– Пожалуй, в некотором смысле я действительно только явилась на свет, – заговорила искусительница таким тоном, словно успела хорошо обдумать этот вопрос. – Штука, видите ли, в том, что вся моя прежняя жизнь оказалась ложью. Не сомневаюсь, что вы вполне способны вообразить, как я была потрясена, когда узнала – из самого надежного источника, что я вовсе не то лицо, которым всю жизнь себя считала.

– Кошмар, – подтвердил Вир, мало что понявший из этих загадочных высказываний, но верно догадался, что она в сильном горе. – С другой стороны, по-моему, мы то, чем сами себя считаем. А в таком случае это не может быть ложь.

– В моем случае, боюсь, это все же ложь, – отозвалась Констанс, думавшая о том, что выйти на дуэльный поединок с Виром было легче, чем решиться сейчас открыть ему истину о себе и своих проблемах. Она отвернулась, сделала несколько шагов. Затем снова обернулась к нему. – Я, собственно говоря, незаконнорожденный ребенок, без имени, и это, учитывая, что за человек тот, кого я всю жизнь считала отцом, не так уж плохо. Истина заключается в том, что я никогда не любила его и, соответственно, не должна бы испытывать никаких угрызений совести, собираясь предать его. Но, как ни странно, испытываю.

Она стояла теперь возле самой кареты, освещенная светом каретного фонаря.

Вир, впервые получивший возможность как следует разглядеть незнакомку, которая нежданно-негаданно втянула его в это нелепое приключение, вдруг нахмурился. Подойдя к ней вплотную, он откинул волосы с ее лица, и взору его открылся лиловый синяк на ее левой скуле.

– Если это образчик отцовских нежностей, – сказал Вир мрачно, – то я и вправду нахожу странным, что вы упорно продолжаете испытывать к этому человеку подобие преданности. – Крепко ухватив ее за плечи, он заглянул ей в глаза. – Скажите мне, кто этот негодяй, и я научу его, как следует обращаться с леди.

От прикосновения его рук, не говоря уж о близости его тела, Констанс вдруг оказалась во власти целой бури эмоций, не имевших ничего общего с ее дочерними чувствами к графу. И однако, в голове у нее словно зазвенел тревожный звонок.

Менее всего ей хотелось, чтобы де Вир из-за нее вступил в открытое противоборство с Блейдсдейлом. Ведь Вир, явно убежденный в том, что Блейдсдейл был виновен, прямо или косвенно, в смерти его родителей, все же воздерживался от прямого столкновения с ним и выжидал целых десять лет. И она не станет нарушать это хрупкое равновесие.

– Это просто смешно, – ответила она, отстраняясь. – Я ведь уже сказала вам. Я не леди. Если бы я была леди, разве я стала бы останавливать карету джентльмена на большой дороге столь мало приличествующим даме образом?

– Если бы вы были не леди, то вряд ли бы вам было известно, что приличествует леди, а что нет, – сухо заметил Вир. Прах все побери! Он поймал себя на том, что ему хочется, чтобы эта девушка доверилась ему, хотя, насколько он помнил, никогда прежде не испытывал желания завоевать доверие невинной девицы, даже ради сомнительного удовольствия добиться ее благосклонности. Не такой он был дурак, чтобы флиртовать с незамужними девицами, которые всего лишь наживка в брачной мышеловке. Очевидно, эта девушка обладала способностью пробуждать в нем примитивные инстинкты, заставляющие мужчину оберегать самок своего вида и помогать им. Эта мысль показалась ему любопытной и циничной. И занятной. – И не трудитесь убеждать меня, что вы не благородного происхождения, потому как обещаю вам не поверить. Ваша внешность, ваши манеры, ваша речь – все обличает в вас девицу не простого происхождения.

– В самом деле? Тогда будем считать, что я девица очень непростого происхождения, – заметила Констанс с кривой улыбкой. – И кто осмелится сказать, что это не так? Ведь я, в конце концов, родилась без отца. И по-моему, это все равно лучше, чем родиться от отца, к которому не чувствуешь ни любви, ни уважения. И все же кое-чем я ему обязана. Он дал мне свое имя, чего мой настоящий отец сделать, очевидно, не удосужился.

– Что возвращает нас к вопросу об имени – мы сделали полный круг, – заметил Вир, вполне оценивший умение этой таинственной красавицы изъясняться намеками. Черт возьми, ее боязнь открыть ему свое имя могла иметь только одну причину: имя, которое она носит, – это имя человека, с которым Виру уже приходилось сталкиваться, и явно при весьма несчастливых обстоятельствах.

Это имя одного из его врагов. Иначе и быть не может. Но которого? Вот в чем вопрос! Прах все побери! Его враги так многочисленны, что и не пересчитаешь.

– Не совсем полный круг, милорд, – ответила Констанс, собираясь с духом, чтобы сказать ему правду. – Во-первых, вы должны узнать, что вам грозит серьезная опасность со стороны людей, которые ни перед чем не остановятся в своем стремлении причинить вам зло. Эти люди и могущественны, и в высшей степени опасны.

– Так вы разыграли это дурацкое ограбление, чтобы сообщить мне о грозящей опасности? – насмешливо осведомился Вир.

Констанс вскинула голову, и в ее дивных синих глазах сверкнуло негодование.

– Отчасти ради этого. Конечно, сейчас вы скажете, что глупо было с моей стороны предположить, будто маркизу де Виру может понадобиться помощь в его борьбе с врагами.

