Барбара Картленд - Как вольный ветер

— А о каких мужчинах ты мне рассказывала? За которых ты якобы не желаешь выходить и с которыми гуляешь по Парижу?

Вальда молчала.

— Послушай, Вальда, я не уйду, пока не узнаю правду. Впрочем, можешь не отвечать, а просто займемся любовью, как я и предполагал, направляясь к тебе.

— Но зачем? Почему вам так этого хочется?

— Вот тут-то как раз нет ничего удивительного, усмехнулся англичанин. Этого захотел бы любой нормальный мужчина, побыв наедине с такой красивой девушкой. Но вот ты… ты старалась произвести впечатление очень опытной и искушенной особы. Готова ты дать мне честное слово, что никогда не имела любовников?

— Конечно, не имела! — отшатнулась глубоко оскорбленная Вальда.

— Сколько тебе лет?

Вопрос застал девушку врасплох. Отвечать на него совершенно не входило в ее планы. Несколько раз она порывалась что-то сказать, затем плотно сжала губы. Но тут он снова решительно взял ее за подбородок и заставил посмотреть себе в лицо.

— Только правду! Я не желаю больше слушать вранье.

Она попыталась высвободиться, но молодой человек держал ее железной хваткой.

— Отвечай!

— Восемнадцать…

— Мне следовало бы знать это с самого начала. — Он досадливо отпустил ее. — Как я понимаю, ты сбежала из дому?

— Д-да.

— Почему?

— Потому что мой отчим хотел выдать меня за человека, которого я никогда не видела. Просто ради выгоды. Во Франции так принято. — Девушка умолкла, ее собеседник тоже молчал, и тогда она осмелела: — Я решила доказать ему свою самостоятельность, способность самой о себе позаботиться. Чтобы он понял: я вполне могу выбрать себе мужа без его вмешательства.

— И тогда ты решилась на эту дикую выходку?

Она кивнула.

— Ты хоть немного понимаешь, до чего безумен… безответствен твой поступок? — сердито воскликнул он.

Гнев в его голосе больно задел Вальду.

— Я делаю то, что хочу и считаю нужным! — вспыхнула она. — А когда вернусь домой, целая и невредимая, да еще привезу с собой фотографии, отчиму ничего не останется, как понять, что… что он был не прав!

— Ты и впрямь думаешь, что таким способом можешь доказать свою зрелость и самостоятельность? Разве все твои нынешние поступки — не ребячество? — Девушка недоуменно распахнула глаза. — А представь себе, — медленно проговорил Ройдон, — что я не стал бы слушать твоих возражений, а попросту овладел тобой? Что бы ты тогда делала?

В мозгу Вальды пронеслась мысль, что это, вероятно, было бы восхитительно — так же восхитительно, как поцелуй в камаргской чаще или вечером в саду. Но она предпочла держать эту мысль при себе.

— Я не верю… что вы так поступите. Вы же знаете, что я считаю это дурным!

— Я-то тебя, может, и послушаю. Но великое множество мужчин и внимания не обратили бы на твой лепет.

— Но мне повстречалось не это великое множество, а вы! — отпарировала Вальда.

— Твоей заслуги в этом нет! — сердито проворчал он, начиная терять терпение. — Скорее это счастливое стечение обстоятельств. Вся твоя затея смешна и абсурдна! Просто вопиющая глупость! Завтра же отвезу тебя домой!

— Я не поеду! — закричала Вальда. — Я не хочу домой, и вам меня не заставить! Вы даже не знаете, где мой дом, и вообще не имеете права меня принуждать!

— Но я могу присвоить себе такое право, — хищно улыбнулся Сэнфорд, вновь привлекая к себе девушку. — Если ты станешь моей — неважно, с твоего согласия или против, — разве это само по себе не обяжет меня заботиться о тебе и оберегать от чужих посягательств?

И с этими словами молодой человек обнял ее сильней.

— Нет!.. Нет!.. Нет! — выкрикнула Вальда.

Но крик не был слышен, потому что он опрокинул Вальду на подушки и припал губами к ее губам. На сей раз поцелуи были грубее и яростнее, их страстная неистовость поистине устрашала.

Вальда билась, пытаясь вырваться, но все было тщетно. В отчаянии она поняла, как слаба и беззащитна перед его силой. Его губы причиняли ей настоящую боль, но она ничего не могла поделать. Внезапно ее охватил панический, животный ужас — ужас побежденного и загнанного в ловушку зверя.

И вдруг, подобно тому, как это было вчера, острая боль, пронзавшая тело, обернулась неожиданным, необъяснимым восторгом, восторгом, доходящим до упоения, до экстаза.

Воля к сопротивлению оставила ее, тело обмякло, стало таять и растекаться, точно околдованное, поддаваясь томительному наслаждению, которое подступило к горлу и, обжигая, охватило рот.

Она уже не боролась, не думала, не сознавала себя. Вновь всем существом сливалась она с возлюбленным, становилась его частицей, но только теперь это показалось ей еще прекраснее и фантастичнее, чем в первый раз. Огонек, сперва чуть опалявший груди, разгорелся в жаркое, бушующее пламя, захлестнувшее ее целиком.

Сознание ушло, осталось одно лишь чувство, и оно достигло запредельной силы и глубины.

