Пенелопа судорожно сглотнула, пытаясь сохранить бесстрастное выражение.

– Эван никогда не относился к моим поклонникам, – заявила она. – Кроме того, я вообще не из тех женщин, с которыми мужчины флиртуют.

Грейси снова улыбнулась.

– Да, понимаю. Наверное, так и есть, ты – не из тех. Но после обеда, когда я хорошенько обо всем подумала, все для меня стало ясно как день.

Пенелопа попыталась изобразить беззаботность и даже рассмеялась. Но смех ее прозвучал словно стон. Чтобы хоть что-то сказать, она пробормотала:

– Эван знает о моем существовании лишь потому, что мы с Мадди лучшие подруги с шести лет.

Грейси с усмешкой пожала плечами.

– А почему же вы с ним избегаете смотреть друг на друга? Почему избегаете обращаться друг к другу напрямую? Кроме того… Когда мы уже убирали со стола, он подошел к тебе слишком близко, и ты даже дыхание задержала. А он отпрянул и обошел тебя так, будто ты была окружена каким-то невидимым силовым полем. И вот тогда я по-настоящему обратила на вас внимание. «Когда это великий Эван Донован избегал женщин?» – спросила я себя. И ведь такое происходило весь вечер – словно вы оба боялись оказаться слишком близко друг к другу.

Пенелопа мысленно вздохнула. Да, так и было… Она действительно боялась приближаться к нему. Боялась, потому что…

– Между Эваном и мной ничего нет, – заявила она. И формально это была чистейшая правда.

Грейси решительно покачала головой.

– Нет-нет, дорогая. Уж я-то все поняла. Когда ты думаешь, что на тебя никто не обращает внимания, ты смотришь на него так, как я когда-то смотрела на Джеймса.

– Но я просто… – Пенелопа умолкла, не зная, что сказать.

– И он тоже по-особому на тебя смотрит, – продолжала Грейси. – Знаешь, он смотрит на тебя так, будто умирает от голода. И я говорю сейчас вовсе не о сексе. Я хочу сказать, он смотрит на тебя так, будто ты для него – все на свете. Понимаешь?..

Пенелопа не могла выговорить ни слова, но этого и не требовалось, потому что Грейси тотчас же снова заговорила:

– Но я знаю, ты очень сдержанная и замкнутая, и я бы вообще промолчала, вот только… Знаешь, может, тебе нужно с кем-то об этом поговорить?

– Зачем, почему?.. – пробормотала Пенелопа со вздохом.

Грейси снова пожала плечами.

– Ну… точно не знаю. Но мне кажется, что между вами происходит что-то мучительное.

Нет-нет-нет! И вообще, как такое могло произойти?! Ведь столько лет никто ни о чем не догадывался – и вдруг Грейси все поняла! И очень может быть… А вдруг Грейси все рассказала Джеймсу?

Собравшись с духом, Пенелопа спросила:

– Ты что-нибудь говорила Джеймсу?

Грейси с мягкой улыбкой покачала головой.

– Нет-нет. Я сначала хотела, но потом сообразила, что никто об этом не знает, поэтому решила ничего не говорить. – Она перегнулась через стол и прикоснулась к ледяным пальцам Пенелопы. – Но если тебе нужно выговориться, то имей в виду, что я – очень хороший слушатель. К тому же у меня ощущение, что тебе действительно необходимо с кем-нибудь поговорить.

К ужасу Пенелопы, глаза ее наполнились слезами. Она яростно утерла их и отвернулась. А Грейси вздохнула и, поцокав языком, пробормотала:

– Ах, бедняжка…

Пенелопа же снова вздохнула. Как бы она ни старалась подавить эмоции – ничего у нее больше не получалось, уж слишком долго она их сдерживала.

– Пожалуйста, пожалуйста, не говори ничего Джеймсу, – пробормотала она. – И Мадди, конечно же. Вообще никому не говори.

– Хорошо, не скажу, даю слово.

– И ведь никто же не догадывался… – продолжала Пенелопа. – Считалось, что у меня единственной на него иммунитет.

– И ты никому ничего не рассказывала, верно?

Пенелопа помотала головой. По щекам ее струились слезы.

– Нет, не рассказывала. К тому же между нами ничего нет. То есть… Ну… кое-что было в прошлом.

Грейси взяла со стола салфетку и протянула ее Пенелопе. Потом проговорила:

– Знаешь, у меня было множество всяких историй с парнями, но могу поклясться, что у вас с Эваном происходит совсем не это. Может, расскажешь, что же…

– Нет! – пронзительно выкрикнула Пенелопа.

– Ладно, хорошо, не надо, – с улыбкой кивнула Грейси. – Но если вдруг захочешь поговорить, то знай: я всегда тебя выслушаю.

Пенелопа всхлипнула – и пробормотала:

– Эван – мой первый парень.

Грейси снова кивнула и тихо спросила:

– И он первый мальчик, которого ты полюбила, верно?

– Да, верно, – сказала Пенелопа, глядя в окно. Паника, поначалу охватившая ее, сменилась чувством облегчения – наконец-то можно было хоть кому-то рассказать правду. Судорожно сглотнув, она добавила: – И он разбил мне сердце.

– Ох, милая моя… – проговорила Грейси, с сочувствием глядя на собеседницу.

