— И то верно, мадемуазель, — сказала старуха. — Женщинам нехорошо вдыхать дым, это дурная привычка. Но мне нравится! — захохотала она. — У всех нас есть свои маленькие слабости, а не то жизнь показалась бы слишком скучной!

— Вот уж не поверю, что в вашей жизни есть место скуке, — усомнилась Вальда. — Это мы, бедные, скучаем, запертые на всю жизнь, точно в клетке!

Выражение лица ее при этом неожиданном порыве было красноречивее всяких слов. И тогда старая женщина, помолчав, спросила:

— Отчего вы бежите, мадемуазель?

— Оттого, что мой отчим хочет выдать меня за совсем чужого человека только потому, что этот брак должен принести выгоду!

Наступило молчание.

Пхури-Дай сидела неподвижно, в задумчивости глядя прямо перед собой. Ее руки свободно держали поводья, и лошади, предоставленные самим себе, неторопливо продвигались вперед.

— Ведь это неправильно! — вновь вступила Вальда. — По крайней мере, когда дело касается меня. Я ни за что не выйду замуж без любви!

— А если вы ее не найдете?

— Тогда уж лучше совсем не выходить!

Старуха обернулась и, посмотрев на девушку, усмехнулась.

— Вам нет нужды беспокоиться, мадемуазель. Найдете вы себе друга, потому что таков закон природы. Поглядите-ка на птиц: уток, аистов, куропаток, чаек, белых цапель. В эту пору каждая из них подбирает себе пару, и они строят гнезда. А что для них правильно, то и для нас.

— Вот и у меня такое же чувство! — обрадованно откликнулась Вальда.

Она вспомнила тех сов или филинов, что перекликались вчерашней ночью, как раз когда в голове у нее рождался план побега.

— Жизнь никогда не бывает легкой, — продолжала Пхури-Дай. — За нее приходится бороться и страдать, но, если поглядеть повнимательнее, она того стоит. Лучше жизни все равно ничего нет.

— И я так думаю! Безропотно подчиняться, принимать, что тебе навязывают — это трусость, которая мешает людям добиваться счастья.

— Вот ты хочешь любви, — задумчиво проговорила старая цыганка. — Что ж этого хочет каждая женщина. Любви человека, который выберет ее, одну из многих, потому что только она предназначена ему, а он — ей.

Вальда слушала, затаив дыхание.

— О да! — выдохнула она. — Именно так я и думаю! Такой любви и ищу!

— А коли так, ты ее найдешь, — заверила цыганка.

Вальда колебалась, стоит ли попросить «тетушку» погадать — прочесть ее будущее по картам или ладони. Но не успела она ничего решить, как проницательная цыганка ответила на ее немой вопрос:

— Своего будущего лучше не ведать. Конечно, когда не уверен в себе или боишься, гадание может сослужить службу. Но у того, кто в себя верит, жизнь и без колдовства будет полной. Каждый может получить от жизни ровно столько, сколько сам готов отдать.

Некоторое время Вальда осмысливала эти слова.

— Вы хотите сказать, что если я сама готова любить, то и меня полюбят?

— Таков уж закон природы, — развела руками Пхури-Дай. — Сколько отдашь столько и получишь. А кто не желает отдавать, для того закрыты души и сердца других людей.

— Понимаю, — задумчиво проговорила девушка.

На душе у нее стало легче, ведь старая цыганка только что облекла в слова то, что она и сама смутно чувствовала.

«Я отправляюсь в свой собственный крестовый поход! — думала Вальда. — В поход за любовью, за полнотой жизни!»

Она обратила к собеседнице сияющие глаза.

— Как я рада, что у меня хватило храбрости к вам присоединиться!

— Всем нам, и нередко, бывает очень нужна храбрость. Без нее мы просто потеряемся в этой жизни, сгинем в забвении.

Вальда подумала: сколько же храбрости и мужества потребовалось цыганам, чтобы вынести века гонений! Вечно их преследовали, заточали, лишали прав, заставляли переезжать из края в край, из страны в страну. Но, несмотря на все тяготы, они сумели выжить и сохранить себя как многочисленный и самобытный народ — со своими традициями, укладом, ремеслами и даже со своей религией.

Более того, вопреки расхожему мнению, цыгане, на поверку, оказывались людьми более нравственными, чем их гонители.

К примеру, пускаясь в путь вместе с табором, Вальда знала, что ей нечего опасаться дурного отношения со стороны мужчин цыганского племени. Начать с того, что для них она была «гадже», иноплеменницей, а следовательно, как женщина абсолютно запретной. А во-вторых, цыгане вступали в брак очень молодыми, после чего, по их обычаям, даже речи не могло быть о супружеской неверности. Существовали очень строгие меры, применяемые старейшинами к тем, кто допускал безнравственные поступки и тем самым позорил свой народ.

Конечно же, цыгане браконьерствовали и тащили что плохо лежит, ибо считали, что сам Бог повелел пользоваться его плодами всем, кто в них нуждается, но редко случалось, чтобы цыган совершал убийство, и уж ни в одном полицейском протоколе не найти было свидетельств о совершении им насилия над женщиной.

