Соланж сказала это с серьезным видом, но Артур с горечью рассмеялся. Невозможно было заставить Марджори сделать что-то, чего она не хотела. По крайней мере, он не мог этого. Не такой он был человек.

— Невозможно заставить женщину иметь детей, — покачал головой Артур. — В конце концов получится, что и мать несчастна, и дети тоже. Не то что твои.

Хилари и Александра были прелестными малышками, Артур боготворил их. Хилари была темноволосая, как Сэм, и зеленоглазая, а Александра ярко-рыжая и голубоглазая.

Артур улыбнулся Соланж и увидел в ее глазах печаль.

Она знала, как проводит время Сэм — слухи о его похождениях распространялись по Нью-Йорку быстро, да и газеты уделяли ему много внимания.

— Он ужасный глупец. Ему тридцать один год, мир лежит у его ног… и жена у него такая, за которую любой мужчина дал бы отсечь себе правую руку.

— Зачем мне рука? — усмехнулась Соланж. — Мне нужно его сердце, а не рука… или все эти дорогие безделушки. Когда он нашкодит, то непременно приносит украшения с бриллиантами.

— Я в курсе, — нахмурился Артур.

Он по-прежнему давал Сэму рекомендации относительно его финансов и в последнее время настаивал, чтобы тот жил экономнее. Но Сэм его не слушал и упивался успехом: все покупал, покупал и покупал… все только самое лучшее для дочек… меха и ювелирные украшения для жены… одежду для себя и дорогие подарки для любовниц. О нескольких его возлюбленных Артур был осведомлен, но в глубине души надеялся, что Соланж ничего не знает. Но, оказывается, дело обстояло иначе. Ему впервые показалось, что она действительно несчастна.

— Я не знаю, Артур, что мне делать. Устроить ему сцену и сообщить, что знаю обо всем, или тихо сидеть и ждать, когда это закончится. А закончится оно скоро. С Сэмом так всегда… Потом он ко мне возвращается.

Соланж улыбнулась такой улыбкой, за которую Артур многое бы отдал, если бы она предназначалась ему.

— Ты очень разумная женщина, Соланж, в отличие от большинства американок. В этой стране жены сходят с ума, если подозревают мужа в связях на стороне. Они нанимают сыщиков, подают на развод, грызутся за каждую сколько-нибудь ценную вещь…

Соланж лишь улыбнулась на это своей легкой, мудрой улыбкой, которая как-то не вязалась с ее юной внешностью.

— Мне не нужны пещи, Артур. Мне нужен только мой муж.

Было очевидно, что она его боготворит. Артур в очередной раз позавидовал своему другу. Он всегда задавал себе вопрос: что бы случилось, если бы тогда, в Париже, он осмелился заговорить с Соланж в тот день, на рю д'Арколь?.. Что, если?.. Этот глупый, лишенный смысла вопрос не даст ему покоя всю жизнь. «Везет же паршивцу, — думал о друге Артур. — Он сам не понимает, как ему везет!»

— Я полагаю, что он опять успокоится, — вздохнула Соланж и допила вино. — Теперь каждая его новая партнерша — это маленькая проблема, но в конце концов он устает от них. Ему нелегко, он всего себя отдает спектаклю… У актера тяжелая жизнь. Театр требует напряжения всех сил.

Соланж, похоже, действительно перила в то, что говорит. Однако Артур покачал головой:

— Нет, это не совсем так. Просто Сэм избалован. Избалован успехом, женщинами… и тобой, Соланж. По-моему, он для тебя чуть ли не бог, честное слово.

— Он… для меня… Он для меня все. Она устремила на Артура взгляд своих выразительных глаз. Ее слова задели его за живое.

— Ну тогда сиди и жди, пока он вернется. Он просто играет, Соланж. Пока ты относишься к этому с пониманием, это не так уж серьезно.

Соланж кивнула. Это был хороший совет. Она всегда была готова потерпеть, была готова скорее погибнуть, чем потерять его.

В результате очередной роман Сэма затянулся на целых шесть месяцев и закончился попыткой самоубийства его партнерши, после чего она оставила роль «по состоянию здоровья», и жизнь Сэма вошла в норму.

Соланж почувствовала большое облегчение. Угроза миновала, хотя и оставила неприятный осадок. Шел уже 1954 год, Сэм играл в спектакле еще целый сезон, вернувшись, как и прежде бывало, к жене и детям. Ни одна пьеса из тех, в которых он играл, не шла так долго, и, когда ее сняли, и Сэму, и Соланж было грустно.

На лето они с дочерьми отправились в Европу, в Сан-Тропе. Сэм давно об этом мечтал. Он там был во время войны, правда, всего один день и всегда хотел еще раз побывать на этом курорте.

Артуру они послали открытку из Сан-Тропе, а потом еще одну, из Канн, затем совершили экскурсию в Париж, и Соланж показала дочерям, где жила, будучи ребенком. Для Соланж это было сентиментальное путешествие в прошлое — спустя девять лет после переезда в Америку ее посетили как печальные, так и радостные воспоминания.

Хилари исполнилось пять лет, и Соланж надеялась, что поездка доставит ей удовольствие, Александра же еще была слишком маленькой, чтобы понять, куда она отправляется. Для помощи с детьми в путешествие специально взяли няню.

