— Я не хочу нервировать твоего супруга.

— Ты просто не привози девочкам этих дурацких подушечек и пищалок, и все будет в порядке.

Обе расхохотались, вспомнив, как Анри однажды чуть не стало плохо, когда он при гостях сел на одну из «музыкальных» подушечек, разложенных по комнате Маргарет и девочками, и раздался совершенно недвусмысленный звук.

— Помнишь, какой произошел конфуз?

Маргарет никак не могла унять смех, у Александры от хохота на глазах даже выступили слезы. Для Анри это, конечно, был конфуз, но вообще все тогда получилось ужасно смешно. Маленьких озорниц отправили по своим комнатам, где изгнанная с ними же бабушка продолжала обучать внучек всяким шалостям. Ни для кого из присутствующих не было секретом, что она не принадлежала к числу любимых гостей барона де Мориньи.

— Вообще-то я как раз собиралась поискать им что-нибудь подобное в Нью-Йорке… конечно, не столь шокирующее…

Несмотря на это заверение, глаза у нее хитро поблескивали. Она покупала подобные глупые безделушки своему покойному мужу, и он всегда был от них в восторге. Он воспринимал Маргарет как еще одного ребенка в доме. Даже Александра была серьезнее матери, особенно это стало заметно после ее замужества.

— Я скажу Анри, что ты приедешь. Маргарет ехидно улыбнулась:

— Подожди момента, когда действительно захочешь досадить ему.

— Мама! — рассмеялась Александра, понимая, что у матери нет иллюзий по поводу зятя. — Ты представляешь его таким ужасным человеком, но он ведь не такой!

Александра всегда защищала мужа. Анри же считал, что она защищает свою мать. Она была лояльна к обоим.

— Он не ужасный человек, дорогая, — усмехнулась Маргарет. — Он просто зануда.

Время летело быстро, как, впрочем, всегда, когда они встречались, и в полпятого Александра с сожалением посмотрела на часы. Ей было так хорошо в этой уютной комнате в компании матери. Они всегда так хорошо проводили вместе время. Мать как была, так и осталась ее лучшей подругой.

— Очень жаль, но мне пора…

Александра поднялась с дивана. Маргарет с удивлением посмотрела на нее:

— Почему? У тебя сегодня вечеринка?

— Нет, на следующей неделе. А сегодня мы ужинаем в Елисейском дворце, и Анри будет нервничать, если я задержусь и не начну заранее готовиться.

— Тебе надо бы придумать что-нибудь необычное, чтобы его поразить, . — оживилась Маргарет, — например, надеть облегающее платье, расшитое искусственными бриллиантами, и распустить волосы. В Елисейском дворце это бы хорошо смотрелось.

Маргарет захихикала от одной этой мысли. Александра улыбнулась. Возможно, мать на ее месте сотворила бы что-нибудь в этом роде, а Анри утром подал бы на развод. Он бы точно пошел на такую меру. Чуть переступишь границу и… Александра никогда не испытывала судьбу. Она слишком любила мужа, чтобы рисковать всем ради каких-то глупых проделок. Кроме того, она просто была не такая, как ее мать.

— Ты гораздо храбрее меня, мамам.

— Это только потому, что я не замужем за твоим супругом и могу делать то, что мне заблагорассудится. Да и папа прежде не ограничивал меня запретами. Мне очень повезло.

Она ласково улыбнулась дочери.

— Папа тоже повезло, и он знал это, — напомнила Александра.

Обнявшись, они медленно спустились вниз, где швейцар почтительно ждал, чтобы открыть Александре дверь. Он знал ее еще ребенком и называл «мадам Александра». Теперь он вышел на улицу и помог ей сесть в машину.

«Ситроен» тронулся, Александра помахала матери и почувствовала грусть, как всегда, когда прощалась с ней. На рю де Варенн с родителями жилось так хорошо… Но несправедливо было так думать. Она любит Анри и, конечно, детей, свое самое большое сокровище… И все же визиты к матери всегда пробуждали в Александре тоску по менее строгой, размеренной жизни, которая не предъявляла бы к ней столь высоких требований.

Она продолжала думать об этом, пока раздевалась, принимала ванну и надевала строгое вечернее черное платье. Девочки зашли пожелать доброй ночи, когда она была еще в ванной.

Потом Александра слышала, пока одевалась, как в своем кабинете ходил Анри, но к ней он не заглянул, и встретились супруги уже только в вестибюле, готовые к выходу.

Александра выбрала на сегодня одну из коллекционных моделей Сен-Лорана — длинное, до пола, узкое платье, внизу украшенное красивой золотой вышивкой, закрытое под шею и с длинными рукавами. К нему Александра накинула короткое манто из соболей и вдела в уши изумительные бриллиантовые серьги, подаренные отцом.

— Ты сегодня выглядишь прелестно. Глаза Анри одобрительно смотрели на нее, но тон был сдержанным, а поведение строго официальным.

— Спасибо.

Александра повернулась к мужу. Волосы у нее были заплетены в аккуратную французскую косу, в точности такую, как некогда у Грэйс Келли. Александре такая прическа шла, кроме того, Анри одобрял ее.

— Как у тебя прошел день?