— У вашего народа очень много храбрости, — вслух сказала Вальда.

— Нам без нее не обойтись, — согласилась Пхури-Дай.

А девушка вдруг вспомнила, что в прежние века цыганам, проживавшим в стране басков, предписывалось ходить босиком и носить на головах красные колпаки с отпечатком козлиного копыта.

Даже тем из них, кто принял католичество, в церкви отводилось специальное место, где они должны были молиться отдельно от других, а святую воду разрешалось брать только особой палочкой.

Покончив с ужином, цыгане затянули песню. Начали женские голоса, через некоторое время к ним присоединились чарующие звуки скрипки. В искусных руках паренька лет шестнадцати инструмент выделывал чудеса.

— Это мой внук! — гордо сказал барон. — Настоящий музыкант. Сердцем играет!

— Где он так выучился? — спросила Вальда.

Цыган покачал головой.

— Он с этим родился. Музыка у нас в крови. Вот посмотрите, как станут плясать наши девушки, когда приедем в Сент-Мари. Никто с ними не сравнится!

К скрипке добавилась свирель. Женский хор зазвучал слаженнее и громче, в него вступали все новые голоса. Лирическая, любовная песня превращалась в стройный, пышный и торжественный гимн, который чудесным образом сочетался с красотой опустившейся на землю ночи, с блеском звезд над головами поющих.

Вальде подумалось: вот бы здесь сейчас оказаться вместе с тем, кого любишь! Невозможно представить ничего романтичнее! При свете звезд, под волнующие кровь звуки цыганской музыки быть с тем, каждое прикосновение которого рождает в тебе ответный трепет! Растревоженное необычной обстановкой воображение девушки нарисовало картину такую живую и красочную, что, казалось, еще чуть-чуть — и она превратится в реальность. Забыв обо всем, Вальда уносилась на волнах фантазии…

Но вот сидевшая перед огнем Пхури-Дай поднялась с места и, прихрамывая, тяжело двинулась прочь.

— Пора спать, — сказала она. — Вам, мадемуазель, тоже надо лечь пораньше, ведь на рассвете — снова в путь.

— Да-да, иду, — очнулась от грез Вальда.

Пожелав старшим спокойной ночи, она забралась в свою кибитку, поставленную рядом с повозкой «тетушки», несколько особняком от прочих, и начала устраиваться на ночь.

Внутри импровизированный домик был обставлен с походной простотой. На полу лежал матрац, а на нем — два одеяла и подушка с льняной наволочкой. Кругом была чистота и пахло травами, пучок которых свисал с потолка. Тяжелый, наподобие одеяла, полог завешивал вход, а под потолком располагалось маленькое оконце, прикрытое ситцевой шторкой. Имелось также несколько полок, всю утварь с которых на время движения убирали.

На застеленном циновкой полу Вальда обнаружила приготовленные специально для нее тазик и кувшин с водой и оценила этот жест гостеприимства — сами цыгане мылись в ручье или у колодца. Скинув свою красную юбку и вышитую блузку, девушка на миг задумалась: снимать ли все остальное? Цыганка бы этого делать, конечно, не стала, но зачем бы ей, Вальде, менять свои привычки и вести себя иначе, чем дома?

Надев ночную рубашку, она скользнула под одеяло и подивилась неожиданному удобству матраца.

Дома девушка всегда молилась перед сном, встав на колени подле кровати. Она решила не отступать от этого правила и сейчас. Но поскольку здесь кроватью служил пол, она стала произносить слова молитвы, просто лежа под одеялом.

Она просила, чтобы господь послал ей храбрости, сохранил целой и невредимой и помог не быть обнаруженной раньше времени.

— Помоги мне, боже, — шептала она, — доказать отчиму, что у меня достаточно умения и рассудительности, чтобы жить своим умом. А еще помоги мне встретить человека, который будет любить меня, а не мои деньги. — Произнося эту, последнюю, просьбу, девушка почувствовала, что она-то и есть самая главная.

Ну, в самом деле, как без ошибки распознать, что кроется за цветистыми словами любовных признаний? Не относятся ли они скорее к приданому невесты? А сама невеста, быть может, является не более чем неизбежным дополнением к своим деньгам? Как проверить, что чувствовал бы тот же самый человек, не будь у его избранницы ни гроша?

— Имей мой отец еще и сына, — рассуждала Вальда, — все было бы куда проще. Львиная доля наследства досталась бы моему брату, а я получила бы ровно столько, сколько необходимо для безбедной жизни.

Она решила, что если выйдет замуж, то постарается иметь побольше сыновей.

Уже в полусне девушка тихонько засмеялась:

— Сначала надо найти им отца.

— Каждый находит себе пару. Таков уж закон природы, — прозвучал откуда-то голос Пхури-Дай.

Вальда уснула.

* * *

Утро выдалось пасмурным и зябким. Едва рассвело, табор тронулся в путь. Горячий чай придал Вальде бодрости, приятным теплом разлился по телу. Из-за спешки пришлось пить его по-цыгански — из блюдечка. К чаю подали кукурузную лепешку, смазанную маслом. А тем временем Пхури-Дай уже взялась за поводья и двинула свою повозку вслед за повозкой барона.