– Она догадалась, – продолжал Эван. – За тридцать секунд нашего с тобой разговора она все поняла. И она – не первая.

Пенелопа облизнула пересохшие губы. А Эван вновь заговорил:

– А Ким Росси, – он имел в виду свою школьную девушку, – чуть ли не каждый день обвиняла меня в том, что я сплю с тобой.

На сей раз Пенелопа уже не смогла скрыть изумления. Ведь в те времена она была уверена, что его девушка вообще не знала о ее существовании.

– Не может быть… – пролепетала она.

Эван чуть пододвинулся к ней. А Пенелопа, не в силах сдержаться, немного подвинулась к нему.

– Да, обвиняла. – Одной рукой он по-прежнему удерживал ее запястье, а другой обнял за шею, запустив пальцы в волосы. – Она была абсолютно уверена в том, что между нами что-то происходит. Да и мы с тобой прекрасно знаем: то, что у нас тогда было, – это серьезно.

Пенелопа невольно содрогнулась. Воспоминания обрушились на нее лавиной, и сердце болезненно сжалось.

– Это все в прошлом, все давно закончилось, – прошептала она.

Он взглянул на ее губы.

– Нет, ничего подобного. Если бы закончилось, наши с тобой редкие встречи не были бы такими мучительными.

– Просто дело в том… – Пенелопа умолкла. Было совершенно очевидно, что он прав.

– То, что у нас с тобой было, Пенелопа, – такое никогда не кончается. И я по-прежнему все время о тебе думаю. – Его пальцы перебирали ее волосы, а голос сделался совсем низким. – И разве не обо мне ты думаешь, находясь в постели с каким-нибудь мужчиной?

– Не о тебе, – прошептала она, конечно же, солгав.

– Вруша, – сказал он с улыбкой.

Теперь они сидели так близко друг от друга, что Пенелопа ощущала жар его тела.

– И ты ведь думаешь обо всем том, что я нашептывал тогда тебе на ушко, верно? – продолжал Эван.

– О, не надо… – пробормотала она с мольбой в голосе. – Пожалуйста, не надо… – Пенелопа тихонько всхлипнула – в точности так, как когда-то много лет назад.

А он провел ладонью по ее волосам и, взяв за подбородок, заглянул ей в глаза.

– Пен, ты должна понять то, чего никогда не понимала. Я обладаю над тобой точно такой же властью, какой ты – надо мной.

Она в отчаянии помотала головой.

– Нет, нет!

– Да, Пен, да.

Тут Эван отпустил ее, и ей ужасно захотелось вцепиться в него – как когда-то. Но Пенелопа заставила себя отодвинуться от него как можно дальше.

– Тебе, наверное, пора идти… – сказал он почти шепотом. И было ясно, что ему очень не хотелось ее отпускать.

Пенелопа молча открыла дверцу. Она уже почти выбралась из машины, но внезапно замерла, потом обернулась. О боже, она не хотела уходить! Ужасно не хотела… Но как же так?.. Пора положить конец этому безумию! Пора вернуть все на свои места.

Собравшись с духом, Пенелопа проговорила:

– Не знаю, что за игру ты ведешь, но лучше держись от меня подальше.

Глядя на нее в упор, Эван отрицательно покачал головой.

– Нет.

– Я говорю серьезно. Больше не остаемся наедине, ясно? И больше никаких глупостей. А то, что происходит сейчас… – Она помолчала. – Такое больше не должно повторяться.

– Сколько бы ты ни говорила это, Пен, я тебе не поверю. Да ты и сама себе не веришь.

Ей хотелось громко завизжать, хотелось все отрицать, но какой смысл? Он ведь все прекрасно знал и понимал. Сделав над собой усилие, Пенелопа как можно спокойнее проговорила:

– Да, ты можешь заставить мое тело откликнуться, но это еще не значит, что ты мне нравишься. Ты мне неприятен, Эван. Моя неприязнь к тебе – уже давняя, и я не думаю, что в этом смысле что-нибудь может измениться.

Он молча смотрел на нее несколько томительно долгих секунд. Наконец откашлялся и отчетливо проговорил:

– Да, знаю. Но при этом ты ужасно хочешь, чтобы я задрал сейчас твою юбку.

Щеки Пенелопы жарко вспыхнули, и она тихо спросила:

– Ты думаешь, все так просто, да?

– Да, все очень просто. Между нами годы сексуального напряжения и разочарований. Но для того, чтобы закончить эту нашу игру…

– Это не та игра, в которой есть победители и побежденные, – в гневе перебила Пенелопа. И вообще, она вовсе не из тех, с которыми он общался. Она не модель. Она здравомыслящая деловая женщина, которой по пятницам хочется сидеть дома. И ей совершенно необходима нормальная семья, ей нужна стабильность. Ему же ничего такого не надо. Так что пора положить этому конец, пора образумиться.

Стараясь не смотреть ему в глаза, она негромко проговорила:

– Наш финал случился много лет назад.

– А я хочу доказать тебе, что ты ошибаешься. – Он снова взглянул на ее губы. – Видишь ли, Пен, я прекрасно знаю, что ты – мое слабое место. И знаю, что мы не сможем остановиться. И еще я знаю, что если возьму тебя прямо сейчас, то все закончится катастрофой.

Пенелопа повернула голову и посмотрела на свой дом.

– Все должно вернуться на свои места, Эван. Мы должны жить так, как жили все эти годы.

