В доме как обычно пахло плесенью. На стене узкого коридора, там, где больше всего отклеились обои, висела театральная афиша. Бонни сама ее туда повесила. Она говорила, что знает актрису Франсех Деларей, которая играла в спектакле главную роль. Камелия не понимала, как эта афиша оказалась у Бонни, но, в конце концов, мать никогда ничего ей не объясняла.

В доме все было так же, как и утром. На деревянном подносе стояла миска с засохшей кашей, кружка, ложка и простокваша в бутылке. Камелия бесцельно бродила по дому, то поднимала вещи, то ставила их на место. Теперь она не понимала, зачем сюда пришла. На некрасиво отделанной каминной полочке лежали неоплаченные счета, в корзине была гора неглаженого белья. Недопитая бутылка с джином подтверждала то, что ее мать была в отчаянии. Но Камелия знала, что это было ничто по сравнению с тем, какие тяжелые времена приходилось им переживать.

В гостиной на столике стояло зеркало Бонни, розовый лак, пилочка для ногтей и апельсиновая палочка для удаления кутикул. У Камелии было такое чувство, будто Бонни просто вышла за сигаретами. Стоит лишь закрыть на мгновение глаза, и когда она их откроет, то мать снова будет сидеть за столом, запрокинув золотистую голову и полируя ногти.

В прихожей, в углу, все еще стояла гладильная доска с прожженной обшивкой. Камелии не хотелось сейчас вспоминать о том, как всего лишь две недели назад Бонни испортила юбку, на которую копила несколько недель.

Поднявшись наверх, девушка долго не решалась войти в комнату матери. В отсутствие Бонни входить туда строго воспрещалось и считалось шпионством.

— Но сейчас она ничего не сможет сказать, — произнесла Камелия вслух. Слова эхом отозвались на пустой лестнице, горькие воспоминания снова закружились в голове.

Спальня Бонни была единственной комнатой, в которой сделали ремонт. Мать попросила помочь того ужасного Стэна и, наверное, пообещала, что он сможет остаться как-нибудь на ночь. Стэн работал как раб. Он не только поклеил и покрасил обои, но даже сделал гардероб для одежды Бонни. Она настаивала, чтобы он сделал ремонт у Камелии, когда закончит с ее комнатой. Но, похоже, Бонни внезапно передумала спать с ним, поэтому он исчез, даже не поставив дверные ручки. Бонни пришлось сделать это самой, а Стэн так и не вернулся, чтобы отремонтировать комнату для Камелии.

Распахнув дверь, Камелия вошла в комнату Бонни и дерзко осмотрел старательную работу Стэна.

В зеркалах гардероба отражались резная кровать, сделанная из орехового дерева, и туалетный столик, привезенный из старого дома. Темно-розовые шторы, ковер, кружевное покрывало на кровати, две узорчатые лампы на покрытом красивой салфеткой столике придавали комнате дух шикарной женственности.

Камелия вспомнила, как Бонни лежала на кровати в тот день, когда ремонт уже был закончен.

— Дорогая, скоро весь дом будет выглядеть так же мило, — сказала она, усаживая дочь на кровать и обнимая ее. — С вечеринками и гуляньями покончено, теперь будем только мы с тобой. Я найду себе работу, и мы счастливо заживем. Может быть, мне надо было покинуть Мермайд-стрит, чтобы начать все сначала. В старом доме было слишком много привидений.

Все это было ложью. Вечеринки и пьянство продолжались, мужики по-прежнему приходили. Бонни не нашла работу и ничего не сделала для того, чтобы привести в порядок остальные комнаты дома. В то время как она наслаждалась этой шикарной спальней, Камелия спала в комнате с голыми полами, дырка была прикрыта доской, а из матраса лезли пружины.

Девушка пришла в ярость, посмотрев на аккуратно убранную кровать и туалетный столик, уставленный сияющими бутылочками с духами. Только сейчас Камелия поняла, как странно было то, что женщина, которая спала допоздна, пила всю ночь и ни разу не погладила школьную рубашку для дочери, умудрялась содержать эту комнату в чистоте.

Гнев еще больше усилился, когда девушка открыла гардероб и увидела ряды платьев, костюмов и блуз. Сколько раз Камелия просила купить ей новое школьное пальто или юбку, но всегда слышала один и тот же ответ: «У нас нет денег, дорогая. Может быть, на следующей неделе!»

У матери всегда было много отговорок: она ведь ходит на прослушивания, на важные собеседования. Но чаще всего Бонни говорила: «Он обожает меня, милая. Мне надо хорошо выглядеть. Только подумай, как хорошо было бы иметь нового папочку».

К кому она ездила в Лондон?

Камелия давно перестала расспрашивать Бонни о ее дружках, потому что все ее романы заканчивались одинаково. Однажды мать заговорила о квартире в Лондоне, о выходных на природе, о том, что их судьба переменилась, но этим все и закончилось. Бонни была как рыбак, который лениво сидит всю жизнь на солнечном берегу речки, ловит одну рыбку, играет с ней, затем бросает обратно, надеясь на более крупный улов.

Но последнего мужчину мать тщательно скрывала. По ночам она долго говорила по телефону, при этом ее глаза сверкали так, как будто он на самом деле был важен для нее. Бонни не переставала повторять, что скоро их ждет что-то прекрасное. Несколько дней назад она сказала о том, что им надо сделать паспорта. Почему она ни разу не назвала его имени и не привела в дом?

