По его сигналу карета тронулась.

Через несколько мгновений всадники – армейский капитан в мундире с иголочки, капрал и два рядовых – нагнали их. Резкий окрик заставил карету остановиться.

– Эй, кучер, – крикнул капрал, подхвативший коренника под уздцы. – Не видал ли ты всадника, который проскакал по этой дороге?

– Я пока вижу четырех всадников, – отозвался Викерс крайне сухо, – которым следовало бы хорошенько подумать, прежде чем останавливать карету джентльмена.

– Не сметь хамить, дьяволово отродье! Не видишь, с кем разговариваешь? – воскликнул капитан в непритворном гневе. – Поостри-ка еще – так прикажу стянуть тебя с козел, и отведаешь у меня хлыста!

– Не извольте гневаться, ваша милость, – поспешил отозваться Викерс, нисколько не сомневавшийся, что у этого проклятого капитана слово не расходится с делом, когда предоставляется возможность выместить свое дурное настроение на том, кто не смеет защищаться.

Впрочем, капитан ведь не знает, что поджидает его в карете. Кислая улыбка тронула губы Викерса. Какая жалость, что он сейчас это выяснит.

– Ты, в карете! – крикнул капитан, свирепо дергая удила своего испуганно пятившегося коня. – Ты мне нужен на два слова!

– В самом деле? – раздался мягкий голос изнутри кареты. – На два слова? Но какие именно слова имеются в виду, хотелось бы мне знать? Немало слов приходит на ум проезжему, которого некстати вынудили прервать его путешествие, однако ни одно из них, осмелюсь предположить, не произведет должного впечатления. Stultussonumsuaevocisamat.

Так как последнее замечание было сделано на латыни, оно и в самом деле не произвело на офицера никакого впечатления – ему явно не пошло впрок классическое образование. Констанс же сразу перевела про себя: «Дураку нравится звучание его собственного голоса». Она едва не прыснула, до того метко была пущена язвительная острота.

– Дьявол тебя побери, мне не до игр, сэр! – продолжал бушевать капитан. – Я капитан Альберт Синклер, офицер королевского гвардейского полка, и я желаю знать, проскакал тут всадник или нет.

В темноте кареты тонкая рука сжала руку Вира. Если у него и были какие-то сомнения, действительно ли таинственная леди Лунный Свет и есть тот самый всадник, о котором говорит капитан, то они мгновенно рассеялись, так же как и целый ряд весьма мучивших его вопросов, на которые незнакомка прежде не удосужилась ответить.

Губы Вира сжались.

– Для вас, сэр, я милорд, – сказал Вир так мягко, таким бархатным тоном, что даже у Констанс от страха похолодело сердце. – И если вам нужен всадник, то я советовал бы вам отправиться на поиски этого всадника немедленно, пока происшествие не перестало казаться мне забавным.

Если сначала Синклер просто не разглядел герба на дверце кареты, то теперь до него дошла вся важность этого символа.

– Вир, – проговорил он негромко, со смесью страха и отвращения.

– Как неприятно, не правда ли? – посочувствовал маркиз. – До меня доходили слухи, что очень много неприятностей обрушилось в последнее время на представителей вашего семейства. Взять хоть последний финансовый крах, постигший вашего отца. Как неприятно это, должно быть, вдруг оказаться на мели. Мне следует, наверное, осведомиться и о том, как поживают ваши дядюшки.

– Хорошо поживают, можете не сомневаться, милорд, – проворчал Синклер не слишком любезно. – Да и дела моего отца не так плохи, как вы, видно, вообразили. Любой Синклер всегда сумеет держать нос по ветру, когда надо раздобыть деньжонок.

– Чтобы пустить их по ветру, – задумчиво заметил Вир. – Но вернемся к нашей проблеме, – добавил он прежде, чем у Синклера сорвались с языка гневные слова. – Этот всадник, которого вы ищете. Это что, какой-то бедолага-дезертир, сбежавший со своего поста?

– Вовсе нет. Просто кое-кто, кого следует разыскать и вернуть домой, пока не случилось чего дурного. Я вижу, что вы путешествуете не один, милорд, – добавил Синклер, наклонившись с седла к оконцу кареты и вглядываясь в сумрак, царящий внутри. – Осмелюсь предположить, что вашему спутнику и принадлежит верховая лошадь, которая привязана к задку кареты?

Констанс, прислушивавшаяся к разговору, почувствовала, как в животе у нее все сжалось. Чтоб ему провалиться, этому Альберту Синклеру, думала она. Ну, она сама пристрелит его, если дело дойдет до того. Еще не хватало, чтоб Вир рисковал жизнью ради того, чтобы защитить леди Констанс Лэндфорд от изощренных происков графа Блейдсдейла. Боже, помоги! Альберт ни за что не должен догадаться, кто на самом деле сидит с Виром в карете.

– Вы вольны делать какие вам угодно предположения, – сказал Вир, которого мало прельщала перспектива вступить в перестрелку с людьми короля, даже если среди них и был племянник Блейдсдейла. Черт возьми! Неужели он десять лет кропотливо разрабатывал план мести для того, чтобы этот хрупкий механизм был разрушен из-за чрезвычайно странной игры капризного случая? Конечно, если дело дойдет до худшего, так хотя бы лорд и леди Синклер лишатся единственного наследника, все-таки кое-что, подумал он и добавил ласково: – Хотя я, например, взял себе за правило никогда ничего не предполагать. Очень уж рискованная штука – предположения.

