Кажется, вчера перед ним стояла Пенелопа в юбке-карандаше и белой блузке. Пенелопа, смотревшая на него ледяным взглядом. Но с какой стати ей приходить сюда? Она ведь никогда к нему не приходила. Даже в больницу не приходила.

Эван поморгал (под веки как песку насыпали) и попытался вспомнить вчерашний день. Пить он начал в четыре – после того, как позвонила Мадди, заливавшаяся слезами. А потом звонил Джеймс – пытался урезонить его. Когда же позвонила мама, он был уже пьян и наорал на нее. А она расплакалась. Он тогда почувствовал себя настоящим дерьмом, поэтому еще выпил. А после этого…

Дверь… и Пенелопа. Да, верно, она была здесь! Стояла перед ним и заставляла вспомнить все то, о чем он хотел забыть навсегда. А он нахамил ей, сказал, что…

Проклятье! Эвану показалось, что его вот-вот вырвет. После всех этих лет она пришла к нему, а он повел себя как последний ублюдок! Но неужели он и впрямь все это ей говорил? Неужели прикасался к ней?

Да, так и было. И она влепила ему пощечину. Потому что он это заслужил.

Господи, ну и скотина же он! Что ж, Пенелопа права: он не мог смотреть в зеркало. А она была слишком хороша для него. Вот почему он отказался от нее после той ужасной автомобильной катастрофы, убившей его отца и погрузившей в кому сестру (а он сам тогда обезумел от горя). В то время он совершенно лишался воли, когда дело касалось Пенелопы, – поэтому и решил, что для нее нет больше места в его внезапно изменившейся жизни. И он сделал то единственное, что могло сработать, – разбил ее сердце. Тот день, когда погиб его отец, когда жизнь сестры повисла на волоске, а сам он поступил с Пенелопой как последний мерзавец, был самым худшим днем в его жизни. Уничтожив все хорошее, что было между ними, он больше никогда не позволял себе расслабляться рядом с ней. Она была слишком опасной для него.

В семнадцать лет Эван решил, что Пенелопа навсегда исчезла из его жизни, но этого так никогда и не произошло. Однако при встречах он играл свою роль, а она – свою. И они никогда не говорили о прошлом. Более того, они всегда следили за тем, чтобы не оказаться наедине. Но все же он находил способы напомнить ей о том, что было у них когда-то, потому что он – эгоистичный придурок – не хотел, чтобы она об этом забывала. Пенелопа же никогда не молчала – всегда давала сдачи. Как, например, вчера. Что ж, он получил по заслугам.

Но, в отличие от родственников, обращавшихся с ним трепетно, Пенелопа говорила откровенно и жестко, говорила чистейшую правду. И вчера она, конечно же, была права. Он оплакивал свою карьеру, которая, увы, завершилась. И теперь он не знал – понятия не имел! – чем заполнить образовавшуюся в его жизни пустоту. Поэтому и сломался, как последний слабак…

Эван окинул взглядом квартиру. Какой ужасный беспорядок! Отец был бы очень разочарован…

Эван сделал глубокий вдох и потянулся к телефону. «Все по порядку», – сказал он себе. И позвонил матери. Она ответила на втором гудке.

– Эван, пожалуйста, скажи, что с тобой ничего не случилось!

От ее взволнованного голоса сердце его болезненно сжалось. Глядя на пустые бутылки и грязные тарелки, сгрудившиеся на кофейном столике, Эван откашлялся, прочищая горло, и пробормотал:

– Мама, прости за вчерашний вечер.

– Не беспокойся, дорогой, все в порядке, – тут же ответила мать.

Эван невольно вздохнул.

– Нет, мама, ничего подобного. – Он провел ладонью по волосам. – Прости, что довел тебя до слез.

– Но ты же был расстроен…

– Это меня не оправдывает.

– Эван, мы так за тебя волнуемся!.. – Голос матери дрогнул, и Эван почувствовал себя последним подонком.

– Мама, пожалуйста, не плачь. – Господи, как он мог допустить, чтобы все зашло так далеко?

Мать тихо всхлипнула, и он сразу представил, как она сидит, промокая под глазами бумажным платочком. О, хоть бы она не плакала!..

– Я не знаю, чем тебе помочь, – сказала мать. И на сей раз, к счастью, не всхлипнула.

А ему вдруг вспомнились слова Пенелопы о том, что его поведение зависело только от него самого. С ее точки зрения существовало поведение «правильное» и «неправильное». И ей, в отличие от него, хватало сил на то, чтобы вести себя «правильно». В этом смысле она походила на Шейна – стальной хребет и бескомпромиссный характер, который не дрогнет перед неприятностями.

– Ты ничего не можешь сделать, мама. Я должен справиться сам.

– Но я же твоя мать… Я хочу все исправить.

– Ты не можешь исправить мою голову, мама. А я не должен был обращаться с тобой так отвратительно. – Эти его слова – уже начало. Пусть только крохотный шажок, но пока и это неплохо. – Поверь мне, я как-нибудь найду способ все исправить.

– Я очень хочу, чтобы ты был счастлив, мой мальчик.

В данный момент счастье казалось недостижимой целью, но он все же мог дать матери одно обещание и сдержать его.

– Мама, я больше никогда не заставлю тебя плакать. Договорились?

