А потому неудивительно, что когда карету, в которой леди Констанс Лэндфорд ехала из городка Уэлс в свое поместье в окрестностях Бриджуотера, остановил на дороге разбойник, она посмотрела прямо ему в глаза без всякого страха – глаза эти необыкновенного синего цвета оказались, несомненно, знакомы ей. Ведь это были глаза маркиза де Вира, заклятого врага ее отца!

Сердце у Констанс так и подпрыгнуло в груди. Впрочем, она была не слишком близко знакома с маркизом – да и вблизи-то его прежде видела только однажды, – зато очень хорошо помнила о том, что меж отцами их была вражда. Честно говоря, она и сама считала, что отец поступил не самым похвальным образом, когда предъявил к оплате долговые расписки покойного маркиза чуть ли не через несколько дней после его смерти. Стоило ли тревожить убитого горем сына ради взыскания карточного долга, тем более что в уплату этого долга молодому человеку, кажется, пришлось отдать большую часть своего наследства.

– Как вы посмели остановить мою карету, сэр! – воскликнула Констанс, решив, сама не зная почему, не подавать виду, что узнала маркиза. – Разве пристало джентльмену поступать так?

– Разумеется, нет, и потому мне придется умолять вас о прощении, миледи, – отозвался разбойник. Без сомнения, он тоже узнал ее, хитрый дьявол! Очень может быть, что для него ограбить дочь графа Блейдсдейла – это особое удовольствие. – Обещаю отнять у вас не больше времени, чем вам потребуется, чтобы передать мне кошелек и брошь.

Констанс, которая до сего момента едва ли не наслаждалась этим неожиданным приключением, при последних словах испуганно вскрикнула:

– Брошь я не отдам – это единственное, что осталось мне на память о матери. Она передала мне это украшение незадолго до смерти.

– А теперь вы передадите эту брошь мне, чтобы у меня осталось что-то на память о вас, – ответил разбойник с неприятной улыбкой. Он посмел не поверить ей, негодяй, думала Констанс, изумляясь про себя, как это прежние жертвы такого подлеца могли счесть его галантным.

– Вы и так неплохо меня запомните, как особу, отказавшуюся выполнить ваш приказ, сэр, – парировала Констанс, недобро сверкнув глазами. – Вы можете забрать мой кошелек, если желаете, но брошь моей матери вы не получите.

– Что ж, джентльмену не пристало пререкаться с дамой, – заявил этот дьявол. Сунул пистолет за пояс и ловко соскочил с коня. – Но если я не получу брошь, то придется взять что-то другое.

У Констанс перехватило дыхание, когда негодяй рывком распахнул дверцу кареты. Все происходило совсем не так, как в рассказах о Черной Розе, живо обсуждавшихся в модных гостиных. Впрочем, следует учесть, что этот разбойник не имеет никаких оснований проявлять особое великодушие к тем, кто связан с домом Лэндфордов.

– Прошу прощения? – пролепетала Констанс, смущенная тем, что сердце ее забилось с удвоенной силой, когда этот гибкий и высокий мужчина оказался так близко. Неудивительно, что прочие жертвы ограблений так и млели от него!

Констанс Лэндфорд, однако, была скроена по иной мерке. Нет, она скорее умрет, чем позволит этому наглому маркизу догадаться, что он сумел смутить ее чувства.

Но только она успела принять это решение, как сильные руки обхватили ее за талию, подняли и вынули из кареты.

– Как вы смеете прикасаться ко мне! – воскликнула Констанс, едва ноги ее коснулись земли. Она уже собралась заявить наглецу, что он не джентльмен и что если он не отпустит ее немедленно, то она без колебаний всем расскажет, кто такой на самом деле этот таинственный разбойник Черная Роза.

Несомненно, она так бы и поступила, если бы негодяй не запечатал ее рот поцелуем.

Это был на удивление нежный поцелуй. Хотя он и был похищен с ее уст, но не был при том ни посягательством на ее невинность, ни оскорблением ее женской чести. И все же она никак не ожидала, что сладостная боль пронзит ее грудь и распространится по всему телу, да так, что колени подогнутся.

Когда он оторвался от ее губ, она, ошеломленная и изумленная, способна была только сожалеть, что этот поцелуй продолжался так недолго. Она мечтательно вздохнула, открыла глаза и обнаружила, что Черная Роза смотрит на нее пристально и с каким-то странным, напряженным вниманием.

– Вы поцеловали меня, – сказала она, почему-то решив, что следует сообщить ему об этом более чем очевидном факте.

Наградой за это нелепое замечание была легчайшая из улыбок, от которой стальной блеск его глаз сразу перестал казаться страшным.

– Так-то лучше, – сказал он и легонько коснулся кончика ее носа указательным пальцем. – А теперь – домой. – Он поднял ее, и в следующее мгновение она уже сидела в своей карете.

– Постойте! – воскликнула Констанс. Но он уже захлопнул дверцу, повернулся к своему вороному и одним легким движением вскочил в седло.

– Вы можете оставить себе и вашу брошь, и кошелек. – Сжимая коленями бока жеребца, повеса склонился к окну кареты и протянул ей дивную красную розу. – А это примите с моими наилучшими пожеланиями, enfant.

