— Может, когда-нибудь потом, — неопределенно ответила она.

Элоиза говорила примерно так же. А когда ей исполнилось тридцать шесть, она решила, что ребенок слишком повредил бы ее карьере, и сделала себе стерилизацию, пока Джон был в одной из командировок.

— Бывает, что «потом» никогда не наступает…

— Ну что ж, значит, не судьба. Мне для самореализации дети не нужны, — гордо сказала Саша.

— А что тебе нужно? Может, тебе и муж не нужен? Может, тебе достаточно только балета?

— Я никогда не считала себя настолько старой, чтобы думать о замужестве.

Она произнесла это искренне, глядя на Джона при свете луны. Но ему было уже сорок два года, и в последнее время он много думал обо всех этих вещах. Он не хотел до конца жизни быть одиноким, хотел быть любимым и самому любить не только в промежутках между книгами, балетными спектаклями и репетициями.

— Тебе двадцать восемь. Пора начать думать о своем будущем.

— Я о нем думаю ежедневно, а этот старый маньяк орет на меня.

— Я имею в виду не твое профессиональное будущее, а настоящую жизнь.

— Это и есть моя настоящая жизнь, Джон. Вот этого-то Джон и боялся.

— А в ней есть место для меня?

Похоже, что в этот раз получилась ночь откровений.

Джон сомневался, стоило ли затевать такой разговор, но пути к отступлению уже не было. Рано или поздно им пришлось бы побеседовать о чем-то другом, а не только о ее ступнях и репетициях.

— Это зависит от тебя. В данный момент я не могу предложить тебе больше того, что есть. Если тебе этого достаточно — прекрасно. А если нет…

Саша пожала плечами. По крайней мере, она была честна.

Джон задавал себе вопрос, сможет ли переубедить ее, уговорить выйти за него замуж… иметь детей… «Нет, — думал он, — это безумие — опять предпринимать такую попытку. У меня, наверное, склонность к рискованным и безнадежным случаям».

— Ты хочешь, чтобы я сегодня осталась у тебя? Казалось, она склонна была уйти. Ей нисколько не претил хаос, царивший в ее квартире в Вест-Сайде.

— Я хотел бы, чтобы ты осталась.

На самом деле он ожидал от нее гораздо большего, но только сейчас стал понимать, что переоценивал ее возможности.

— Ну, тогда я пошла спать… — Она поднялась и направилась обратно в спальню. — У меня завтра утром репетиция.

А Джону предстояло лететь в Джексонвилл. Когда он тоже лег и попытался снова начать ласки, Саша сказала, что слишком устала и что у нее болят мышцы.

Глава 18

Полет в Джексонвилл был недолгим, однако Джон успел просмотреть и подписать около полудюжины различных бумаг, хотя мысли его все время возвращались к Хилари и той жизни, которую ей пришлось вести у Эйлен и Джека Джоунс.

В Джексонвилле он направился прямо в интернат, нашел директора и объяснил суть расследования. Обычно дела питомцев подобных заведений никому не предоставлялись, но в данном случае прошло очень много лет, кроме того, Джон пообещал сохранить полную конфиденциальность.

Так или иначе, требовалось разрешение местного судьи, и Джону было предложено прийти на следующее утро. Он снял номер в мотеле в центре города, побродил по улицам и просмотрел телефонную книгу. Нашел в ней пятерых Джеков Джоунсов и решил не откладывая им позвонить.

Трое из них оказались неграми, четвертый номер не отвечал, пятый же Джоунс, как выяснилось, восемнадцатилетний юноша, сообщил, что его отец был родом из Бостона и вроде бы был женат на женщине по имени Эйлен, затем овдовел и женился на его матери. Паренек сказал, что отец умер десять лет назад от цирроза печени, но сам готов был поделиться тем, что знает. Джон спросил, известно ли ему или его матери, где жил отец с прежней женой. Ответ оказался очень простым:

— Он всегда жил в одном и том же доме. Мы и сейчас в нем живем.

Любопытство Джона возросло, он поинтересовался, может ли к ним зайти.

— Конечно.

Джон записал адрес.

Он совсем не удивился, увидев, что внешний вид дома Джоунсов очень напоминает чарлстаунский: такой же мрачный, грязный район поблизости от верфи, с той лишь разницей, что здесь жили преимущественно негры — черные подростки носились по улицам на мотоциклах, пугая немногочисленных прохожих. Место было не из приятных и, похоже, привлекательностью никогда не отличалось.

Джек Джоунс-младший ждал Джона во дворе, где возился со своим мотоциклом. Визит нью-йоркского гостя, видимо, прибавил ему в собственных глазах значительности. Он кратко рассказал об отце, показал несколько фотографий и пригласил Джона внутрь, чтобы познакомить со своей матерью.

В доме царили жуткое зловоние и грязь, а его хозяйка имела крайне плачевный вид. Ел, вероятно, не было еще и пятидесяти, но, совершенно беззубая, она выглядела лет на тридцать старше. Джон не мог понять, вызвана ли ее немощь пьянством или болезнью.

Неопределенно улыбнувшись, миссис Джоунс уставилась куда-то в пространство. Она не только совершенно ничего не помнила о племяннице предыдущей жены Джека, но порой, кажется, не узнавала собственного сына.