Он покачал головой.

– Не думаю, что это возможно.

– Похоже, ты все еще думаешь, что можешь все на свете. Но уверяю тебя, это не так.

Он криво усмехнулся.

– Пен, ты не понимаешь, что говоришь. Разумеется, мне известно, что я не всесилен. И уж над тобой-то я не властен. Но я знаю, что нас с тобой влечет друг к другу. И знаю, что так будет всегда.

Ей хотелось ему возразить, но она не имела ни малейшего желания вновь и вновь ворошить прошлое. И вообще, ей хотелось побыстрее оказаться дома.

– Пора прощаться, – сказала она.

Он немного помолчал.

– Что ж, приятных тебе снов, Пен.

– Тебе тоже, – ответила Пенелопа, уже направляясь к дому.

Глава восьмая

– О боже, Грейси, это потрясающе! – воскликнула Пенелопа, стоявшая посреди кондитерской. – Просто невероятно! Такая красота…

Грейси вытерла полотенцем руки и с широкой улыбкой объявила:

– Да, вышло даже лучше, чем я могла вообразить. Не могу поверить, что через несколько месяцев мы уже откроемся.

Вообще-то это место для Грейси нашла Пенелопа, но она никак не могла прийти в себя, увидев, как тут все преобразилось. Еще совсем недавно это было самое обычное помещение с высокими потолками и надежными перекрытиями, однако Грейси так его оформила, что теперь – с широкими деревянными половицами и винтажными лепными украшениями – кондитерская казалась ну прямо-таки парижской.

– Ты замечательно все устроила, – подытожила Пенелопа.

– Ох, если бы моя мама увидела меня сейчас, – со вздохом пробормотала Грейси, наморщив носик. – Хотя… Думаю, она бы начала ворчать, – мол, как жаль, что кондитерская находится в Чикаго, а не в Ривайвле.

– Скучаешь по дому? – спросила Пенелопа. Предполагалось, что они с Джеймсом будут делить свое время между Ривайвлом и Чикаго, но пока – из-за кондитерской и жесткого графика работы Джеймса – больше времени проводили тут.

Грейси сняла фартук, провела ладонью по обтягивавшим ее изумительные бедра джинсам и расправила на груди голубую футболку с надписью «Калифорнийская блондинка» – футболка очень шла к ее голубым глазам.

– Я скучаю по брату Сэму, но знаю, что кондитерская в Ривайвле находится в надежных руках Хармони. Я даже иногда думаю, что мне до нее далеко… – добавила Грейси со вздохом.

Пенелопа рассмеялась. Она всего лишь раз виделась с Хармони Джонс, но знала, что эта женщина с бледным личиком Эльфа и мелодичным голоском имела стальной характер.

– В этом я все-таки сомневаюсь, но уверена, что всегда хорошо иметь талантливых помощников.

– Да, конечно, – кивнула Грейси, взбивая свои кудряшки. – Ну что, готова?

Пенелопа очень удивилась, когда через несколько дней после того злополучного обеда Грейси позвонила и пригласила ее на ланч. Хотя Грейси ей всегда нравилась, они не очень-то много времени проводили вместе.

– Да, готова, а куда мы пойдем? – спросила Пенелопа. Кондитерская находилась в чикагском районе Ривер-Норт, а в этих местах выбор был огромный.

– Можно заглянуть в новое заведение на Уэллс, – ответила Грейси. – Я слышала, там подают крендель-бургер, от которого наступает оргазм.

Пенелопа снова рассмеялась.

– В таком случае – согласна.

– Вот и отлично. – Грейси подмигнула ей. – Хотя буду очень тебе благодарна, если ты не станешь говорить при Джеймсе, что я добровольно ходила пешком.

Некогда толстяк Джеймс Донован стал фанатиком физических упражнений, из-за чего Грейси не переставала его поддразнивать.

– Я сохраню твои тайны навсегда, – с улыбкой ответила Пенелопа.

Грейси на мгновение остановилась и, бросив на нее лукавый взгляд, заявила:

– А я – твои.

Пенелопа немного встревожилась, но тут Грейси заговорила о предстоящем благотворительном вечере, и они, весело болтая о вкусной выпечке и прочих замечательных вещах, неторопливо зашагали по улицам весеннего Чикаго.


Эван даже не посмотрел в меню – какой смысл? Шейн в некоторых случаях был человеком весьма консервативным, и когда бы братья ни встречались, собираясь отправиться на ланч, они всегда шли в одну и ту же закусочную с одним и тем же выбором блюд (Шейн заявлял, что таким образом поддерживает малый бизнес).

Пока они дожидались Джеймса, он внимательно осмотрел младшего брата, после чего сообщил:

– Выглядишь намного лучше.

– И чувствую себя лучше, – пробурчал Эван. Ему до сих пор приходилось прилагать немалые усилия, чтобы заставить себя утром выбраться из постели, но все же он делал это. И он снова начал выходить из дома, хотя от своего прежнего клуба пока что держался подальше. Ему не хотелось видеть своих друзей-футболистов, поэтому он бегал вдоль берега озера и даже начал посещать один старомодный спортзал. Если кто-то его там и узнавал, все деликатно молчали, так что Эван мог без помех провести часок-другой, до изнеможения колотя по боксерской груше, после чего уже был не в силах думать о футболе, о рухнувшей карьере и о Пенелопе.