Он так и сказал «анфан» – «дитя».

В глазах Констанс запрыгал смех.

– Вы, сэр, ужасный повеса, – объявила она, принимая из его рук цветок. – Но это еще не конец, уж поверьте мне. Мы с вами еще встретимся.

– Думаю, лучше не стоит, миледи, – ответил Черная Роза и коснулся полей своей шляпы в знак прощания. – Вы красивая женщина. В следующий раз я могу и не удержаться от искушения. Езжай домой, enfant, и не оглядывайся назад. – И, вытащив пистолет из-за пояса, крикнул кучеру: – Давай погоняй, пока я не передумал.

Кучер с готовностью взмахнул хлыстом, и лошади рванули вперед. Констанс отбросило на спинку сиденья, и она крепче сжала в кулаке красную розу, колючки, которой были предусмотрительно срезаны. Когда она смогла наконец выглянуть в окно и посмотреть назад, Черной Розы на дороге уже не было.

Глава 1

Было тринадцатое февраля, очень важная дата для тех, кто собрался в этот праздничный вечер в гостиной королевы. Такое собрание само по себе было примечательным, и не только из-за обилия сиятельных особ – здесь были один герцог, один маркиз, два графа и один только что назначенный контр-адмирал, – но также и потому, что никогда прежде они не собирались в гостиной королевы. Но ведь и герцог Албемарл никогда прежде не оказывался на пороге смерти, как случилось этой осенью. Впрочем, его светлость посрамил костлявую, да еще так вовремя, что смог отпраздновать свой восемьдесят второй день рождения, являя миру убедительное доказательство крепости своего здоровья. Ради этого-то славного события вся семья и съехалась в замок Албемарл на юге Девоншира.

Без сомнения, уже то было знаменательно, что единственный оставшийся в живых сын герцога и все шесть его внуков оказались одновременно в Албемарле. А учитывая, что все четыре правнука, один из которых только-только явился в этот мир, тоже были здесь (вернее, в детской вместе со своими няньками), это сборище поистине следовало считать грандиозным событием.

Гидеон Рошель, прославленный маркиз де Вир и наследник герцога, смотрел, однако, на это обстоятельство с изрядной долей иронии. Не то чтобы он не разделял общей радости по поводу того, что его дед-герцог, достигший столь преклонных лет и еще недавно бывший на пороге смерти, пребывал сейчас в добром здравии, – нет, этому он радовался вместе со всеми. Вир в свои тридцать лет вовсе не торопился наследовать герцогский титул и уж тем более не желал деду смерти. Хотя, как о том не уставали твердить сестры Вира, он всегда старался скрыть свои чувства за маской светского равнодушия и не прилагал решительно никаких усилий к тому, чтобы Албемарл не оставил его своими милостями, он очень высоко ценил своего деда-герцога.

Итак, отнюдь не потому маркиз пребывал в столь циничном настроении. И не из-за трогательного зрелища, которое представляли собой его сестры и их благородные супруги, наслаждающиеся семейным счастьем. Никто не радовался больше Вира, когда его старшая сестра Эльфрида наконец подарила своему дорогому Шилдсу сына и наследника, – это событие открылось ей в видении, задолго до того, как они поженились, – или когда она через год после этого радостного события родила еще одного мальчика. Младшая сестра Вира, Вайолет, не желая отставать, также произвела на свет сына, который должен был продолжить дело отца – ведь отец его, прежде чем стать графом Блэкторном, был капитаном Тревором Дэйном, служил в королевском военном флоте и прославился в бесчисленных морских сражениях. А теперь Вайолет родила еще и девочку, которая уже в трехмесячном возрасте обещала стать такой же красавицей, как ее мать.

Вир, высоко ценивший своих зятьев, не мог не радоваться их семейному счастью. Но, будучи Виром, он не мог не сознавать, какая бездна отделяет их жизнь от его жизни, которую никак нельзя было назвать примерной. Более того, он знал, что и Албемарл понимает это. Вот чего он не знал – так это насколько полно старый герцог осведомлен о последнем падении своего наследника в бездну порока.

Вот черт! Похоже, такая у него судьба – все время навлекать на себя неудовольствие деда. Вир вовсе этим не гордился. Напротив, своим циничным умом он прекрасно понимал, что не сумел стать достойным отца, Джеймса Рошеля, который должен был быть для него примером. Хуже того, он знал, что его мать, нежная, мягкосердечная женщина, была бы страшно разочарована, узнай она, как живет сын. Может быть, если бы некая таинственная тень не осеняла обстоятельства трагической гибели покойных маркиза и маркизы де Вир, Гидеон сумел бы найти в себе силы противостоять темным порывам, толкавшим его к бесшабашным и безответственным поступкам. Может быть, если бы червь сомнения не точил его душу, он не стал бы искать успокоения в пучине всевозможных пороков.

Может быть, подумал он насмешливо. А может, это ничего не изменило бы. Слишком реалистично он смотрел на вещи, чтобы обманываться: нет, он все же получает некое извращенное удовольствие оттого, что в семье считается паршивой овцой. Он имел репутацию в высшей степени опасного человека и знал, как никто другой, что дурная слава была им заслужена. Более того, он мог представить, как низко способен еще пасть.