Это было несравнимо с тем, как Соланж покидала Францию в 1945-м — с билетом третьего класса и суммой денег, которой едва хватило на еду. Тогда у нее было три платья, две пары туфель, шляпка и поношенное пальтишко, доставшееся от матери. Теперь же чемоданы были битком набиты дорогой одеждой. Приплыли они во Францию первым классом, на лайнере «Liberte», в Париже остановились в отеле «Ритц». Сэм попел жену за покупками в магазины «Живанши», «Шанель» и «Диор», у «Картье» выбрал ей в подарок изящный браслет с бриллиантами.

— Но он мне не нужен, Сэм! — смеясь, протестовала Соланж, когда он надевал браслет ей на руку.

Сэм опять был сердечным и баловал супругу так, словно хотел заново покорить ее.

За последние годы он запел некоторые дорогостоящие привычки, и это беспокоило Соланж. Она, как и Артур, уговаривала его начать откладывать деньги на детей.

— Нет, Соланж, такой женщины, которой был бы не нужен бриллиантовый браслет, — возразил Сэм.

— Но у меня их уже три! — Она с улыбкой отдернула руку и покачала головой:

— Non, cheri! Je ne Ie veiix pas! He стоит так разбрасываться деньгами.

Сэм взглянул на нее с легким раздражением.

— Ты говорить, как Артур.

— Но он прав. Нам пора задуматься о будущем девочек.

— Хорошо. — Сэм указал продавщице на другой браслет, лежавший на черной бархатной витрине. — Мы возьмем оба.

— Ah, non, Sam! Quand meme voyons! Вернувшись в Париж, Соланж снова перешла на французский, ее радовало, что и Хилари свободно общается на этом языке. С девочками она говорила только по-французски, поэтому старшая дочь совершенно свободно говорила на двух языках. Александра пока только что-то лопотала на своем, одной ей понятном языке.

Соланж не забывала свою родину, и ей было приятно снова посетить Францию. Многие места будили воспоминания, согревая душу. Когда они вечером гуляли по Вандомской площади, на которой стоит статуя Наполеона, сердце Соланж переполнял такой восторг, которого она не испытывала с момента, как покинула Париж.

В первый вечер они ужинали «У Максима», а на другой день — в «Тур д'Аржан». Перед отъездом из Парижа Сэм в придачу к бриллиантовым браслетам подарил жене еще и кольцо. Соланж пыталась возражать, но знала, что это бесполезно.

Когда они плыли обратно в Штаты, она думала, каким приятным получилось это путешествие. Хорошо было повидать родину и хорошо было вернуться домой. Ее домом теперь был Нью-Йорк, где она прожила девять лет и к которому успела привязаться. Их новая квартира с прекрасным видом на реку располагалась на Саттон-Плейс. По соседству была квартира Мэрилин Монро, которая знала Сэма по артистическому кругу. Соланж иногда видела их вместе, но ей и в голову не приходило ревновать мужа к этой женщине. Ей Мэрилин очень нравилась. Когда та твердила, что ей самой следует играть в кино, Соланж только смеялась в ответ.

— Хватит и одной звезды в семье! — всегда говорила она с милым французским акцентом.

Осенью Сэму предложили роль в новой пьесе, но он от нее отказался — счел недостаточно интересной для себя. А потом, неожиданно для всех, согласился сняться в кино. Они отправились в Голливуд, показавшийся Соланж совершенно удивительным местом, заполненным странными людьми, которые не ощущают разницу между реальной жизнью и фантазией. Поселились они в бунгало отеля «Беверли-Хиллз», девочки с няней жили по соседству с родителями.

Целый год их существование было совершенно оторванным от действительности. Соланж фильм, в котором снялся муж, понравился, но сам Сэм не был удовлетворен результатом работы. Они вернулись в Нью-Йорк, и в январе 1956 года Сэм приступил к репетициям новой пьесы — опять с головой ушел в работу, а через два месяца завел роман со своей партнершей — исполнительницей главной женской роли.

На этот раз Соланж была по-настоящему рассержена.

Она регулярно виделась с Артуром и чаще, чем бы того хотела, выплакивалась на его плече.

Артуру самому было несладко — он испытывал жуткое одиночество. Марджори постоянно где-то пропадала по делам, а его мать умерла, пока Уокеры находились в Калифорнии. Соланж тоже сильно страдала. Сэм все отрицал, но ей было еще больнее от его ласк. Он делал ей дорогие подарки и, когда чувствовал угрызения совести, был особенно ласков с дочерьми.

— Почему? Почему ты мне такое устраиваешь? — спросила она однажды утром за завтраком, указывая на колонку сплетен в газете.

— Ты опять начинаешь фантазировать, Соланж. Ты так делаешь каждый раз, когда я начинаю работать над очередным спектаклем.

— Да ну тебя… — Она швырнула газету в корзину для мусора. — Все потому, что ты спишь со своими партнершами каждый раз, когда начинаешь работать над очередным спектаклем. Это что — тоже часть твоей работы? А не мог бы тебя в этом выручить кто-нибудь другой? Например, твой дублер? Пусть это будет его обязанностью!

Сэм рассмеялся, привлек ее к себе, посадил на колени и уткнулся носом в копну роскошных рыжих волос, которые так ему нравились:

— Глупышка, я же тебя люблю.