Глава 11

«Ситроен» проехал по мосту Александра III и очутился на левом берегу Сены. Через несколько минут он оставил позади Дом Инвалидов и свернул на улицу Варенн. Для Александры этот маршрут всегда был возвращением домой. Как ни прекрасен, величествен, пышно декорирован был их особняк на улице Фош, все-таки в доме своих родителей на улице Варенн она чувствовала себя точно рыба в воде.

При виде особняка у нее радостно подпрыгнуло сердце. Привратник отпер ворота, и, очутившись во дворе, Александра, как всегда, ощутила легкую грусть от того, что никогда уже не встретит здесь отца. Прошло много лет, но она до сих пор остро чувствовала, как ей его не хватает. Радовала предстоящая встреча с матерью.

Старый лакей улыбнулся и распахнул перед ней парадную дверь. В холле она сразу попала в окружение бесценных вещей из коллекции, которую всю жизнь собирали ее родители. Инкрустированная мебель; комоды в стиле Людовика XV, сверху отделанные розовым мрамором и уставленные бронзовыми статуэтками. Напольные вазы, приобретенные на аукционе в Лондоне. И конечно, дорогие сердцу матери полотна Ренуара, Дега, Тернера и Ван Гога. Не обошлось и без ее любимой Кассатт. Дом был полон сокровищ, которые со временем перейдут к Александре. Такая перспектива ее отнюдь не радовала, зато в глазах Анри она была единственной компенсацией за тягостную необходимость мириться с такой тещей, как Маргарет.

— Ты здесь, дорогая? — окликнул родной голос сверху, из гостиной, выходящей окнами в сад.

Александра поспешила подняться по мраморной лестнице к маме, снова чувствуя себя баловнем дома.

Она нашла Маргарет сидящей на диване, за пяльцами. Очки съехали на самый кончик носа. На каминном коврике растянулась очень старая добродушная собака. Дети ее обожали, зато Анри терпеть не мог за отвратительную привычку лизать и целовать кого попало и оставлять на одежде клочья шерсти.

— Здравствуй, моя радость! — Маргарет уронила вышивание и, вскочив на ноги, вытянулась во весь рост — моложавая блондинка с голубыми глазами, в ярко-розовом костюме от фирмы «Шанель», темно-синей блузке и туфлях в тон; в ушах сверкали рубиновые серьги величиной с дверную ручку.

Она поцеловала Александру и вдруг отпрянула.

— Кто-то умер?

Александра улыбнулась, глядя на внезапно помрачневшее лицо матери. Маргарет предпочитала живые, чистые цвета, одевалась в сверхмодные изделия ведущих фирм: «Шанель», «Диор», «Дживенчи». Ей шло все яркое, броское. Стоит ли говорить, что Анри предпочел бы видеть тещу в чем-нибудь поскромнее и посолиднее: черном, темно-синем или бежевом, а за городом — в костюме из серой фланели.

В этот день Александра приехала к матери в новом черном платье от Диора и таком же жакете.

— Брось, мама. Это новый костюм, он очень нравится Анри.

Обычно Александра разговаривала с матерью по-английски — с еле заметным французским акцентом.

— Но это же страх Господен! Сними! Сожги его!

Маргарет де Борн снова опустилась на диван и, подав знак лакею налить гостье вина, возобновила прерванное занятие.

Ее безумно радовали посещения Александры, их задушевные беседы. Можно было бы отправиться вдвоем на прогулку, но это все-таки не то. Они и так выезжали больше, чем хотелось, и не нуждались в обществе друг друга в качестве предлога для посещения престижных концертов, выставок и прочих мест развлечения. Вместо этого они съедали легкий обед, состоящий из салата, сыра и фруктов, беря все это с подноса в гостиной.

Маргарет еще раз смерила дочь придирчивым взглядом и поморщилась.

— Жалко, что ты продолжаешь красить волосы. Так ты похожа на вышедшую в тираж красотку из Калифорнии. Если бы у меня был твой цвет волос, я бы дико гордилась. Даже добавила бы рыжины.

Женщины подняли бокалы.

Маргарет в самом деле восхищалась рыжими волосами Александры и никак не могла смириться с подобным варварством. Природа наградила ее дочь таким богатством, и надо же — та и в грош не ценит его! Теперь им обеим, хотя и по разным причинам, приходится подкрашивать волосы.

— Ты же знаешь, мама, Анри считает рыжий цвет вульгарным.

— Бедняга, он так боится выйти за рамки привычных представлений, чем-то выделиться! Странно, до сих пор не потребовал, чтобы ты носила черный парик и застегнутое до подбородка платье. Серьезно! Бог послал тебе роскошные рыжие волосы — так пользуйся!

— Мне и так нравится, — примирительно произнесла Александра и пригубила вино. Она привыкла к сетованиям Маргарет на ее мужа.

Тот отзывался о теще еще менее дипломатично. И так — все четырнадцать лет. Жалко, что они недолюбливают друг друга. И нет надежды на перемену. Никогда эти двое не найдут общего языка. Остается только смириться.