Во взгляде Александры вдруг промелькнула тоска, она внезапно захотела, чтобы муж поцеловал ее, но Апри этого не сделал.

— Очень хорошо, спасибо, — бесстрастно ответил он.

Временами они напоминали чужих людей, когда интимные переживания ночи уступали место официальному общению.

Анри помог жене сесть в машину, шофер включил зажигание. Супруги де Мориньи были погружены в собственные мысли, а сверху, из окна, за их отъездом наблюдали две девочки в ночных рубашках.

Глава 12

Признание Артура Паттерсона в том, что он не знает, где искать ее сестер, Хилари восприняла как известие о конце света. Ей было семнадцать, а чувствовала она себя так, словно жизнь ее кончена. Многие годы она жила только ради того, чтобы отыскать Меган и Акси. А теперь надежд не стало. Они ушли навсегда.

Свой первый рабочий день Хилари начала опустошенная, но лицо ее было спокойным, глаза холодными, и никто бы не догадался о муке отчаяния, которую она испытывала. Единственным, что поддерживало в ней энергию, была решимость выжить, несмотря ни на что, и ненависть к Артуру.

Время шло, Хилари казалось, что она превратилась в бездумный автомат, однако работу свою выполняла хорошо. Она стала лучше печатать на машинке, по самоучителю освоила стенографию, вечерами посещала колледж — делала все, что себе раньше наметила, но поступала так не ради достижения конкретной цели, а скорее чтобы заглушить овладевшую ею безысходность.

Хилари собиралась любой ценой добиться успеха и при этом даже не знала, зачем ей это. Доказывать что-либо было некому. Никого это не интересовало. Она никого не любила и никем не была любима.

После года работы в бюро по трудоустройству ей подвернулся лучший вариант. Хилари узнала о нем прежде других в своем агентстве и первой явилась на собеседование. Речь шла о должности секретаря в Си-би-эй ньюс с оплатой, почти в два раза превышавшей ее нынешний заработок. От кандидатки требовались исполнительность, сообразительность и оперативность, всеми этими качествами Хилари обладала.

Она очень понравилась женщине, проводившей собеседование, получила это место и ухитрилась при этом не бросить колледж.

С тех пор ее карьера стала идти по восходящей. Через некоторое время Хилари стала ассистентом постановщика, а еще через пять лет — постановщиком. Это совпало с окончанием колледжа.

Хилари исполнилось двадцать три года, и на работе перед ней открылись большие возможности. Руководство ее уважало, а некоторые из подчиненных даже побаивались. Ни с кем из сотрудников она не дружила, держалась особняком и часто задерживалась допоздна, упорно работая над циклами, за которые получала призы.

Когда в двадцать пять лет она стала одним из главных постановщиков вечерних новостей, директор информационных программ компании, Адам Кейн, пригласил ее отметить это событие. Хилари сначала засомневалась, но потом решила, что отказываться было бы неразумно по тактическим соображениям, и приглашение приняла.

Ужинали они в ресторане «Брюссель». Пили шампанское, говорили о работе, перспективах телекомпании и ее, Хилари, собственных планах. Адам удивился, что девушка ставит перед собой столь далеко идущие и более честолюбивые, чем у него, задачи.

— Эй-эй, постой-ка… Тебе здесь что — митинг в защиту женской эмансипации?..

У него были каштановые волосы, добрые карие глаза и философский подход к жизни.

— К чему такие грандиозные планы?

Она была первой женщиной, которая призналась ему в своих честолюбивых планах, а он сознался, что такие планы лично его пугают. Адам только что развелся, потому что его супруга решила, что ее больше не устраивает быть «просто женой». Развод нанес ему глубокую душевную травму.

Они мирно жили, растили двоих сыновей и имели дом в Дариэне. Теперь Адам лишился всего этого и вдруг оказался в холостяцкой квартире в Вест-Сайде.

Молодая женщина, сидящая напротив за столиком, говорила о своих намерениях со временем возглавить корпорацию, и это не укладывалось у него в голове.

Он рассмеялся, глядя на нее. Хилари была очень красивой, способной, энергичной, но все-таки чего-то в ней не хватало.

— Куда делись женщины, которые хотели бы иметь много детей и жить в пригороде? Это что, вовсе вышло из моды?

Хилари улыбнулась, понимая, что, вероятно, переборщила с обсуждением своих грандиозных планов, но произошло это от непривычки — она крайне редко нарушала свое уединение. Адам же был симпатичным, располагал к себе, поэтому она так разболталась.

— Думаю, что просто некоторые женщины считают такую жизнь неподходящей для себя.

Хилари не собиралась оправдываться. Она наметила себе цель, и ничто не могло ее остановить. Хилари продолжала бегство от демонов прошлого, зная, что, вероятно, оно не прекратится никогда. Она смирилась, но не стала всего объяснять Адаму, как, впрочем, не делилась и с другими — жила одна, много работала, и больше ничто ее не интересовало. Адам это почувствовал и пожалел ее. Он знал, сколько разнообразных возможностей дает человеку жизнь. Ему было тридцать восемь, за плечами пятнадцать лет семейной жизни, но Адам и теперь открывал для себя бесконечные новые горизонты.