В глазах незнакомца загорелся насмешливый огонек. Должно быть, в своей мокрой одежде да еще босая она выглядела нелепо.

— Поскольку я, до некоторой степени, являюсь причиной вашего плачевного состояния, то считаю себя обязанным предложить вам свою лошадь и доставить вас на мызу, где я проживаю. Это не более чем в двух милях отсюда.

Вальда хотела было ответить, что не желает его затруднять, но потом решила: пусть эти затруднения послужат ему хорошим уроком. Ее заботило не столько вымокшее до нитки платье, сколько упущенный снимок. Она в отчаянии думала, что, возможно, ей уже никогда не удастся застать вместе такое количество диких коней.

— Мои туфли остались у дороги, — ледяным тоном промолвила она. — Туда я дойду пешком, а затем буду рада принять ваше предложение.

— Очень благоразумно с вашей стороны, — похвалил ее незнакомец. — К чему рисковать своим здоровьем? Однако, боюсь, ваш чудный маскарадный костюм испорчен.

Слова «маскарадный костюм» неприятно задели Вальду. В них слышалось что-то похожее на насмешку.

«В конце концов его не касается, в каком костюме я путешествую», — обиженно думала она. Из-за него пропал такой снимок! Девушка слабо надеялась, что хоть остальная пленка не пострадала.

С собой у нее было еще две катушки по сто кадров, но, судя по тому, что она уже успела увидеть в Камарге, каждый кадр окажется на вес золота. А ведь нужно еще заснять цыганский праздник в Сент-Мари-де-ля-Мер!

Вальда мрачно шествовала впереди всадника. Возле дороги под кустом ее ожидали оставленные мешок и туфли. Тут же лежали и чулки с подвязками. Их она схватила и незаметно сунула в сумку. Потом обулась и завязала шнурки.

Выпрямившись, она увидела, что мужчина спешился и стоит чуть поодаль, держа лошадь под уздцы.

Вальда подошла и отдала ему мешок и камеру, надменно ожидая, когда он поможет ей сесть в седло. Она рассчитывала, что он сделает это так, как было принято в хорошем обществе, — подставив сложенные вместе ладони. Но вместо этого он, обхватив девушку за тоненькую талию, легко, точно пушинку, подсадил ее наверх. При этом она оказалась не в самом седле, а позади, на голом лошадином крупе. Приторочив вещевой мешок, англичанин заглянул ей в лицо снизу вверх. Кажется, в глазах его при этом вновь мелькнула озорная усмешка.

— Вы на меня все еще сердитесь?

— Да.

— Я полон раскаяния.

— Так вам и надо. Мне, может, никогда больше не представится случай сфотографировать этих лошадей.

— Непременно представится.

— Откуда вам знать?

— Я покажу вам гораздо лучшее место для съемки.

Весь ее гнев мгновенно испарился.

— Правда?!

— Но только при условии, что вы перестанете на меня сердиться. У меня сильнейшая неприязнь к хмурым женщинам.

Вальда расхохоталась — ну просто не могла удержаться!

— Ладно, перестану, — пообещала она.

Глава четвертая

Держа в руке фотокамеру, англичанин со сноровкой опытного наездника уселся в громоздкое седло и взялся за поводья. Белая лошадка вела себя смирно.

— Не боитесь? — спросил он сидящую позади Вальду. — Вам приходилось ездить верхом?

— Я в седле с пяти лет, — с ледяным достоинством произнесла она.

— Прошу простить мою бестактность, — поспешил исправиться ее спутник. Но в его голосе Вальде почудился едва сдерживаемый смех.

Он тронул бока лошади, и та двинулась неторопливой рысью. Девушке все же показалось, что такой аллюр был выбран нарочно, дабы пассажирка не соскользнула наземь. Такую опытную наездницу это не могло не задеть. Но в то же время она оценила предупредительность незнакомца.

«Попробовал бы он быть непредупредительным!» — тут же сердито фыркнула она про себя, чувствуя, как сырая блузка липнет к спине, а вся одежда ниже пояса насквозь мокрая.

Она пыталась угадать род занятий сидящего впереди человека и решила, что он тот, кого в Америке называют «ковбой», а в Камарге — «гардьен», то есть пастух, погонщик стад, он же и объездчик лошадей. Господин Февр, рассказывая о камаргских скакунах, упоминал и этих искусных наездников, а также, помнится, говорил, что их небесным покровителем является Святой Георгий.

Это очень символично: погонщик верхом на белом коне, в руке у него длинная пика, а на месте дикого камаргского быка очень легко вообразить дракона!

Вальда подумала, что англичанин, пожалуй, высоковат для камаргского коня. Но даже несмотря на то, что ноги его в нелепых длинных стременах болтались у самой земли, можно было отличить в нем превосходного наездника.

На молодом человеке была поношенная твидовая куртка и высокие сапоги, заляпанные грязью. Но, пожалуй, на ежегодном пастушеском празднике, одетый в традиционные молескиновые бриджи, черную бархатную куртку, синюю рубашку с цветочным мотивом и низкие испанские ботинки, он должен был выглядеть весьма впечатляюще.

Наверное, англичанин почувствовал, что она размышляет о нем, потому что бросил через плечо:

— Думаю, нам следует представиться друг другу. Меня зовут Ройдон Сэнфорд.

