— Вальда, родная! — Ройдон крепко прижимал ее к груди. — Зачем ты здесь? Что тебе вздумалось? — произносил он встревоженной скороговоркой.

Но от внезапного облегчения и безмерной радости беглянка потеряла дар речи и, вероятно, упала бы без чувств, если бы молодой человек не подхватил ее на руки.

Вода с мокрой ночной рубашки капала в безмятежную гладь озерка.

Крепко прижимая девушку к себе, Сэнфорд через мелководье вынес ее на сухую траву. Обессиленная и счастливая Вальда прижалась лицом к его груди. Она с ним, теперь ей ничего не страшно! Она спасена! В большей безопасности она уже не надеялась почувствовать себя никогда в жизни.

— Ну что за безрассудство — шагать прямо на спящее стадо! — упрекнул он ее, но совсем не сердито, лишь его голос был непривычно глух и влажен. — Я издали видел все, что произошло, и боялся, что бык настигнет тебя и растерзает, — взволнованно продолжал Ройдон. — Единственным выходом было попытаться перехватить тебя с противоположной стороны…

Он тяжело дышал, и слышно было, как стучит его сердце. Должно быть, он бежал, чтобы успеть ее спасти!

Вальда блаженно закрыла глаза, все еще не в силах поверить своему счастью. Она с ним, в его объятиях, он здесь, рядом, они снова вместе!

— Куда ты бежала?

— К морю…

Больше Ройдон не стал задавать вопросов. Он бережно понес ее обратно на мызу. Путь назад оказался, на удивление, коротким. Дорогой Вальде почудилось, что Ройдон осторожно коснулся губами ее волос, но, возможно, это была просто игра воображения…

Только когда они достигли усадьбы и молодой человек через распахнутые двери внес ее в салон, а затем понес вверх по лестнице, Вальда отважилась открыть глаза и приподнять голову с плеча своего спасителя.

Войдя в спальню, он аккуратно опустил ее на пол, продолжая, однако, держать в объятиях.

— Есть у тебя сухая рубашка?

Смысл вопроса не сразу дошел до Вальды. Почувствовав, что он ждет, она постаралась сосредоточиться.

— Д-да…

— Тогда надевай и ложись.

Он разжал руки, но она тут же испуганно уцепилась за него.

— Пожалуйста, не уходи!.. Не бросай меня!

— Нам надо серьезно поговорить, нахмурился он. — Но я не хочу, чтобы ты схватила простуду, а потому сделай, как я прошу. Я же тем временем схожу принесу нам чего-нибудь выпить.

Но она продолжала судорожно цепляться за отвороты его халата, и он произнес ласково и успокаивающе, будто ребенку:

— Я сейчас же вернусь… Обещаю.

Со вздохом она оторвалась от него, и Сэнфорд вышел. На лестнице послышался стук его шагов.

Высвободившись из мокрой, заляпанной водорослями ночной рубашки и брезгливо перешагнув через отвратительную, мокрую одежду, Вальда насухо вытерлась полотенцем. Потом достала сухую смену, надела и юркнула в постель. Теперь, когда опасности остались позади ее начала колотить крупная дрожь. Это был не только холод, но и запоздалая реакция на перенесенные потрясения. Конечно, думала девушка, ее поведение должно казаться Ройдону безумным. Но что было делать, если она просто не видела иного выхода, иного способа избавиться от раздиравшей ее на части нестерпимой боли?

Через некоторое время на лестнице вновь раздались шаги, и в комнате появился Ройдон с подносом, на котором стояли кофейник, две чашки и маленький стаканчик.

Поставив все это возле нее на широкую кровать, молодой человек протянул ей стакан.

— Вот, выпей, чтобы не заболеть.

— Что это?

— Коньяк.

Вальда приняла стакан из его рук, пригубила и сморщилась — спирт обжег горло.

— Залпом! — скомандовал Ройдон. Она послушно выпила до дна и вопросительно посмотрела на возлюбленного. — Разливай кофе, а я пойду переоденусь.

Только сейчас до нее дошло, что он бросился за ней как был — в халате, который при переходе болотца тоже изрядно вымок. Должно быть, и ночная рубашка под халатом была не намного суше.

Вальда наполнила чашки. Дрожь прошла уже после коньяка, но было все еще холодно, и она принялась отпивать кофе маленькими глотками.

Ройдон появился через несколько минут, одетый в белую рубашку и темные брюки. Вместо галстука на шее под воротником виднелся шелковый цветастый платок. Все это придавало ему небрежно-элегантный, даже чуточку развязный вид. С замиранием сердца Вальда подумала, что ни один мужчина не может сравниться с ним в привлекательности.

Любовь придала Вальде несвойственные ей прежде робость и беззащитность. Со слабой, смущенной улыбкой следила она, как ее избранник переставляет поднос на пол, берет приготовленную для него чашку, неторопливо пьет.

Покончив с кофе, Ройдон присел на кровать, и девушке сделалось слегка не по себе: она ожидала от него упреков.