– Это было не просто глупо, а сверхъестественно глупо, – не замедлил поправить ее Вир. И, схватив девушку за плечи, обжег ее сердитым взглядом. – Ты хоть понимаешь, что я едва не разнес пулей твою хорошенькую головку? – Сама мысль о том, что он чуть не убил женщину, вызывала у него желание придушить эту особу, сующую нос не в свои дела. – Неужели тебе не пришло в голову, что предупредить об опасности можно и письмом?

– Ах Боже мой, и как это действительно не пришло мне в голову? – воскликнула Констанс с притворным отчаянием. – Наверное, потому, что я была в последнее время ужасно занята – надо было бежать, жизнь спасать, то, се. Вы уж не обессудьте и постарайтесь простить меня за то, что, когда я, стоя на карнизе третьего этажа, выдумывала план действий, не додумалась просто черкануть вам письмецо. Поверьте, я бы ни за что не осмелилась обеспокоить вас в противном случае. Тем более что еще когда я увидела вас на постоялом дворе, я поняла, что вы упрямый, тупой, самовластный, несносный, надменный, деспотичный... Но прежде чем она успела завершить перечень отвратительных свойств Вира, ненавистный маркиз заставил ее умолкнуть, весьма грубо запечатав ей рот ладонью.

– Тсс, – прошипел он, крепко держа не смевшую шевельнуться девушку, и, не сводя с нее пронзительного взгляда, добавил: – Слушай.

– Всадники скачут в нашу сторону, – негромко сообщил хозяину с козел Викерс.

Констанс так и окаменела, сердце у нее подпрыгнуло и затрепыхалось где-то в горле – она сразу же догадалась, кто это скачет по пустынной проселочной дороге в такой час ночи.

Вир, смотревший прямо в глаза леди Лунный Свет, негромко выругался. Тревога слишком ясно читалась в этих таинственных глубинах, «Кто же она, черт возьми, такая?» – мелькнуло у него в голове, и во что она его втянула? Он мрачно пообещал себе, что обязательно узнает о ней все еще до исхода ночи. А пока, похоже, придется взять на себя роль ее защитника. Выбора у него не было. Он резко выпустил девушку из рук.

– Советую прикрыть чем-нибудь эти рыжие кудри, – приказал он. Подошел к ее лошади и так же коротко осведомился: – Мерзавцы знают эту лошадь? – И, взяв коня под уздцы, подвел его к красавице, с которой были одни неприятности.

Констанс, замешкавшись на мгновение – в течение которого она переваривала тот факт, что Вир таки действительно решил помочь ей, – деловито прятала волосы под черный платок.

– Нет. Коня я купила в Лондоне, и его сразу же отправили ко мне в Уэлс. – Натянув шляпу пониже на лоб, она обернулась к хмурившемуся маркизу: – А что?

– А то, душа моя, – отозвался он, накидывая ей плащ на плечи и деловито застегивая его у горла, – что тебе предстоит перевоплотиться в лорда Хантингтона, моего юного кузена с материнской стороны, причем в состоянии сильного алкогольного опьянения. – И он вытащил из внутреннего кармана своего теплого плаща фляжку. – Боюсь, что сладкой наливки предложить не могу, да дамское винцо и не окажет должного эффекта. Бренди – вот напиток, достойный джентльмена. Ну так как?

Констанс одарила его ослепительной улыбкой.

– Не сомневаюсь, что «кузен» выйдет у меня даже получше, чем Черная Роза. – И, взяв у него фляжку, она сделала глубокий вдох и опрокинула хорошую порцию.

Огненная, гнусная на вкус жидкость обожгла ей горло и заставила слезы навернуться на глаза. То, что она тем не менее заставила себя проглотить эту мерзость и даже не закашлялась, доставило ей немалое удовлетворение.

Вир забрал у нее фляжку. Его, судя по лицу, такая лихость нисколько не успокоила.

– Будем надеяться, что нас ждет хотя бы не полный провал, – заметил он мрачно и слегка обрызгал бренди ее плащ, дабы придать предстоящей актерской работе аромат подлинности. Затем, привязав поводья ее коня к задку кареты, помог Констанс забраться на сиденье. – И вообще будет лучше, если ты будешь просто сидеть, склонив голову на грудь, а разговаривать предоставишь мне.

– Как вам будет угодно, милорд, – сказала Констанс и предприняла попытку отвесить изящный поклон, отчего голова почему-то пошла кругом. У нее было такое странное ощущение, будто и губы и нос как-то смешно онемели. – Я предоставлю ведущую роль в этой сцене вам.

– В фарсовой сцене, между прочим, без которой я прекрасно бы обошелся, – отозвался его светлость тоном, не терпящим возражений. – И когда это представление завершится, тебе, милочка, придется предоставить мне кое-какие объяснения.

Констанс при виде жесткого блеска в глазах Вира сильно пожалела о том, что не решилась рассказать ему всю правду до того, как беседа их была столь грубо прервана надвигающейся опасностью.

– Вот именно, – добавил его светлость, верно истолковавший причину, по которой лицо искусительницы залилось румянцем. После этого Вир вылез из кареты и, отдав негромким голосом какие-то распоряжения Викерсу, принялся натягивать теплый плащ с пелеринами. Затем вложил клинок в трость, служившую ножнами, и, наконец, забрался в карету и уселся рядом с Констанс.