Боже, как же отвратителен стал ей граф, когда она узнала о его обмане! Она ушла от него, не колеблясь ни секунды. Но необходимо было защитить Констанс от скандала, и потому она вынуждена была утаить подписанные признания и использовать их как гарантию того, что Блейдсдейл никогда больше не побеспокоит ни ее, ни ее дочь. В противном случае она передала бы эти признания самому его величеству королю, и Блейдсдейл отправился бы к дьяволу. Блейдсдейл, должно быть, подумал, что признания потерялись, когда Регина так тяжело заболела, и решил, рискнув всем, проверить, так ли это. Как только Констанс приняла приглашение приехать погостить в Лэндфорд-Парк, стало ясно, что она не подозревает о существовании этих документов. Тем не менее, Блейдсдейл выжидал некоторое время, пока не убедился в правильности своих предположений. Учитывая, что Синклер наседал на него, требуя денег, так как надо же было возместить потери из-за неудачной операции с «контрабандой», а Лэндфорд был на грани банкротства из-за своих карточных долгов, неудивительно, что Блейдсдейл стал видеть в Констанс просто средство избавиться хотя бы от одного попрошайки.

Но он не мог предвидеть, разумеется, что Констанс решится бежать. Не мог предположить и того, что она бросится в объятия человека, которого вряд ли могла расценивать как потенциального союзника. А теперь он, должно быть, терзается вопросом, где может быть Констанс и не нашла ли она признания, из-за которых он может отправиться на виселицу.

Констанс взяла пакет и сломала печать. Внутри она обнаружила несколько листков исписанной бумаги. Да, похоже, этим головорезам было в чем признаваться! Но когда она начала читать, то скоро поняла, что листки содержали отнюдь не только признания двух наемных убийц.

Прошло несколько минут, и вот ее руки, все еще сжимающие исписанные листки, опустились на колени. Очень многое внезапно стало ей понятно. А как заинтересуется содержанием этого документа Вир! Ведь это его отец составил документ и передал на хранение матери Констанс. Это его печатью был запечатан пакет.

Но черт возьми, думала она, куда же запропастился этот Вир?


Кент-стрит, в которую вливалась большая дорога, ведущая из юго-восточной части страны, являла не слишком привлекательное зрелище глазам путников, прибывающих в столицу, которую расхваливали как величайший город цивилизованного мира. Длинная, закоптелая и узкая, Кент-стрит могла похвастаться только темными, грязными домами, в которых ютились самые жалкие отбросы лондонского общества. Возле пересечения Кент-стрит с Боро-Хай-стрит стоял особенно гнусный питейный дом, в верхних этажах которого проживал хозяин этого заведения, прославившийся тем, что один занимал целых две комнаты. Такая роскошь в районе, обитатели которого нередко теснились и по пятьдесят человек в комнате, создала ему репутацию человека с большими средствами.

Впрочем, в дополнение к доходам от питейного заведения хозяин его занимался еще одним прибыльным делом: давал деньги в рост под непомерные проценты.

Это его занятие объясняло, отчего по ночам по черной лестнице приходят и уходят люди, которые явно не имеют никакого отношения к обычным обитателям Кент-стрит. Однако оставалось неясно, почему джентльмену не из бедных вздумалось поселиться в этом гнусном месте. У джентльмена явно имелись средства, чтобы нанять себе квартиру в районе поприличнее. Но он жил на Кент-стрит, и тому имелась причина: джентльмен этот был подопечным тюрьмы Куинз-Бенч, расположенной на Боро-Хай-стрит, в которой четыре года назад присужден был отбывать срок как должник.

Хотя он не мог расплатиться со своими кредиторами, все же у него нашлось довольно денег, чтобы купить для себя так называемые «правила», то есть соглашение, по которому он получал право жить на свободе в радиусе трех миль от тюрьмы. Вообще этому джентльмену повезло, что он попал не в тюрьму Маршалси, где таких вольностей в заводе не было, а кроме того, отсутствовали такие приятные удобства, как колодцы с ключевой водой, кофейня и разнообразные лавчонки, где можно было купить все необходимое. Кладбище тюрьмы Маршалси являло собой мрачное напоминание о множестве несчастных, которым повезло меньше, чем нашему джентльмену.

Однако наш джентльмен, пав так низко по сравнению с прежним своим статусом – статусом свободного человека, да еще в прошлом пользовавшегося доверием богатой и знатной семьи, – склонен был рассматривать нынешнее свое положение как жестокую шутку судьбы. Вир с первого взгляда на это согбенное и иссохшее существо, взбирающееся по внешней лестнице на задах дома, понял, что мистер Финеас Амброуз успел опуститься и физически, и морально до уровня своего окружения. Впрочем, что до моральной стороны, то Амброуз никогда не достигал в этом плане особых высот. Когда его поймали на том, что он злоупотребляет своим доверенным положением, он не колеблясь взял на себя роль Иуды.

Проследив за тем, как бывший управляющий имением его отца скрылся в крысиной норе, в которой он квартировал ныне, Вир снова отступил в тень и стал ждать дальнейшего развития событий. Ждать ему пришлось недолго. Не прошло и десяти минут, как некий джентльмен, укутанный в плащ по самые брови, в шляпе, нахлобученной на самый нос, появился в переулке. Он направился прямиком к задней лестнице, и вскоре его уже впускали в логово мистера Финеаса Амброуза.