Огонь бушевал все сильнее, пламя поднималось все выше. Тело сильно и сладко болело, как бы желая, требуя большего. Оно рвалось к чему-то, чего девушка не понимала, лишь смутно догадывалась: оно жаждет что-то отдать возлюбленному — ведь умом и сердцем она уже принадлежит ему безраздельно!

Время, пространство, весь мир исчезли! Он увлек ее в рай, где были только они. Так продолжалось целый век — век восторга и блаженства.

Потом Ройдон оторвался от нее и медленно поднял голову.

С минуту Вальда была не в состояние ни пошевелиться, ни вздохнуть.

— Я люблю тебя! Люблю! — вырвалось наконец из самой глубины ее сердца.

— Милая, это безумие!

— Нет! Это прекрасно! Божественно! Пожалуйста, целуй меня еще!

Ладо Ройдона приблизилось к ней. Червонные волосы Вальды, рассыпавшись, струились по подушке, по его рукам. В красноватом пламени свечи ее влажные, трепещущие от поцелуев губы, казалось, излучали тепло, а глаза были огромными, сухими и блестящими. Это был ответ страсти, которой прежде она в себе не ведала, да и теперь хорошенько не понимала.

Он глядел на нее долго, почти вечность, и наконец с видимым усилием разжал объятия.

— Я сказал, это безумие.

— Но почему?

— Тебе нельзя быть моей. Этого не должно было случиться.

— Но это уже случилось. Я — твоя!

Не говоря ни слова, Ройдон подошел к окну и откинул занавеску, будто ему не хватало воздуха.

Вальда глядела ему в спину, выражение счастья постепенно сбегало с ее лица, пульсирующее в груди пламя уступало место ощущению растерянности.

— Что-нибудь не так? — беспокойно спросила она через минуту.

— Все не так. Ты должна забыть об этих поцелуях.

— Почему? Но почему? — Оторвав голову от подушек, на которые ее опрокинул Сэнфорд, девушка рывком села на кровати.

— Завтра, — заговорил он внезапно со спокойной решимостью, — ты уедешь. Или уеду я. Нам нельзя оставаться вместе.

— Почему нельзя? — недоуменно вскричала Вальда. — Что я такого сделала? Я чем-то расстроила тебя? — Он молчал. — Это оттого, что я сказала… что люблю тебя?

— Нет, конечно же, нет! — Сэнфорд резко обернулся. — Просто я стараюсь убедить себя, что это — неправда.

— Это правда! Ты — самое дорогое, что у меня есть! Все, о чем я мечтала, чего так ждала! Я знала, чувствовала, что где-то на земле есть такой человек. Я только боялась тебя не найти!

— Не говори таких слов! — Сэнфорд бросил на нее пронзительный взгляд, потом опять отвернулся к окну.

— Я не понимаю, — тихо и растерянно произнесла девушка. — Ты хочешь сказать, что я тебе не нравлюсь? Или я тебя чем-то обидела?

Повинуясь порыву, Ройдон улыбнулся и шагнул к ней.

— Ты не обидела меня, милая. Я только огорчен, что ты ведешь себя столь неразумно и подвергаешься такому риску.

— Значит, мы можем быть вместе? — Глаза Вальды радостно блеснули.

— Нет! — Короткое слово выстрелом прогремело в комнате. Взгляд Ройдона вновь помрачнел, голос обрел жесткие нотки. — Я обязан думать о твоем благополучии. Ты же, если имеешь хоть каплю благоразумия, немедленно вернешься домой, к отчиму, и сделаешь, как он велит.

— Я не могу! Не могу этого сделать! Тем более теперь, когда встретила тебя.

— Я для тебя — никто, — твердо и глухо сказал Ройдон. — И потому должен как можно скорее с тобой расстаться. Ты сама сказала, что я не вправе вмешиваться в твою жизнь. Поэтому можешь остаться здесь или ехать к твоим друзьям в Сент-Мари — завтра утром я уезжаю.

— Нет! Нет! Ты не сделаешь этого! Прошу тебя, останься. Хотя бы еще на день.

— И еще на ночь? — усмехнулся Сэнфорд. — Ты думаешь, я смогу опять ограничиться поцелуями? — Он бросил на нее взгляд, в котором девушка увидела огонь.

Выдержав этот пронзительный, обжигающий взор, Вальда проронила еле слышно:

— Я этого и хочу. Хочу быть твоей.

Его губы сжались в жесткую линию.

— Ты сама не знаешь, что говоришь.

— Знаю. Я тебя люблю и хочу быть твоей, всецело… Мне кажется, это будет самое восхитительное, самое чудесное событие в моей жизни!

— А потом? — резко спросил Сэнфорд.

— Что потом? — не поняла она.

— Всегда бывает потом, — безжалостно ответил он. — Ты пойдешь своей дорогой, а я — своей? — Вальда вскинула на него вопросительный взгляд, не решаясь говорить. — Пойми, я не могу на тебе жениться.

Девушка окаменела. Потом проговорила странным, чужим голосом:

— Ты… уже женат?

— Нет. Я не могу жениться. Не могу позволить себе такую роскошь.

Нависла тишина, плотная и удушливая.

— А если бы мог, — наконец нарушила ее Вальда, — ты бы… на мне женился?

— Что толку обсуждать? Об этом не может быть и речи, — после паузы отозвался он.