«Наверное, он женат», — предположила Камелия, вздохнув.

Слезы навернулись на глаза и потекли по щекам, когда она перебирала платья. Она вспомнила еще один вечер, примерно месяц назад. Это были хорошие воспоминания, но все же вызывали горечь.

Бонни сидела за туалетным столиком и расчесывала волосы, ниспадавшие с загорелых плеч. На ней были только лифчик и трусики. Живот у матери был плоским, как доска. Она улыбнулась Камелии, которая держала перед ней платья, чтобы мать могла выбрать себе наряд на вечер.

— Это слишком красивое для обычной вечеринки, — сказала Бонни, отказываясь от изумрудного платья с камнями на плече. — Черное платье мне сегодня надевать не хочется. Принеси мне розовое из крепа!

— Как бы я хотела иметь такое же платье, — вздохнула Камелия, подавая матери розовое платье. Девушка посмотрела на себя в зеркало и заплакала. Она была толстой, с маленькими, как у свинки, глазками, жидкими волосами и жирной кожей. Камелия подумала о том, что никакая одежда не сможет украсить ее.

Она не услышала, как мама подошла. Бонни вдруг оказалась позади нее и прикоснулась своей ароматной щекой к щеке дочери.

— Ты не всегда будешь полной, милая, — нежно произнесла она. — Однажды ты проснешься и увидишь, что стала красивой.

— Откуда ты знаешь? — спросила Камелия, вытирая слезы. — Ты ведь никогда не была толстой.

Бонни рассмеялась, но на этот раз без сарказма.

— У меня была подруга, такая же толстая, как и ты. Но потом она оказалась самой прекрасной женщиной на свете. У тебя хорошие задатки, милая. Когда сойдет жир — а он сойдет, вот увидишь, — ты станешь красивее меня.

Камелия приподняла то розовое платье, прислонилась к нему лицом и всхлипнула. Она почувствовала запах маминых духов, как будто ее снова коснулась щека Бонни.

В тот вечер, ложась спать, Камелия была полна оптимизма. Может быть, если бы она не была так зациклена на себе, возможно, она заметила бы, что беспокоило ее мать.

Внезапно девушка осознала, что значила для нее смерть Бонни. Камелию больше не мучили неприятные воспоминания, она не думала о неуважении и унижении. Она просто хотела, чтобы мама вернулась к ней.

— Мама, почему? Почему? — прошептала она. — Если все так плохо, почему же ты не пришла и не сказала мне? Ты всегда учила меня не опускать голову и не обращать внимания на злых людей. Я ведь уже не ребенок, я могла бы помочь.

Гнев и горе одновременно переполняли ее. Камелия начала рыться в вещах матери. Она подумала, что где-то здесь сможет найти объяснение или хотя бы ключ к развязке. Девушка перевернула все: коробки из-под обуви, старые сумки, даже вывернула карманы пальто. Она нашла только фунт мелочью и больше ничего.

Потом девушка перешла к туалетному столику, перебрала шелковое белье, которое пахло духами «Шанель», но так ничего и не нашла.

Увидев в конверте несколько фотографий своего отца, Камелия снова заплакала. Со снимков на нее смотрел высокий стройный брюнет с усами и благородным выражением лица. Сейчас Камелия едва могла вспомнить его лицо. Но она хорошо помнила то время, когда отец был жив. Тогда она чувствовала себя в безопасности, она знала, что ее любили, что она кому-то нужна. Камелия снова услышала голос отца, когда он ночью поднимался по ступенькам. Он подбрасывал ее высоко над головой, когда возвращался домой.

Может быть, мать любила Джона намного сильнее, чем думала Камелия? Возможно, она постоянно искала ему замену?

Но даже в шкатулке с драгоценностями не нашлось ничего интересного. Там были только жемчужное ожерелье, бриллиантовые сережки и золотой браслет, подаренный Джоном. Почему Бонни не заложила эти вещи, раз у них были проблемы с деньгами?

Когда все в комнате было перерыто, Камелия стала на колени и заглянула под кровать, но даже там не было ничего, кроме чулка. Но когда девушка поднялась, опираясь на край кровати, то заметила, что простыня в одном месте была заправлена не очень аккуратно, как будто мама поднимала матрас, чтобы что-то под него положить.

Придерживая матрас одной рукой, Камелия медленно запустила под него другую руку. Пальцы наткнулись на что-то твердое и плоское — это был большой коричневый конверт.

Внутри были отчеты из школы, свидетельство о браке и свидетельство о смерти отца. Еще там лежали фотографии родителей, многие со свадьбы. Один из снимков стоял у них в рамочке на каминной полочке, когда они жили на Мермайд-стрит. Свидетельство о рождении Камелии и примерно десять студийных фотографий еще до того, как ей исполнилось семь лет, — вот и все, что она нашла в конверте.

Камелия аккуратно положила все это обратно. Полиция потом отдаст ей все, нет необходимости забирать это сейчас. На этот раз она просунула руку под матрас немного дальше и опять почувствовала что-то гладкое, плоское и твердое. Камелия быстренько вытащила еще один сверток, села на кровати и стала его изучать.