А Пенелопа чихнула – и вдруг почувствовала себя ужасной дурой. Ну разве можно плакать из-за того, что случилось много лет назад? Смахнув салфеткой слезы, она сказала:

– Это случилось уже очень давно. И давно закончилось. И вообще, мне не следовало рассказывать тебе все это. Не хочу, чтобы кто-нибудь знал.

– Я никому ничего не скажу, обещаю, – заверила ее Грейси. – Но помяни мои слова: ничего у вас не закончилось, ясно?

Как раз этого Пенелопа и боялась. Они с Эваном взбаламутили то варево – и теперь оно обязательно выплеснется из котелка, выплеснется рано или поздно.


Ланч с братьями проходил гладко, пока Шейн вдруг не спросил:

– Ты уже подумал о своих планах?

Эван замер на мгновение. Отодвинув от себя тарелку, пробурчал:

– О каких таких планах?

– Полагаю, тебе необходимо чем-то заполнять свое время, – с невозмутимым видом пояснил Шейн. – Скажи, думал ли ты уже об этом?

– Нет. – Эван стиснул зубы и уставился в окно. Конечно, он думал об этом. Да так ничего и не придумал. Будущее по-прежнему казалось ему пустым и бессодержательным. Он не знал, чем будет заниматься. Знал только одно: вся его жизнь – это игра в мяч.

И теперь, чем больше он тренировался и чем крепче становился, тем сильнее тосковал по игре. Самое же ужасное заключалось в том, что та травма никак не повлияла на него физически. Более того, он уже сразу после травмы чувствовал себя прекрасно, прямо-таки великолепно. Именно поэтому и начал тогда пьянствовать. И даже теперь иногда поздно ночью, когда никак не удавалось заснуть, ему ужасно хотелось вернуться к тому состоянию полного онемения.

Но кое-что удерживало его от этого.

Джеймс помассировал переносицу под очками и, снова нацепив их на нос, проговорил:

– У него есть деньги и время. Так что он разберется. – И в этом был весь Джеймс – настоящий миротворец.

Что ж, в каком-то смысле Джеймс был прав. Ведь если удачно вложить деньги, то ему, Эвану, больше никогда не придется работать – ни единого дня. И он бы не удивился, если бы обнаружилось, что Шейн ждет от него именно этого. Но Эвана такая жизнь совершенно не привлекала. Да, конечно, вне поля он изображал из себя плейбоя, но на самом-то деле работал как проклятый. Именно поэтому он теперь не знал, к чему приложить силы, куда направить энергию.

– Я не думаю, что ему полезно бездельничать всю оставшуюся жизнь, – заметил Шейн.

– Я – вне сферы твоей ответственности, – пробормотал Эван.

Шейн с невозмутимым видом пожал плечами.

– Я просто пытаюсь тебе помочь, вот и все.

– Можешь этим не заниматься, – отрезал Эван.

– Но мы – твои родные, – веско произнес Шейн. – Может быть, тебя заинтересует какая-нибудь должность в моей компании?

Джеймс поморщился и сокрушенно покачал головой.

– Шейн, похоже, ты не знаешь, когда следует помолчать.

Старший брат искренне удивился.

– А что такого я сказал? Всего лишь сделал ему предложение…

Тут Эван не выдержал и в раздражении проговорил:

– Я не нуждаюсь в твоей благотворительности, Шейн. И не нужно меня спасать. За прошлый год я заработал пятнадцать миллионов долларов.

– Я уверен, что Шейн ничего такого в виду не имел, – поспешно сказал Джеймс.

– Еще как имел! – Эван в бешенстве взглянул на старшего брата. – Неужели не можешь от меня отстать? Я знаю, что ты – наш спаситель и все такое… Но ты забываешь, что я выбрал свой собственный путь. И я ничего тебе не должен. Так что оставь меня в покое, черт тебя возьми!

Шейн помрачнел и тихо проговорил:

– Почему ты неправильно воспринимаешь все, что я тебе говорю? Тебе и слова нельзя сказать…

– Потому что каждое свое слово ты произносишь покровительственно и свысока – вот почему!

Брови Джеймса сошлись над переносицей, и он тихо сказал:

– Давайте-ка лучше успокоимся. Вы оба слишком уж разгорячились.

Шейн махнул рукой в сторону Эвана и сквозь зубы процедил:

– Ты проводишь свои дни в депрессии, понапрасну растрачивая время. А я всего лишь предлагаю тебе поставить перед собой хоть какую-нибудь цель.

Эван сделал глубокий вдох – и шумно выдохнул. Подобные разговоры всегда заканчивались плохо, и если он не положит им конец, то все станет еще хуже… Сунув руку в карман, он вытащил деньги и сказал:

– Пожалуй, мне пора.

– Нет, не уходи. – Джеймс покачал головой.

Эван бросил на стол стодолларовую банкноту – он вовсе не нищий! – и, поднявшись пробурчал:

– Увидимся попозже. – С этими словами он покинул заведение.

Ушел, чтобы сидеть у себя в квартире и тупо смотреть в стену, думая о беспросветном будущем.

Глава девятая

Джеймс явился к нему спустя пять часов. Явился, держа в руке пакет с едой из китайского ресторана. Эвану хотелось побыть в одиночестве, и, будь это Шейн, он просто выставил бы его за дверь, но выгнать Джеймса никак не мог.