почувствовала еще большее беспокойство. Она хотела подумать над своей гипотезой, еще раз изучить все свидетельства, но в пять часов перед ее домом остановилась машина Гвен — в точности как они договорились по телефону на прошлой неделе. Гвен сидела на водительском месте, глядя прямо перед собой, и ждала, когда внуки выйдут к ней.

В городе стояла жара, и, наблюдая за Гвен из окна гостиной, Мария подумала, как тяжело сейчас сидеть в машине. Та остановилась в тени густого клена, открыла все окна и обмахивалась веером, постоянно посматривая на входную дверь. Через десять минут Мария вышла из дома и направилась к машине.

— Саймон и Фло опаздывают. — Может, войдете и подождете их?

Гвен взглянула на часы.

— Я думала, мы договорились на пять часов, — сказала она.

— Да, — ответила Мария. — Но моя мать повезла их в «Волшебный порт»… — В разговоре с кем-нибудь другим она добавила бы «А вы же знаете Хэлли», но только не с Гвен.

— Ладно. Я зайду, — произнесла Гвен, как будто уступая ее настойчивости. Она вышла из машины. На матери Гордона был купальник-бикини, а поверх него кружевное платье в обтяжку. Пока она шла к дому, Мария успела обратить внимание на то, какие у Гвен красивые ноги. Ногти на ногах и на руках у нее были покрыты светлым лаком; она была обута в сандалии без пятки, которые тихонько шлепали при ходьбе. В Милане такая обувь пользовалась большой популярностью, Альдо называл ее «завлекалками».

Войдя в дом, Гвен огляделась, оценив вид из окон, потом повернулась к ним спиной. Затем уселась в кресло-качалку.

— Здесь не слишком одиноко зимой? — спросила она.

— Нет, мне здесь нравится, — ответила Мария. — Наоборот, приходится привыкать к летнему наплыву людей.

— Ты всегда любила такие уединенные места, — сказала Гвен. — Не против, если я закурю?

Мария протянула ей небольшую латунную пепельницу. Гвен взяла ее, покрутила в руках, потом стряхнула пепел. Мария заметила, что у нее руки слегка дрожат, а под глазами легли круги, замаскированные тональным кремом. Она подумала, что привыкла смотреть на мать Гордона глазами Софи и совсем забыла, что Гвен пришлось пережить. Сейчас она глубоко сочувствовала ей.

— Как вы с Эдом живете? — спросила Мария мягко, но не слишком выдавая нахлынувшие на нее чувства.

Гвен пожала плечами.

— Как-то справляемся, — сказала она. В комнате повисло тяжелое молчание. — Каждый раз ждем, когда увидим внуков, — добавила Гвен.

— Я знаю, что им нравится бывать у вас, — заметила Мария.

— Я так за них беспокоюсь, — произнесла Гвен. — Что им пришлось пережить! Чтобы перестать жалеть себя, мне достаточно подумать о Саймоне и Фло.

— Они ходят к психологу, — сказала Мария.

— А ведь они были такой прекрасной семьей! — В голосе Гвен звучали вопросительные нотки. — Гордон обожал твою сестру. Просто обожал ее.

Мария выпрямила спину; она готова была ответить, но Гвен продолжала:

— Я никогда не забуду, как они встретились. Мы только и слышали от него «Софи, Софи, Софи» — постоянно! Я даже говорила Эду, что не могу больше слышать это имя. В колледже у Гордона была девушка, очень хорошая, такая милая, утонченная. Она была из Виргинии, закончила Брин-Мор. Он с ума по ней сходил. «Женись на ней», — говорила я сыну. Она понимала, что нужно мужчине — это было ясно с самого начала. Она была хорошенькая и нетребовательная, очень застенчивая. Когда она приехала к нам в Слокум, то удивила всех, приготовив роскошный обед из четырех блюд. Мне казалось, что она идеально подходит Гордону.