Когда Джон, отчаявшись, собрался уходить, Джек-младший посоветовал ему поговорить с соседями — старожилами этого района, знавшими Джека-старшего и Эйлен с момента их приезда в Джексонвилл. Джон поблагодарил его и направился в соседний дом.

На стук к застекленной двери подошла пожилая женщина и с опаской спросила:

— Что вам?

— Можно минуточку побеседовать с вами, мэм? Джон давно сам не занимался сыскной работой и вдруг вспомнил, как трудно всегда было входить в доверие к людям, сколько дверей захлопнулось у него в свое время перед носом.

— Вы из полиции?

Знакомый вопрос.

— Нет. Я ищу женщину по имени Хилари Уокер. Она жила здесь много лет назад, будучи еще девочкой. Вы не знаете, где она может быть теперь?

Женщина покачала головой, с подозрением оглядывая Джона:

— А зачем она вам понадобилась?

— Друг ее родителей хочет разыскать Хилари и нанял меня.

— Ему надо было это сделать двадцать пять лет назад. Бедное дитя…

Она снова покачала головой, вспоминая прошлое, а Джон обрадовался, что наконец нашел нужного человека. Дверь медленно открылась; пожилая женщина стояла на пороге в домашнем платье и тапочках, глядела на Джона, но войти его не приглашала.

— Этот так называемый дядюшка избил ее до полусмерти. Она под ливнем приползла сюда и чуть не отдала богу душу на моем крыльце. Мы с мужем отвезли ее в больницу. Девочка едва выкарабкалась. Говорят, он пытался ее изнасиловать.

— Она подала на него в суд? — спросил Джон, ужаснувшись.

История становилась все страшнее. Жизнь Хилари представлялась настоящим кошмаром.

Но его собеседница покачала головой:

— Она была слишком напугана… Малышка Хилари… Я совсем ее забыла.

— А что случилось потом?

— Потом она была в нескольких «домах временного проживания» и в конце концов, по-моему, осталась в интернате. Мы навещали ее, кажется, дважды… Только, знаете, она была странной девочкой. Конечно, винить ее нельзя, мало кто выдержал бы этот кошмар. Но Хилари ко всем относилась очень холодно.

В свете того, что Джон услышал, такую реакцию девочки легко можно было понять.

— Спасибо. Большое вам спасибо.

Итак, теперь было ясно, почему она попала в интернат — не потому, что сама преступила закон. Хотя из этой среды детей из неблагополучных семей выходило большое число правонарушителей.

Но в случае с Хилари этого не произошло. Утром Джон получил ее дело. Папка не содержала ничего любопытного. Хилари являлась примерной ученицей, законы не нарушала, была в двух «домах временного проживания», адреса которых прилагались, а потом на протяжении трех лет находилась в интернате. По окончании школы она получила пособие — двести восемьдесят семь долларов, уехала и больше не сообщала о себе.

Папка была тонкая, а скупую информацию о Хилари как личности содержали лишь отчеты воспитателей, которые отмечали замкнутость, склонность к одиночеству, но в то же время дисциплинированность и способности к учебе.

Воспитатели и инспектора, которые ее знали, уже давно не работали. Джон подумал, что и оба «дома временного проживания» тоже не существуют, но на всякий случай решил проверить. По первому адресу, как ни странно, хозяйка была еще жива и даже смутно помнила Хилари.

— Да, она была такая гордая, умнее всех себя считала. Но жила у меня недолго. Не помню, как она работала. Потом что-то захандрила, ее и забрали в интернат. Больше ничего про нее не помню.

Но и этого было достаточно. Резкие слова женщины о других девочках, обстановка дома говорили сами за себя. Второй «дом временного проживания» оказался давно снесенным под новую застройку.

"Неудивительно, — думал Джон, — что женщина из Си-би-эй оказалась совсем не той, которую я ищу. Моя Хилари Уокер, наверное, продолжила свою жизнь в такой нищете, в какой ее начала или, во всяком случае, на какую была обречена с восьми лет, когда ее отец убил мать и покончил с собой, а лучший друг семьи забрал у нее сестер, а ее саму бросил на произвол судьбы.

Теперь понятно, почему она тогда, двадцать два года назад, пришла к Паттерсону в офис, чтобы выразить свою ненависть. Вопрос в том, куда она оттуда направилась? С чего следует начать поиск девушки, которая в раннем возрасте испытала столько боли и невзгод?"

Джон уже безрезультатно просмотрел списки осужденных по разным штатам и картотеку ФБР, хотя это ничего не значило. Она могла поменять фамилию, несколько раз выйти замуж. Могла вообще умереть. Много чего могла Хилари Уокер сделать за эти годы, но Джон обещал себе, что если она все еще находится в Нью-Йорке, то он ее обязательно найдет.

Джон покидал Джексонвилл без сожаления, скорее с облегчением. Грязь и высокая влажность этого города не располагала к возвращению в него. Он представил себе, с каким чувством ехала Хилари в Нью-Йорк, где надеялась найти сестер, нашла же только Артура, потерявшего их след. Какое это должно было быть для нее разочарование!