Синклер, которому и слова Вира, и стоявшие за ними соображения показались крайне подозрительными, вновь бросил взгляд на злополучную лошадь.

– Однако в данном случае предположение логически обосновано. Лошадь породистая, однако мужчина вашего веса будет для нее тяжеловат.

– Да, она годится скорее для женщины, – невозмутимо согласился Вир. – Или для юнца, которому только еще предстоит научиться пить в меру. Если вы подумываете купить эту лошадь для своей конюшни, Синклер, то, боюсь, разговор придется отложить. Лорд Хантингтон в данный момент пребывает в состоянии полного ступора.

– Так это лорд Хантингтон? – проговорил капитан, которого слова Вира явно не убедили. – И он хлебнул лишнего? Все же я поговорю с ним.

Вонзив шпоры в бока своего гнедого, он объехал карету и спешился у противоположной дверцы.

Констанс, которая на протяжении всего этого отнюдь не дружелюбного разговора, лежала неподвижно в углу кареты, как раз в последние мгновения начала испытывать определенные трудности. Никогда прежде не пробовавшая крепких напитков, она на своей шкуре начала испытывать во всей полноте эффект, отнюдь не полезный для здоровья, который оказывает «напиток, достойный джентльмена». Тем более что в ее желудок за последние двадцать четыре часа попало только несколько печений да стакан молока.

Гравий захрустел под сапогами Синклера, напомнив ей самым немилосердным образом, что все теперь зависит от нее и от того, сумеет ли она убедительно изобразить пьяного лорда. Усилием воли она заставила свою кошмарно отяжелевшую голову перестать кружиться, после чего постаралась расслабиться и, не обращая внимания на боль в желудке, лежать совершенно неподвижно, хотя у нее как назло страшно зачесалась левая лодыжка. Она сосредоточенно вдыхала через нос, а выдыхала с шумом через рот, изображая, как она надеялась, довольно точно, джентльмена, уснувшего после неумеренных возлияний. Однако, несмотря на все ее усилия, она не смогла подавить поднимавшуюся из желудка дурноту, когда Синклер попытался открыть дверцу кареты. Увы, было очевидно: она стремительно теряла контроль над собой.

И тут голос Вира, в котором прозвучала бесконечная мягкость, нарушил тишину:

– Я бы на вашем месте не стал делать этого, Синклер.

Синклер замер на долю секунды, а затем в глазах его вспыхнуло торжество.

– Капрал Гесс, – приказал он, не отрывая взгляда от Вира, – ко мне.

Капрал, приученный всегда повиноваться с живостью, подскакал, остановил лошадь, спешился и вытянулся перед своим командиром.

– Капрал, вы наведете пистолет на его светлость маркиза, – приказал Синклер, и лицо его выразило злобное предвкушение. – Если он хоть бровью шевельнет, можете пристрелить его.

– Есть, сэр! – гаркнул капрал, вытаскивая пистолет и наводя на маркиза, которого, судя по его виду, очень мало трогало, что события приняли такой неприятный оборот.

У Констанс же, которой стало аж дурно от напряжения, не говоря уже о том, что в желудке ее продолжала бушевать буря, вырвался стон, прозвучавший, впрочем, вполне кстати.

– Отлично сыграно, «лорд Хантингтон», – проговорил Синклер, морщась, так как через открытое окно в нос ему ударил запах бренди. – Однако же вы продумали все детали! И даже почти сумели убедить меня, что вы и в самом деле всего лишь неоперившийся юнец, перебравший спиртного.

Капрал Гесс замер, держа маркиза под прицелом. Пальцы Вира в кармане плаща сжали рукоять пистолета. Синклер распахнул дверцу и протянул руку к фигуре, мешком лежавшей в углу кареты.

– Мне известно не хуже, чем тебе, что ты вовсе не джентльмен, мало того, я знаю, что у тебя ни в одном глазу!

Это было уж слишком. Констанс, которая не в силах была более терпеть, высунула голову из кареты – и молоко с печеньем и бренди полились прямо на сапоги капитана.

– Дьявольщина! – воскликнул Синклер, с омерзением отпрыгивая.

– Я ведь вас предупреждал, – кротко заметил Вир, поспешивший, впрочем, быстренько втянуть «кузена» обратно в карету, пока он не вывалился на дорогу. – А теперь я попросил бы вас закрыть дверцу и позволить нам продолжить наш путь. По-моему, вы поняли, что моему юному кузену необходимо как можно скорее лечь в постель.

– Да, да, – дребезжащим голосом отозвался Синклер и нетерпеливо махнул рукой. – Пусть проезжают.

– Браво, дорогая моя, – заметил Вир не без иронии несколько мгновений спустя, когда карета уже катила по дороге. – Я и не подозревал, что твое актерское дарование настолько велико. Ты сыграла великолепно, хотя и ударилась слегка в мелодраматизм, но это нисколько не ослабило общего эффекта. Собственно говоря, я бы сказал, что ничто иное не смогло бы отвратить неминуемой катастрофы.