— А меня — Вальда Бер… — тут она замялась. Коль скоро он из Англии, разумно ли называть ему свое подлинное имя? Конечно, едва ли он слышал что-либо об ее отце. Но, с другой стороны, сэр Эдвард был довольно заметной фигурой и газеты нередко помещали сообщения о его подвигах. — …Бертон, — закончила она.

— И вы, стало быть, занимаетесь фотографией. Работаете для какого-нибудь журнала?

Вальда поняла, что он принял ее за репортершу, и не смогла сдержать прилив гордости.

— Я делаю снимки для выставки, — ответила она, стараясь держаться поближе к истине.

— Для выставки в Лондоне?

— Возможно, и так. Но, полагаю, Париж скорее заинтересуется видами Камарга. Единственное, на что я сейчас надеюсь, — чтобы пленка не оказалась окончательно испорчена.

— Я тоже очень надеюсь.

— А какой замечательный был ракурс! — Она вновь не смогла скрыть укоризны.

— Поверьте, я искренне сожалею, что по моей вине пропал несомненный шедевр. Обещаю загладить свою оплошность. Вы получите возможность сделать еще более выигрышные снимки, и не только лошадей, но и фламинго.

— О! Вы не хвастаете? Будьте уверены, я заставлю вас сдержать слово!

— Сами убедитесь, какой я хороший проводник. Кстати, где вы остановились?

— Я… я рассчитывала найти подходящую гостиницу где-нибудь неподалеку.

— Немного найдется в Камарге гостиниц, пригодных для проживания женщин, — в раздумье проговорил Ройдон Сэнфорд. — Попробую уговорить госпожу Поркье приютить вас.

— Она держит постоялый двор?

— О нет! Само это предположение она сочла бы оскорбительным, Ее муж — фермер, он разводит скот и держит мызу, где я и остановился.

— Как интересно! Значит, вы у них служите?

— Я у них отдыхаю. Я в отпуске. Но, поскольку приезжаю уже в третий раз, они дают мне возможность помогать их пастухам и пользоваться лошадьми.

Вальда чуть было не спросила, чем он занимается в остальное время, но передумала. Ей показалось, что не слишком-то учтиво столь настойчиво расспрашивать человека, не имеющего возможности повернуться к тебе лицом. Это напоминает допрос, в то время как нормальная беседа предполагает, что собеседники видят друг друга.

Некоторое время они ехали молча, затем Ройдон Сэнфорд спросил:

— Вы не замерзли? Если крепче ухватитесь за седло или за меня, мы поедем чуть быстрее.

— Я ведь уже сказала, что не упаду в любом случае. Нет, я не замерзла, но отвратительно мокра до нитки.

— Тогда вам просто необходимо как можно скорее попасть на мызу, чтобы переодеться.

Он пустил лошадь крупной рысью, и дальнейший разговор стал невозможным. Съехав с дороги, они пересекли поле и вскоре оказались перед фермерской усадьбой.

Как водится, постройку окружала стена кипарисов и широколиственных деревьев, служащих надежной защитой и от ветров, и от палящего солнца, а сам дом утопал в цветах, еще более прелестных, чем у вчерашней фермы, где табор останавливался на ночлег. Тут в изобилии росли малиново-красные гладиолусы и синие касатики, пурпурные глицинии и золотистая жимолость, а стены и даже стволы деревьев оплетал разноцветный шиповник.

Англичанин объехал дом и повернул лошадь во двор. Там он легко соскочил с седла и помог спешиться Вальде.

Очутившись на земле, девушка только сейчас в полной мере оценила его рост — чтобы встретиться с ним взглядом, она должна была задрать голову.

Однако ей не пришлось долго его разглядывать. Молодой человек занялся отвязыванием вещевого мешка, а затем, взяв его и камеру, направился через двор к открытой двери, пригласив Вальду следовать за ним.

Дверь вела в просторное помещение, оказавшееся кухней. С потолочных балок свисали свиные окорока и связки репчатого лука. Одну из стен почти целиком занимала обширная плита, а посредине вымощенного плитами пола стоял стол, на котором дородная женщина скалкой раскатывала тесто.

Она удивленно вскинула глаза на вошедшего Сэнфорда.

— Как вы нынче рано, месье!

— Я привез с собой молодую особу, которая нуждается в вашей помощи. В результате несчастного случая она упала в воду и насквозь промокла.

Женщина перевела взгляд на Вальду, и улыбка сбежала с ее лица.

— Караке! — вырвалось у нее.

— Нет-нет, мадам! — поспешил разубедить ее постоялец. — Эта особа — англичанка, но по некоторым причинам в настоящий момент одета цыганкой.

— Англичанка? — недоверчиво переспросила хозяйка. — Вы — ее друг?

— Надеюсь им стать, — галантно произнес Сэнфорд, но глаза его при этом насмешливо поблескивали, — как только мадемуазель милостиво простит мне невольную порчу фотоснимка, который она делала с помощью вот этой камеры. И он указал на черный футляр, что держал в руках. — Видите ли, мадам, наша гостья прибыла в Камарг, чтобы с помощью нового, усовершенствованного фотографического аппарата запечатлеть здешних диких лошадей.