Просматривая собранные материалы, Джон пришел к выводу, что первый шаг был верным. Позвонив в Си-би-эй, он говорил с той самой Хилари — старшей из сестер Уокер. Но столь же очевидным являлось и то, что она не хотела быть обнаруженной.

«Ну и ладно, — подумал Джон. — Я сперва найду Меган, а потом сам явлюсь к Хилари. Пусть пока думает, что ввела меня в заблуждение».

Но, размышляя о Хилари, он ощутил ту же ноющую боль в сердце, которая появлялась всякий раз при мысли о том, через какой кошмар ей пришлось пройти. Джону хотелось сказать ей, что все в порядке, что она не одинока, что не надо больше избегать людей. Ужасно было думать, что она по-прежнему озлоблена и несчастна, но тут Джону пришла в голову мысль, что за последние годы в ее жизни могло произойти много событий, о которых ему неизвестно, и он поручил одному из своих помощников тщательно заняться периодом работы Хилари Уокер в телекомпании Си-би-эй.

Она могла быть замужем, разведена, иметь шестерых детей. Девчушка, путь которой он проследил от Бостона через Джексонвилл до Нью-Йорка, некогда надломленная, теперь вполне могла вести счастливую жизнь. Джон на это очень надеялся.

Однако он знал, что не успокоится, пока с ней не встретится. Это было странно, но его целиком захватили судьба и жизнь сестер Уокер, захватили до такой степени, что он позвонил своей бывшей жене, пригласил ее на ленч и снова попросил объяснить, что она испытывает к своим героям, когда пишет книгу.

— Скажи, Элли, бывает так, что ты в них влюбляешься? — помедлив, задал вопрос Джон, когда они сидели у фонтана в ресторане «Времена года». Здесь обычно обедали все издательские тузы Нью-Йорка. Джон знал, что это любимое место Элоизы, хотя он сам все же предпочитал чувственный, артистический хаос «Русской чайной». Однако Элоиза была другой — неприступной, холодной, сдержанной; она блистательно делала свою карьеру и лучше подходила к холодному мрамору и тихим фонтанам «Времен года».

— Влюбляюсь в них? Что ты имеешь в виду? Ты сам собираешься написать книгу? — удивленно спросила она. Джон покачал головой:

— Нет, я провожу одно любопытное расследование. Приходится копать на тридцать лет вглубь, и все видится очень реально. Я не могу думать ни о чем другом, как о сестрах Уокер, Вижу их во сне… Размышляю о них днем… Маленькие девочки, теперь женщины средних лет, бередят мне сердце, я хочу им помочь.

— Это больше похоже на одержимость, чем на любовь, — ухмыльнулась Элоиза и сочувственно похлопала Джона по руке. Она по-прежнему испытывала к нему симпатию. — Плохи твои дела, малыш. Наверное, тебе придется написать об этом книгу.

— Никто не поверит, что это правда. Да я бы и не смог, не мое это дело. Ты же знаешь. Но меня их история просто сводит с ума. Как произошло, что люди, о которых я узнал из тощего досье, принесенного клиентом, стали настолько мне близки?

— Иногда так случается.

— Но я смогу когда-нибудь избавиться от этого наваждения?

— Да, когда ты выяснишь все до конца, — ободрила его Элоиза, доедая салат. — Когда я заканчиваю книгу, персонажи исчезают. Навсегда. Но перед этим я от них тоже схожу с ума, они меня просто преследуют.

— Вот-вот! — оживился Джон. — В точности так происходит и со мной!..

Его преследовали мысли либо о Хилари, либо об Александре, которой он позвонил сразу, как только убедился, что Хилари работает в телекомпании.

Александра была просто счастлива. Теперь она ждала новостей о ходе поисков Меган.

Джон торопил своих сотрудников, так как Паттерсон угасал на глазах.

— И что мне делать, чтобы от этого избавиться?

— Надо закончить работу, довести дело до конца, и все уйдет. Так бывает у меня. Это трудный случай?

В отличие от Саши, она всегда интересовалась его работой, возможно, потому, что искала новые сюжеты.

— Очень. Но две трети дела сделано. Мне надо найти еще один фрагмент отгадки. История довольно необычная. Я тебе ее расскажу, когда завершу работу.

— Хорошую историю я могла бы использовать. На следующей неделе я начинаю новую книгу. На лето я сняла дачу на Лонг-Айленде…

Она работала как одержимая, но, очевидно, получала от этого удовольствие. Улыбнувшись, Элоиза спросила:

— А как твоя балерина?

В ее вопросе не было ревности. После развода у них сохранились добрые отношения. Джон как-то познакомил се с Сашей, и Элоиза, сама не будучи в восторге от подруги экс-супруга, поняла, что он сильно ею увлечен.

В ответ Джон пожал плечами:

— Так себе. Люди, связанные с балетом, видимо, живут в замкнутом мирке. Она весьма далека от действительности, реалий моей жизни, во всяком случае.

— Выходит, балерины даже хуже писательниц? — опять улыбнулась Элоиза.

— Гораздо хуже. Ты по крайней мере не жаловалась денно и нощно на боль в ступнях и не дрожала за свои драгоценные мышцы. Вообще им лучше не дышать, чтобы не дай бог не травмировать себя.

