— А тебе не захочется когда-нибудь выйти замуж, иметь детей?

Хилари покачала головой. С Адамом, похоже, можно было говорить искренне.

— Для меня это не очень важно.

Более того, она не хотела иметь близких, которые могла бы потерять… а уж тем более двух маленьких девочек… двоих детей, которых кто-то мог бы у нее отнять… Хилари не хотела больше испытывать такую муку. Она хотела быть одна и была одна.

Одиночество причиняло боль лишь временами, как сейчас, когда она смотрела на этого мужчину и думала, что бы было, если бы их связывали более тесные отношения. «А может, всему виной шампанское?» — задавала себе вопрос Хилари.

— Мои дети — это лучшее, что у меня есть в жизни, Хилари. Не лишай себя этого.

Она не могла объяснить ему, что в некотором смысле у нее уже были дети. Хилари никому об этом не говорила и знала, что не скажет. Никогда.

— Почему все считают, что для полной самореализации обязательно надо иметь детей?

— Нет, в наши дни не все. Большинство женщин рассуждают, как ты, но они ошибаются. Женщины, которые сейчас не рожают, лет через десять-пятнадцать впадут в панику, попомни мои слова, Хилари. Сейчас они спокойны, думают, что впереди у них многие годы. Однако глубоко ошибочно исключать из своей жизни такую важную ее часть. Ты никогда не была замужем?

Адам заглянул ей в глаза. Ему понравилось, что в них были смелость, искренность, собранность, ум. Но он увидел также страх. Хилари от чего-то убегала, однако Адам не мог догадаться, что ее так травмировало. «Может быть, у нее был неудачный опыт с кем-то? — думал он. — Вроде как у меня с Барбарой…» Он все еще не мог поверить, что жена ушла от него, забрав детей.

Хилари в ответ па его вопрос покачала головой:

— Нет, никогда. — И рассмеялась:

— Мне всего двадцать пять. Зачем спешить?

— Конечно, спешить незачем. Я просто так спросил. Когда я женился, мне было двадцать три. А жене двадцать один. Пятнадцать лет вместе — это большой срок. Мне казалось, что мы хорошо знаем друг друга, но я заблуждался. Сейчас семьдесят четвертый, а мы поженились в пятьдесят девятом.

Адам улыбнулся ей, разлил остатки шампанского по бокалам.

— А что ты тогда делала? Ты же была совсем маленькой?

Глаза Хилари затуманились. Она вспоминала… Пятьдесят девятый… Жила ли она тогда в Бостоне, с Эйлен и Джеком, или уже в Джексонвилле?.. Больно было об этом думать. Акси и Меган уже не было…

— Да так… Ничего особенного. Я, кажется, тогда жила у тетки, в Бостоне.

Хилари постаралась подать это буднично, почти шутливо.

— А где были твои старики?

— Они погибли, когда мне было восемь… и девять лет.

— Не одновременно?

Хилари кивнула, мечтая снова вернуться к теме работы. Ей не хотелось говорить с ним об этом. Не только с ним, а вообще с кем бы то ни было.

— Какой ужас. В автокатастрофах? Хилари молча кивнула головой и залпом допила свое шампанское.

— Ты была единственным ребенком? Она посмотрела ему в глаза с удивившей Адама холодностью и жестокостью и подтвердила:

— Да, единственным.

— Невеселая история.

Адаму было ее жаль, но Хилари это только злило. Она не хотела, чтобы ее жалели — ни он, ни кто-либо другой. Чтобы рассеять мрачное настроение, она попыталась улыбнуться:

— Может быть, поэтому я так люблю свою работу. Для меня это дом.

Ее высказывание показалось Адаму излишне патетическим, но он ничего не сказал.

— Что ты окончила?

— Нью-Йоркский университет. Хилари не стала говорить, что занималась на вечернем отделении без отрыва от работы.

Адам кивнул.

— Мы с Барбарой учились в университете Беркли.

— Представляю, как это здорово, — улыбнулась Хилари. Адам накрыл своей рукой ее руку. Он больше не хотел говорить о своей бывшей жене, все его мысли занимала девушка, сидящая напротив.

— Я рад, что мы выбрались сегодня вместе поужинать. Я давно хотел с тобой поговорить. Ты замечательно работаешь.

— Приходится, — усмехнулась Хилари. — Я же в Сибиэй достаточно долго. Семь лет.

Все эти годы она пробивалась наверх, пока не стала постановщиком. Она имела право гордиться собой и гордилась. Путь из джексонвилльского детдома, а тем более из Бостона, был очень, очень долгим.

— Переходить никуда не думаешь?

— Из Си-би-эй? Зачем?

— Потому что в этом бизнесе вообще все динамично. Адам это знал на собственном, и не единственном, примере.

Хилари покачала головой с решимостью в глазах, которая поразила его:

— Я никуда не собираюсь переходить. Я присмотрела себе оч-чень красивый кабинет.

Адам почувствовал, что Хилари действительно не шутит.

— Зачем тебе это?

Его озадачило такое честолюбие. Он любил свою работу, добился в ней успеха, но никогда не стремился к высотам карьеры и не мог вообразить себе таких устремлений у красивой молодой девушки.

— Потому что для меня это важно… — Хилари решила быть с ним откровенной:

— Это означает безопасность. И самореализацию. Это нечто ощутимое, что я могу забрать с собой вечером домой.