Однако молодой человек долго и внимательно, как бы изучая, вглядывался в ее бледное личико, в полные тревоги глаза с застывшим в них немым вопросом и ничего не говорил. Но и в самом этом изучающем молчании девушке чудилось что-то угрожающее, и в конце концов она не выдержала. Глаза ее наполнились слезами.

— Я… мне жаль, что так… получилось, — пробормотала она, и слезы хлынули потоком. — Пожалуйста… не сердись на меня.

— Я и не сержусь, — задумчиво сказал он. — Стараюсь понять.

— Я не могла оставаться здесь. Не могла вынести этой боли… оттого, что я тебя потеряла. Мне хотелось как-то забыться… и вот я подумала… — слезы душили ее.

— Подумала что?

— Что если займусь чем-нибудь рискованным, мне станет легче, станет все безразлично… Я хотела заглушить боль… другой болью. Но потом за мной погнался бык, я ужасно испугалась и побежала…

Голос ее смолк. От слез Вальда ничего не видела.

Ройдон достал белоснежный платок и осторожно вытер ей слезы. Но эта неожиданная нежность заставила девушку зарыдать еще горше.

— Ты, правда, меня так любишь? — спросил он.

— Ты для меня — самое лучшее, что есть в мире.

— Может, тебе просто так кажется?

— Нет! — Она решительно тряхнула головой. — Никогда и ни в чем я не была так уверена.

— Ведь ты еще очень молода.

— Любовь не зависит от возраста. Можно прожить до ста лет, но так и не узнать любви. А когда она приходит — тут уж невозможно ошибиться. Ты просто знаешь, что это она — вот и все. Любовь нельзя ни с чем спутать… Это что-то совершенно особенное и прекрасное!

Ройдон глубоко вздохнул.

— Я тебя понимаю. Ведь и сам чувствую то же самое. Но мне хочется, чтобы ты поняла: мне нечего тебе предложить. — Лицо его выражало суровость, даже безразличие. — Я — человек без состояния, без имени, без видов на будущее.

— Для меня все это неважно!

— Ты должна отдавать себе отчет, на что идешь.

Вальде захотелось протянуть руку, коснуться Ройдона, приласкать его. Но она чувствовала, что сейчас его нельзя трогать. Сперва надо дать выговориться.

И она терпеливо ждала, внимательно глядя на него широко открытыми глазами. Но ее сердце, не подчиняясь рассудку, стучало в груди все сильнее. Он здесь, он снова с ней!

— Кажется, я уже говорил тебе, — начал свое повествование Сэнфорд, — я отрезанный ломоть, перекати-поле. Когда мне исполнился двадцать один год, я поссорился с отцом, человеком крутым и деспотичным, и ушел из дому, намереваясь жить собственной жизнью и ни в чем от него не зависеть.

Голос его звучал тихо и почти бесстрастно.

— Я объездил весь свет, зарабатывая на жизнь самыми разнообразными способами! Был пастухом в Канаде, скупщиком мехов на Аляске… Потом отправился на Восток испытать себя в торговом деле и даже добился там неплохих успехов.

Ройдон помедлил, целиком погрузившись в воспоминания.

— Так я жил, переезжая из страны в страну и тратя заработанное на новые путешествия и развлечения. Желания осесть где-либо у меня не было, да никто этого от меня и не требовал.

При слове «развлечения» Вальда подумала, что, должно быть, оно подразумевало и женщин, и почувствовала острый укол ревности. Но благоразумно промолчала, а ее возлюбленный продолжал исповедь.

— Такую жизнь я вел лет семь. Затем, год назад, узнав, что отец умер, а мать очень больна, вернулся домой. Мать я застал даже в худшем состоянии, чем предполагал.

От Вальды не укрылась прозвучавшая в голосе Сэнфорда боль. Видимо, молодой человек глубоко любил свою мать.

— Я привез с собой небольшую сумму денег, и они пришлись очень кстати: требовалось оплачивать лечение, сиделок, лекарства… Я старался также доставлять матери те маленькие радости, которых она была лишена при жизни отца…

— Она поправилась? — взволнованно спросила девушка.

Ройдон горестно покачал головой.

— Умерла. Два месяца назад…

— Я так сочувствую твоему горю, — мягко промолвила Вальда.

— Она долго страдала и под конец уже сама хотела умереть. Но я рад, что был с ней до самого конца.

Ройдон рассказывал просто и сдержанно, всего лишь излагая факты. Не желая задерживаться на своих несчастьях, он повел повествование дальше:

— Все мои сбережения кончились, да к тому же я изрядно задолжал. Требовалось найти работу, причем срочно. Тут очень кстати пришлось предложение моего друга ознакомиться с сортами здешних вин и дать заключение относительно возможности их экспорта в Англию. Заработал я на этом, правда, немного, но работа оказалась приятной. А поскольку, не жалея сил, я изъездил этот край вдоль и поперек, то решил устроить себе небольшой отдых, прежде чем возвращаться и искать новое занятие. — Он поглядел на девушку, потом отвернулся и уставился на пламя свечи. — Теперь ты понимаешь, почему я сказал, что не могу, не вправе, на ком-либо жениться. Я себя-то с трудом обеспечиваю, едва свожу концы с концами. Что уж говорить о жене!

Вальда затаила дыхание.