Как же Татьяне хотелось послать их всех к черту! Но ей нужно было думать не только о себе. У нее есть семья, которая от нее зависит, люди, которые на нее рассчитывают, и она должна оправдать их ожидания. Татьяна встала:

— Она на пути в гримерную.

Дэвид тоже встал, подошел и обнял ее.

— Вот это другое дело! Татьяна повернулась к Грегу:

— Интимные сцены будут даваться мне гораздо легче, если ты познакомишься с мятными таблетками, раз уж не можешь не травить себя раковыми палочками.

Грег самодовольно ухмыльнулся:

— Ладно, я над этим подумаю.

— Спасибо. Буду очень признательна. — Татьяна направилась к выходу, потом повернулась и закончила, глядя на всю четверку: — Ладно, братва, кончай базар.

Клео вразвалку поспешила за ней и, уже выйдя из трейлера, окликнула:

— Татьяна, подожди!

Татьяна остановилась и круто повернулась.

— Что-то я не пойму, Клео, чьи интересы ты представляешь, мои или их?

Клео тяжело дышала. Она обеими руками потерла поясницу. Но Татьяна не собиралась жалеть «слабую беременную женщину»; уж кто точно не нуждался ни в чьем сочувствии, так это Клео Марс. Беременная или нет, она всегда одинаково изворотлива, всегда умеет манипулировать людьми и думает только о себе.

— Сама удивляюсь, как я купилась на твою болтовню насчет того, что мы, женщины, должны друг друга поддерживать.

— Татьяна, все не так просто. Я много раз имела дело с Дэвидом и хорошо его знаю. Грег — звезда первой величины, а ты пока еще темная лошадка. Если из-за каких-то твоих недостатков этот фильм развалится, мои отношения с ними пострадают. Пойми, ты просто не стоишь такого риска. Во всяком случае, пока не стоишь.

Татьяна немного остыла. В конечном счете для них для всех важнее всего результат, и в словах Клео действительно есть рациональное зерно.

— Могла бы по крайней мере меня предупредить!

— Дэвид специально попросил меня этого не делать. Они с Грегом хотели увидеть твою непосредственную реакцию, и, честно говоря, я тоже. Слишком высоки ставки, Всем нужно, чтобы фильм получился классный.

Татьяна кивала в такт зажигательной речи Клео, но в душе она ее не поддерживала. Ей было горько: она как наивная дурочка вообразила, что после участия в фильме «Грех греха» она перейдет на совсем другой уровень по сравнению с уровнем фильмов типа «Женщина-полицейский под прикрытием», как если бы она переселилась из гетто в более фешенебельный район. Но на самом деле ничто не изменилось. Конечно, у этого фильма бюджет больше, и люди в нем заняты поприличнее, во всяком случае, кормежка на съемочной площадке съедобная. Но в общем и целом это все тот же грязный бизнес, а она — та же исполнительница главной роли, которую в любой момент можно заменить на другую.

Клео стояла рядом и внимательно смотрела на Татьяну, как будто пыталась заглянуть ей в душу.

— Я думала, ты к этому стремилась.

— Я тоже думала, Клео, только теперь я уже не так в этом уверена.

— Тогда почему ты согласилась? Татьяна сморгнула слезу:

— Может, я и не умираю с голоду, но мне все равно нужно есть.

Глава 14

— Констанс Энн, у Криса болят зубы.

— Я знаю, Хелли, и, кажется, даже догадываюсь почему. — Констанс Энн склонила голову набок, изображая глубокую задумчивость. — Наверное, потому, что он не послушался совета панды Пеппи и ел сладости.

— У меня правда болит зуб! — заныл Крис, потирая правую щеку.

— К че-е-ерту! — завизжала Констанс Энн.

— Снято! — рявкнул Уилл Хейес.

Операторы остановили камеры. Констанс Энн встала и показала пальцем на Криса:

— В начале этой сцены он держался за левую щеку, а теперь хватается за правую! Черт подери, разберись наконец, с какой стороны у тебя болит зуб! — Она с отвращением всплеснула руками. — Не понимаю, мы на телевидении или в школьном драмкружке для первоклассников?

Крис заплакал и убежал со съемочной площадки. Уилл сорвал с себя наушники.

— Здорово, Констанс Энн, ничего не скажешь! Ты постаралась на славу. По твоей милости мальчишке уже выписали успокоительное, что дальше — шоковая терапия?

— Если это поможет паршивцу стать актером, то я только «за»!

Она отшвырнула микрофон и с возмущенным видом двинулась в свою гримерную. Уилл Хейес догнал ее и пошел рядом.

— А тебе не приходило в голову, что, может быть, это тебе нужно выписать успокоительное, а не ему?

Констанс Энн резко развернулась, сверкая глазами. Уилл не испугался и явно не собирался отступать.

— И я имею в виду лекарство из аптеки, а не из бара.

Констанс Энн любила подраться, и чем более кровавой бывала схватка, тем лучше. Впрочем, большинство ее противников оказывались слабаками и сдавались после первых же ударов. Она злобно улыбнулась.

— Знаешь, Уилл, я все думала, что у тебя между ног вагина, но теперь засомневалась, может, у тебя все-таки есть яйца.