– Договорились. Я люблю тебя, мой малыш. Позволь нам помочь тебе. Ведь все мы – твоя семья.

У Эвана перехватило горло, и он, судорожно сглотнув, пробормотал:

– Хорошо, попытаюсь. Я очень тебя люблю, мам.

Эван повесил трубку и снова окинул взглядом квартиру. Настоящая катастрофа – вот что это такое! Самое простое – позвонить сейчас в клининговую службу, и пусть они наведут тут порядок. Но он не собирался никуда звонить. Он загадил квартиру – ему и убирать.

Да-да, пора подобрать за собой дерьмо. Настало время искупления…


Пенелопа устроилась на диване с бокалом вина и книжкой на коленях. День был долгий и тяжелый, и сейчас она хоть немного отдохнет.

Пенелопа раскрыла книгу, но почти тотчас же поняла, что не могла сейчас читать – она думала об Эване. Весь этот день она была слишком занята, и неприятная вчерашняя сцена, казалось, вылетела у нее из головы. Но теперь, когда она, наконец, расслабилась, ей вспомнился вчерашний вечер.

Пенелопа вздохнула и провела ладонью по странице. Правильно ли она поступила? Она сломала невидимый барьер, разделявший их, и бросила Эвану вызов. И теперь должны наступить последствия. А впрочем… Возможно, их и не будет.

В то утро, когда погиб его отец, Эван возвел между ними стену, которая за прошедшие годы только укрепилась. Он жестоко выбросил ее из своей жизни, и до вчерашнего вечера она ни разу не переступила невидимую черту. И сейчас ей лишь оставалось надеяться, что дело того стоило – ведь этим своим визитом она ясно дала Эвану понять, что ей не все равно и что она по-прежнему неравнодушна к нему.

Пенелопа вздрогнула, вспомнив его руки у нее на бедрах и его губы, вспомнив его голос, когда он говорил, что ему не хватает ее у него на коленях…

Но ведь это говорил алкоголь, а не Эван, не так ли? И вообще, несколько нежных прикосновений вовсе не опровергали его поступков на протяжении всех этих лет. Он ужасно к ней относился! И словно специально выставлял перед ней своих девиц.

Его гадкими поступками можно было бы заполнить несколько томов, и сейчас она отказывалась верить отчаянию, звучавшему вчера в его голосе, и тем ощущениям, что возникали у нее при его прикосновениях. Да-да, она не верила ему, не верила!..

Пенелопа энергично помотала головой – словно очищая ее от пагубных мыслей. Ведь именно такие мысли и втянули ее в ту ужасную историю. Она могла бы вспомнить каждую подробность своей первой встречи с Эваном. Она тогда ходила в детский сад, а он учился во втором классе. Пенелопа познакомилась с Мадди в свой первый день в детском саду, и они мгновенно подружились. Когда же она впервые пришла в дом Мадди… О, это стало для нее настоящим откровением.

Пенелопа была поздним ребенком; ее мать и отец долгое время считали, что у них уже никогда не будет детей. Они были старше других родителей, поэтому быстрее уставали. Но родители очень любили Пенелопу, а та всегда была тихой, спокойной и уравновешенной. И в доме у них всегда было тихо и спокойно. Поэтому в ту секунду, когда Пенелопа впервые переступила порог дома Донованов, ей показалось, что она очутилась в телевизионной семейной комедии – здесь постоянно царили хаос и беспорядок. Дом этот разительно отличался от ее тихого дома, и, возможно, именно поэтому она очень любила бывать у Донованов.

Мадди вела Пенелопу наверх, в свою комнату, чтобы поиграть в Барби, а вниз по лестнице несся Шейн, за которым бежал Эван. Пенелопа с изумлением увидела, как Эван взлетел в воздух, повалил Шейна на пол, а затем братья сцепились в драке – неизвестно из-за чего.

Внезапно из кухни выбежала миссис Донован, чтобы растащить мальчишек, и Мадди пожаловалась, что Эван толкнул Пенелопу. Мама потребовала, чтобы тот попросил прощения. Эван (каштановые волосы упали ему на глаза) посмотрел на нее, ухмыльнулся и пробормотал неискренние извинения. А Пенелопа смотрела на него и думала: «Когда-нибудь я выйду за него замуж…» То были глупые детские мечты.

Из-за своих пожилых родителей Пенелопа проводила у Донованов довольно много времени. Когда же она пошла в начальную школу, ее маме уже исполнилось пятьдесят, а отцу, который был на десять лет старше жены, недавно поставили диагноз «рассеянный склероз». Поэтому мать, что вполне объяснимо, сосредоточилась на заботе о нем, а Пенелопа сосредоточилась на том, чтобы стать образцовым ребенком. Она была самостоятельной, хорошо себя вела и прекрасно училась. Кроме того, она была очень одинокой – потому-то и нуждалась в обществе Донованов.

Из Мадди же получилась замечательная подруга; к тому же Пенелопе ужасно нравилось ее безрассудство, которое ей, тихой и спокойной девочке, казалось необычайно привлекательной чертой характера. Супруги Донованы, люди приветливые и доброжелательные, вовсе не возражали против ее слишком уж частых визитов, и Пенелопа в качестве дополнительного бонуса наслаждалась каждой выпавшей ей минутой общения с Эваном.