— Ты слишком покладиста. Кстати, как тебе моя обновка? — Маргарет продемонстрировала новые рубиновые сережки. Благодаря щедрости Пьера и собственному немалому состоянию она могла позволить себе любую прихоть.

— Я так и поняла, — со смехом ответила Александра. У мамы слабость к модной одежде и дорогим побрякушкам. Она обворожительна и очень жизнелюбива. Анри, правда, осуждает ее за мотовство. — Серьги замечательные. Очень тебе идут.

— Это от Ван Клиффа. Достались мне сказочно дешево.

Александра поставила бокал, чтобы не расплескать вино. С мамой не соскучишься.

— Могу себе представить.

— Нет, правда! Меньше ста тысяч.

— Долларов или франков?

— Издеваешься? Конечно, долларов. — Маргарет улыбнулась без тени раскаяния и даже подмигнула.

— Я не сомневалась.

Анри счел бы это приобретение верхом расточительства. Прожив около тридцати лет во Франции, мама предпочитала изъясняться по-английски и все считала в долларах.

— Чем ты занимаешься?

— Как обычно. Вчера обедала с Мими де Сен-Бре. Еще одна американка, вышедшая за француза.

Маргарет и Мими объединяли острый ум и редкое чувство юмора.

— На следующей неделе мы с Мими собираемся в Нью-Йорк.

— С какой целью?

— Сделать прическу и прошвырнуться по магазинам. Сто лет не была. Прокачусь до наступления летних каникул. Потом собираюсь погостить у друзей в Риме. Возможно, загляну на несколько недель в Сан-Ремо. Еще не решила.

— Не хотела бы пожить немного у меня? — загорелась Александра.

Маргарет скептически покачала головой.

— Не стоит испытывать терпение твоего мужа.

— Только не привози подушек со свистком — и все будет в порядке.

Обе покатились со смеху, вспомнив о том, как Анри чуть не лишился чувств, при гостях опустившись с размаху на диванную подушку, а она вдруг завыла, как сирена.

— Помнишь, как он бесился?

Они долго заливисто хохотали, а когда перестали, на глазах у Александры блестели слезы. То была жестокая шутка по отношению к Анри, зато остальные хватались за животики.

— Поищу в Нью-Йорке что-нибудь более… безобидное.

При этом у Маргарет ехидно блеснули глаза. Она привыкла покупать подобные безделушки, чтобы разыгрывать покойного мужа, — тот неизменно приходил в восторг. Женившись на Маргарет, он словно обзавелся большим ребенком. Что касается Александры, то она даже в детстве отличалась серьезностью, а после свадьбы и подавно.

— Мама! — с шутливым ужасом воскликнула она. — Тебя послушать, так Анри — какой-то злодей. Уверяю тебя, это не так.

Она всегда защищала перед матерью мужа и наоборот. Благожелательность была одним из ее главных достоинств.

— Нет, дорогая, какой же он злодей? Просто зануда.

Время летело как на крыльях — как всегда, когда они сходились вместе. В половине пятого Александра бросила взгляд на часы и с сожалением поднялась. Ей было хорошо в этой уютной гостиной — сидеть и разговаривать с матерью, одновременно любуясь садом. Они всегда понимали друг друга с полуслова. Маргарет была и осталась ее лучшим другом.

— Мне пора. Хотя и не хочется.

— Что у тебя сегодня — званый ужин?

— Нет. Это на будущей неделе. Сегодня мы ужинаем в Елисейском Дворце. Анри будет нервничать, если я задержусь.

— Тебе следовало бы чем-нибудь его удивить — например, напялить платье в обтяжку и поддельные бриллианты. Зачесать волосы на макушку. Это именно то, что нужно в Елисейском Дворце.

Маргарет прыснула. Александра тоже не сдержала улыбки. Да уж, мама на ее месте так и поступила бы — а утром Анри прислал бы к ней своего адвоката. Живя с Анри, это постоянно приходится иметь в виду. Только попробуй нарушить приличия! Нет, Александра предпочитала не искушать судьбу. Она слишком любила мужа, чтобы подвергать его чувства подобному испытанию. Да и сама она — не Маргарет.

— У меня нет твоего мужества.

— Все дело в том, что не я замужем за Анри, потому могу делать все что заблагорассудится. Да и твой отец предоставлял мне полную свободу. Мне везло.

— Папе тоже. И он это прекрасно знал.

Мать и дочь обнялись и спустились в холл, где уже ждал старый преданный слуга. Он служил у них, еще когда Александра была крошкой, и теперь называл ее «мадам Александра».

Слуга помог ей сесть в машину и плотно захлопнул дверцу. Она помахала рукой. Шофер включил зажигание.

Александре всегда было жаль расставаться с матерью. На улице Варенн так легко дышалось! Ей было хорошо в родительском доме. Но это несправедливо! Ведь она искренне любит Анри и дочек, они — смысл ее существования. Вот только… Рядом с Маргарет она начинала тосковать по какой-то иной, более простой и беспечной жизни. Без тяжелого груза ответственности.

Приехав домой и по-прежнему находясь во власти подобных мыслей, Александра разделась, приняла ванну и достала строгое черное закрытое платье, которое ей предстояло надеть в Елисейский Дворец.