— Всего одно, если тебя это интересует. В девяносто девятом у меня был рак яичка.

— Правда? Плохо. С одним дело не сделаешь — во всяком случае, со мной.

Уилл устоял и перед этим выпадом.

— Надо с этим кончать. Ты просто издеваешься над бедными детьми, это отвратительно. Если родители одного из них обратятся к журналистам, все будет кончено. Понимаешь, Констанс Энн, все! Помнишь, как Пи Ви Хермана посадили за детскую порнографию? Так вот, его грехи покажутся просто детской шалостью по сравнению с твоими.

Констанс Энн ткнула пальцем в костлявую грудь Уилла:

— И не пытайся представить меня злой мачехой, сукин ты сын. Да, я строга с детьми, но это ради их же пользы. Да-да, я о них забочусь. Я заставляю их стать лучше, потому что, если я не буду это делать, они вылетят из передачи и плохо кончат. Мало, что ли, мы знаем детей, которые прогремели в одном или двух фильмах, а потом стали наркоманами? И между прочим, мистер Одно Яйцо, на это много времени не надо. Обращайся с ними как с малышами, и они превратятся из начинающих артистов в законченных неудачников быстрее, чем ты успеешь раскурить самокрутку с травкой. Строгость детям не может быть во вред, она закаляет характер.

Уилл отрицательно покачал головой:

— Их родители могут с тобой не согласиться.

Констанс Энн расхохоталась ему в лицо и вошла в гримерную. Уилл последовал за ней.

— Хочешь поговорить об их родителях? — спросила Констанс Энн и принялась перебирать почту. — Да родители этих недоносков вовсе не детей выращивают, они выращивают себе кормильцев. Уж поверь мне, они бы отправили их на любые муки, если бы знали, что это гарантирует им в будущем хорошую финансовую отдачу. Опомнись, Уилл, у этих маленьких актеров нет родителей. У них не родители, а сутенеры. Если Майкл Джексон выпишет чек со многими нулями, они не задумываясь отправят их к нему вместе с его ламами и дурацкой обезьяной.

— Шимпанзе, — уточнил Уилл. — У Майкла Джексона шимпанзе.

— Ой, мне плевать!

Констанс Энн плюхнулась на диван и снова занялась почтой. Все письма с адресами, написанными корявым детским почерком, были от поклонников. Эти она без сожаления выбрасывала. Затем она взяла в руки последний номер «Ин стайл», журнал был толще обычного. Обложку украшала фотография Джулии Робертс. «Опять, — подумала Констанс Энн. — Эта зубастая сучка никак не успокоится». Ее внимание привлек небольшой заголовок: «Двадцать первый век: Фокс и ее двойняшки».

У Констанс Энн почти в то же мгновение противно засосало под ложечкой. Она пролистала первые страницы, на которых была одна рекламами наконец добралась до содержания. Пробежала страницу глазами… самые худшие ее опасения сбылись, воплотились в сокрушительную реальность.

Полная чаша Татьяны Фокс: близнецы, дом-мечта в Малибу и главная женская роль в снимающемся эротическом фильме «Грех греха» с Грегом Тэппером в главной мужской роли.

Несколько мгновений Констанс Энн была буквально ослеплена гневом. От ярости у нее так тряслись руки, что она не сразу смогла найти проклятую статью. Она судорожно листала журнал, разрывая страницы, и шипела самые грязные ругательства, какие только знала.

Уилл смотрел этот спектакль одного актера, стоя в сторонке.

— Что случилось?

Констанс Энн остановилась и свирепо посмотрела на него:

— Советую тебе убраться отсюда, пока не лишился последнего яйца!

Ее голос прозвучал глухо, невыразительно, но Уилл без единого слова удалился.

Констанс Энн с грохотом захлопнула за ним дверь. «Сообразил, придурок. Все-таки не зря окончил Йельский университет».

К тому времени, когда она нашла наконец злосчастную статью, журнал был весь изодран. Разворот с подборкой фотографий оказался даже хуже, чем Констанс Энн могла себе представить.

Татьяна Фокс позирует в дверном проеме своего дома, словно жена какого-нибудь маститого голливудского продюсера.

Татьяна грациозно присела на краешек дивана и читает книжку по воспитанию детей.

Татьяна пускает в камеру мыльные пузыри, возлежа во встроенной в пол медной ванне.

Татьяна плещется в неправдоподобно бирюзовой воде бассейна с улыбающимися светловолосыми двойняшками.

Такая милая, такая безупречная… Какое дерьмо!

Прежде чем приступить к чтению, Констанс Энн подкрепилась: хлебнула виски. Затем она пробежала глазами текст. С каждой строчкой, с каждым словом ее гнев и презрение стремительно нарастали. Ее бесило не только то, что было написано в статье, но еще сильнее то, о чем умалчивалось.

Например, в статье ни словом не упоминался полупорнографический сериал «Женщина-полицейский под прикрытием», который засорял эфир «Синемакс» поздно вечером. Не говорилось в ней и про мужа-гомика, который бросил Татьяну с детьми и ушел к мужчине. Если судить по статье, жизнь Татьяны была полна шампанского, черной икры и детских погремушек из чистого золота от Тиффани.