— Пока тебя не уволят и не возьмут кого-нибудь другого, — возразил Адам. — Не делай ставку только лишь на работу. В один прекрасный день ты окажешься одинокой и разочарованной.

— Это меня не пугает.

Хилари была одна всю жизнь, она привыкла к этому. Ей так даже нравилось, никто не мог ее ни обидеть, ни предать.

«Странная девушка, — думал Адам. — Мне, пожалуй, никогда не встречались такие независимые, честолюбивые особы».

Он отвез ее домой и надеялся на приглашение зайти, но Хилари лишь с теплой улыбкой пожала ему руку и поблагодарила за вечер.

Всю дорогу до своего дома Адам думал о ней и, едва переступив порог, набрал ее номер телефона. Он даже не подумал, что может ее разбудить, почему-то был уверен, что она еще не спит.

Голос Хилари в трубке звучал хрипловато; Адам, вслушиваясь, прикрыл глаза. «Я неплохой парень, — думал он, — и ненавижу жить один. А она так привлекательна… И мальчишкам моим тоже бы понравилась…»

— Алло?

— Привет, Хилари… Я просто хотел тебе сказать, что замечательно провел сегодня вечер. Она мягко рассмеялась.

— Я тоже. Но не пытайтесь отвлечь меня от дела, мистер Кейн. Я не намерена жертвовать работой ради кого бы то ни было. Даже ради вас.

— Я понял. А можно пригласить тебя на ленч как-нибудь на этой неделе?

— Конечно. Если я не буду слишком загружена.

— Может, завтра?

Хилари снова засмеялась. В этом смехе одновременно звучали чувственность и холод.

— Успокойся, Адам, Я же сказала тебе, что никуда не собираюсь переходить из компании.

— Отлично. Тогда давай этим пользоваться. Я зайду за тобой в четверть первого. О'кей?

Он упрашивал ее, как ребенок. Хилари, лежа в кровати, улыбалась в темноте. Не желая самой себе признаваться в этом, она чувствовала, что Адаму удалось пробудить в ней что-то, чего не удавалось другим мужчинам. Кроме того, она ему доверяла.

«Что в этом плохого, в конце концов? — думала Хилари. — Раз или два сходить на ленч. Вреда это не принесет».

С самого приезда в Нью-Йорк она большего себе не позволяла и, как бы это ни было странно, не проявляла интереса к мужчинам. У других девушек были друзья, романы, разбитые сердца. Хилари же интересовало только продвижение по должности и зарплата. Труд был ее возлюбленным, который пока не доставлял ей неприятностей.

— Так что, в двенадцать пятнадцать? — переспросил Адам, не услышав ответа.

— Хорошо, — тихо сказала она.

Адам, вешая трубку, чувствовал себя на седьмом небе.


Утром Хилари нашла на своем рабочем столе розу, а в полдень отправилась с Адамом на ленч в ресторан «Золотой телец» и в офис вернулась лишь в три часа.

— Это ужасно, Адам. Я никогда такого себе не позволяла…

Она отбросила назад длинные черные волосы и закатала рукава блузки. День был чудный, теплый, и возвращаться на работу совсем не хотелось.

— Ты на меня очень плохо действуешь. Меня только что повысили, а из-за тебя могут выгнать.

— Вот и хорошо. Тогда ты выйдешь за меня, мы переедем в Нью-Джерси и родим десятерых детей.

— Какой ужас!

Она посмотрела на него своими ледяными зелеными глазами, и Адам ощутил что-то, чего прежде не чувствовал — желание во что бы то ни стало преодолеть стену, которой Хилари себя окружила, но он не был уверен, что это возможно.

Они продолжали осторожно изучать друг друга. Адам так много хотел ей сказать, она умела слушать, как никто другой. Хилари Адам очень нравился, хотя вся эта история казалась ей опасной и пугала, особенно тем, что нарушала привычный уклад жизни, пробуждала в сердце давно забытые теплые чувства.

В субботу он пригласил ее на ужин, но Хилари отказалась, потом отвергла еще два приглашения на ленч. После этого у Адама был такой несчастный вид, что Хилари наконец смягчилась и согласилась провести с ним вечер в пятницу. Они пошли к «Кларку» на гамбургеры, а потом пешком направились в ее новую квартиру на Пятьдесят девятой улице.

— Почему ты стремишься сохранить между нами дистанцию?

Адама это явно расстраивало. Он был без ума от нее и мечтал, чтобы Хилари согласилась на более близкие отношения.

— Потому что не хочу осложнений на работе. Ты же все-таки мой начальник, Адам, — с улыбкой ответила она. Хилари боялась кривотолков, хотя Адам и привлекал ее.

Он с сожалением улыбнулся:

— Боюсь, что ненадолго, раз уж для тебя это так важно. Через две недели меня переводят в отдел маркетинга. Я только сегодня об этом узнал.

— И как ты к этому отнесся? — обеспокоенно спросила Хилари. В общем-то это было понижение, и на его месте она была бы в отчаянии, но Адам был не особенно огорчен, он пожал плечами и усмехнулся:

— Невелика беда. А для тебя так даже лучше. Может, ты теперь согласишься чаще со мной встречаться?

Конечно, все теперь становилось проще, но Хилари по-прежнему не была убеждена, что следует заводить с ним роман. Жизнь без мужчины казалась ей более легкой. Одиночество вошло у нее в привычку, отказ от него означал риск.