Холодная улыбка скользнула по губам Вира. Похоже, Блейдсдейл окончательно отказал в деньгах своему расточительному младшему брату, точно как Вир и предполагал, В Индауре восстали холкары, и неблагоразумные спекуляции графа с опиумом встали ему в изрядную сумму. Вот вице-адмирал сэр Оливер Лэндфорд и обратился к другому источнику финансирования. Наверняка он рассчитывает, что его бывший прихвостень, расчувствовавшись, запросит процент поменьше.

Только это не имело никакого значения, потому что Лэндфорд не заплатит этот долг в любом случае.

Размышления Вира были прерваны появлением самого Лэндфорда на верхней площадке лестницы. Вытащив пистолет из-за пояса, Вир подождал, пока сэр Оливер спустится с лестницы, а затем выскользнул из тени и бесшумно последовал за ним по переулку.


Прибытие графа Блейдсдейла в его городской дом на Портленд-сквер в самом начале марта – неслыханно рано! – для всех оказалось неожиданностью. Но то, что он приехал без супруги и маленького сына, показалось совсем уж странным прислуге, кинувшейся приводить дом в порядок. Его сиятельство явно был в дьявольски скверном расположении духа, и появление на сцене его брата и зятя еще прежде, чем граф успел умыться с дороги, настроения его отнюдь не улучшило.

– Ей-богу, у вас у обоих вид, как у побитых псов, – заговорил он, едва войдя в кабинет, где брат с зятем ожидали его. – Ну что еще произошло?

– Ничего, если не считать того, что меня ограбил этот негодяй Черная Роза, – заявил Лэндфорд, утирая раскрасневшееся лицо полотняным носовым платком. – И теперь мне нечем заплатить карточные долги, не говоря уж о долге Амброузу, этому неблагодарному мерзавцу. Он дал мне денег под чудовищный процент, под сложный процент, который набегает ежедневно!

– Осмелюсь заметить, так тебе и надо: не следовало обращаться к ростовщику, – сказал Синклер, щедрой рукой наливая себе бренди. – Тем более к ростовщику, у которого зуб на тебя. Ведь он считает тебя виновным во всех нынешних своих несчастьях. И как не считать? Это из-за твоего просчета нам не удалось поживиться золотом Виров. Не гулял бы у нас сейчас ветер в карманах, если бы ты тогда добыл верную информацию.

– Если б я добыл верную информацию? – Лэндфорд даже захрипел. – Да это же Амброуз мне сказал! Четырнадцатого апреля, из Олдерни, так и сказал. Откуда ж мне было знать, что проклятая яхта наткнется на эскадру Льюэлина, и укроется в проклятой бухте, и будет там пережидать, пока не минует опасность?

– Видимо, мне следует напомнить тебе, что это ты, старина, был в то время вице-адмиралом? – сказал Синклер, принюхался к жидкости в своем стакане и только затем отхлебнул. – Это ты должен был знать о том, что эскадра Льюэлина получила приказ отправляться домой для производства ремонтных работ. В соответствии с планом именно это входило в твои обязанности, если ты запамятовал: своевременно извещать нас о перемещениях всех военных судов. Так что тебе тогда помешало? Слишком увлекся играми со своими крошками, чтобы обращать внимание на приказы?

– Ах ты, гнусный болтун! – выпалил Лэндфорд, багровея. – Я вырву тебе твой подлый язык и...

– Присядь, Оливер, – вмешался Блейдсдейл с леденящей душу решительностью. – Сию секунду сядь.

Лэндфорд, который стал белым так же быстро, как перед тем стал багровым, проглотил поднимавшуюся желчь.

– Ну хорошо, – фыркнул он. И, опустившись на диван, вновь промокнул платком лицо. – Только очень прошу тебя, сделай что-нибудь хоть с этим Черной Розой. Ты не можешь не понимать, что я в отчаянном положении. Амброуз, конечно, жалкая личность, но у него имеются способы получать проценты с неисправных должников. Ты ведь сам знаешь.

– Пусть себе получает свои проценты, мне-то что! – отозвался Блейдсдейл, явно не слишком обеспокоенный проблемами брата. – Последние тридцать пять лет моей жизни я только и делаю, что прибираю за тобой, Оливер. Я нянчусь с тобой еще с Итона, где ты имел глупость навязывать свое общество молодому Уитни. Дурак! Неужели ты и в самом деле думал, что Вир не узнает, что ты наделал? Или Ситон, кстати сказать? Если бы Вир не избил тебя до полусмерти тем летом в Уэймоте, я бы сам отделал тебя не хуже.

– Ну знаешь, ему от меня тогда тоже досталось! – вскипел Лэндфорд.

– Ты сломал ему мизинец, – заметил граф презрительно, – Надо же, броситься на противника с крикетным молотком и сломать ему какой-то жалкий мизинец! И тебе, конечно, нужно было выкинуть эту глупость при свидетелях, на глазах у дочери герцога Уэстлейка!

– Ты хотел сказать – у Регины? – насмешливо отозвался Лэндфорд. – Так ты до сих пор не в силах произнести ее имени, мой дорогой братец! Это потому, что она обманула тебя с Виром.