— Как это, должно быть, утомительно!..

Элоиза пригубила вина и с улыбкой посмотрела на Джона. Она ценила его человеческие качества и, порой сожалея, что их брак распался, задавала себе вопрос, мог бы он сохраниться, приложи она к этому больше усилий.

Однако Элоиза была достаточно умной, чтобы понимать, что семейная жизнь — не ее поприще. Для работы ей требовалось одиночество, в то время как Джон всегда стремился к полноценной семейной жизни и хотел иметь детей.

— Мне все же не кажется, что она для тебя подходящая подруга жизни.

— Мне тоже, — согласился Джон. — Но потребовалось некоторое время, прежде чем я это понял. Вообще людей, с которыми мне было хорошо, не так уж много. Большинство или недостаточно умны, или недостаточно приятны, или, кроме себя, ни о ком больше не заботятся.

Джон поймал себя на том, что невольно пожаловался на Сашу. С момента возвращения из Парижа он проявлял к ней гораздо меньше интереса.

— А как насчет тебя? Сказочный принц на горизонте не появился?

Элоиза непринужденно улыбнулась и, помахав знакомому издателю, ответила:

— У меня на это нет времени. Пока все без перемен.

Трудно сочетать карьеру и личную жизнь.

— Но можно, если захотеть.

— Наверное, я не хочу… — Она всегда была с ним честна. — Наверное, я не хочу больше того, чем имею. Мне хватает моей пишущей машинки и стареньких халатов.

— Эл, это ужасно. Нельзя так себя растрачивать.

— Ничего не ужасно. Мне никогда не хотелось всей этой сентиментальной ерунды. О детях и думать не могу без содрогания.

— Почему?

Джону это казалось нелогичным. Он считал, что люди должны иметь детей, и сам на протяжении двадцати лет о них мечтал. Но сложилось так, что пока их у него не было.

— Они требуют слишком много внимания, слишком отвлекают. Мне пришлось бы отдавать всю себя. А я хочу отдавать себя книгам. Поэтому я была бы никуда не годной матерью. Я понимаю, что это безумство, но оно делает меня счастливой.

Джон рассмеялся:

— Ты всегда была чертовски откровенной. Знаешь, я хотел еще тебе сообщить, что познакомился с потрясающей женщиной в связи с этим делом. — Элоиза с интересом приподняла брови. — Она, правда, замужем за французским бароном и совершенно недосягаема, как принцесса из сказки.

— Однако, я думаю, это лучше, чем твоя балерина.

— Конечно. Но она далеко и принадлежит другому. Тебе бы она пришлась по душе. Она прелестна.

— В один прекрасный день ты найдешь себе подходящую женщину. Только держись подальше от «творческих личностей». Жены из них никудышные. По себе сужу!

Она грустно улыбнулась и наклонилась, чтобы поцеловать его на прощание.

— Не суди себя так строго. Мы оба были молоды.

— А ты был великолепен!

Элоиза поздоровалась со своим редактором, и они вместе вышли из ресторана. Джон пожелал ей успешной работы над новой книгой, посадил в такси, а сам пошел пешком обратно к себе в офис.

На работе его ждала приятная новость. Один из помощников нашел Абрамсов в Сан-Франциско.

Джон ликовал. Прежние попытки разыскать Дэвида Абрамса не увенчались успехом. В конце концов сыщики переключились на его жену, Ревекку, и это дало результат.

Оказалось, что Абрамсы уехали из Лос-Анджелеса в начале шестидесятых годов и направились в южные штаты, где принимали участие в маршах Мартина Лютера Кинга, забастовках и избирательных кампаниях. Они оказывали бесплатную юридическую помощь неграм в штатах Джорджия, Луизиана и Миссисипи, а затем в Билоксе открыли юридическую консультацию.

Оттуда супруги переехали в Атланту и лишь в 1981 году снова вернулись в Калифорнию, но Дэвид, после того как перенес серьезную операцию, вышел на пенсию. Ревекка же занялась в Сан-Франциско адвокатской практикой, специализируясь на защите женщин — участниц феминистского движения.

Помощник ничего не сказал Абрамсам о проводимом ими расследовании. Джон предупреждал, что сам с ними встретится, если Меган будет обнаружена.

Секретарша договорилась о встрече с Ревеккой Абрамс, и на следующий день Джону предстояло лететь в Калифорнию.

Все складывалось прекрасно. Саша по-прежнему была в гастрольном турне; можно было наконец осуществить кое-что, что он намеревался сделать все последние дни. Знал, что должен это сделать. Это было связано с тем, что он пытался объяснить Элоизе за ленчем, — с его навязчивыми мыслями.

Без нескольких минут четыре он ушел с работы и на такси поехал в телекомпанию, где при входе показал охраннику значок службы безопасности и полицейское удостоверение. Этого хватило, чтобы его пропустили внутрь.

Поднявшись в лифте наверх, Джон оказался в холле-приемной. Сняв трубку одного из внутренних телефонов, он набрал номер Хилари. Секретарша ответила, что у той совещание.

— В ее кабинете или наверху? — спросил Джон уверенным тоном, на что секретарша незамедлительно сообщила:

— Она у себя. С мистером Бейкером.

— А когда освободится — неизвестно?

— Она сказала, что уходит в пять тридцать.