На этих печальных мыслях и затрещал в прихожей звонок. Олеся ойкнула, обернулась в полотенце и, шлепая босыми ногами по усыпанному бетонной пылью полу, побежала в прихожую.

– Ты еще не готова? – с порога обрушилась на нее Ташка. – Я мчусь с другого конца города, я даже русский язык прогуляла, чтобы мы все успели, а ты?! Что за вид? Что за настроение? Сегодня у тебя бал, и ты должна быть настоящей принцессой!

– Ташечка, можно я мыло смою?

– Шагай! И без хорошего настроения не возвращайся!

Легко сказать: без хорошего настроения не возвращайся. А где его взять – это настроение, если тебе пятнадцать лет, ты мечтаешь о любви, а в День святого Валентина ни один мальчик не прислал тебе валентинку?

– Ташка, а тебе кто-нибудь прислал валентинку? – спросила Олеся, выходя из душа и старательно вытирая голову полотенцем.

– Не-а, – легко призналась Ташка.

– И тебе не грустно?

– А чего грустить? Сегодня не прислали, а завтра… А завтра, может быть, я встречу свою настоящую любовь?

– Ты оптимистка…

– А ты – пессимистка. Придумала себе депрессию, сидишь одна целыми днями бука букой, обидевшись на весь мир.

– Ну, знаешь ли, – разозлилась на подругу Олеся, – я ничего не придумывала. Депрессии у людей бывают. Это даже наукой доказано. Особенно в переходном возрасте.

– Да ладно тебе, что ты обижаешься сразу? Я просто хотела сказать, что не надо потакать депрессии. Надо что-нибудь делать, придумывать что-то новое, двигаться. А то, если просто лежать на диване, никуда твоя депрессия не денется сама собой. Надо бороться.

Олеся и сама заметила, что в своей депрессии она стала какой-то резкой, раздражительной. Ей стало казаться, что все окружающие только и хотят, что обидеть ее, причинить ей боль. Родители тоже это стали замечать, но они только рукой машут: переходный возраст – что поделать.

– Да, ты, наверное, права… – нехотя согласилась Олеся с подругой.

А Ташка уже разложила на кровати и тунику, и юбку, и туфли – все, что она притащила Олесе из своего гардероба. А теперь раскладывала на столе косметику.

– Мне мама дала тени, карандаши, тушь… – перечисляла она. – А помада у меня своя есть, такая и вот такая. А у тебя что есть? А у меня еще тональный крем есть. Остатки. Мама хотела выкинуть, а я себе прибрала. Только не уверена, что он мне подойдет по тону…

– У меня тоже есть помада. И карандаш. Я иногда глаза подвожу, – пока без особого энтузиазма, но все-таки включилась в разговор Олеся.

– Ох, а я-то как глаза подвожу… Я такая бледная, бесцветная… А мама в школу краситься не дает, – вздохнула Ташка. – Но сегодня мы это сделаем – будем самыми красивыми на дискотеке!


Актовый зал школы был украшен надувными шариками-сердечками, а на заднике был вывешен транспарант: «С Днем святого Валентина!» Музыка гремела, по залу пробегали лучи света, вспыхивали искры на стеклянном шаре под потолком. В общем, все было почти как на настоящей дискотеке. Девятиклассники сновали туда-сюда. Десятиклассники сидели на рядах кресел по стенкам зала группами и что-то обсуждали. Одиннадцатиклассники только еще начали приходить. Никто танцевать не спешил.

Олеся с Ташкой сидели в углу – они заняли позицию, с которой великолепно просматривался весь зал и входная дверь, а их самих было почти не видно.

– Где он? Где он? – шептала Ташка в ухо Олесе.

Но Сидорова не было.

В зал гордо вошли Савельева с Сокуренко. Обе с замысловатыми прическами, обе на высоченных каблуках, обе в блестящих топиках. Разве что Савельева была в мини, а Сокуренко в обтягивающих джинсах. «Блестите, блестите, – про себя подумала Олеся, – все равно я вас затмю своим блеском!»

За первыми красавицами хвостом следовала Анька Макарова, тоже в джинсах в обтяжку и в блестящем топике. И то и другое ей совершенно не шло, но, видимо, она изо всех сил хотела быть похожей на первых красавиц. Кто есть кто среди пришедших, Олеся пояснила Ташке незамедлительно.

– Ну и что, что Сокуренко с Савельевой? – тут же возмутилась Ташка. – Ты посмотри на них – ноги что тростинки, как будто их голодом морили с детства. Это уже не стройность, а худоба от слова «худо».

– Как манекенщицы… – вздохнула Олеся.

– Суповые наборы! Видела, в магазине кости продают на бульон?

– А как вошли… Как королевы…

– Ты меня вообще слушаешь? – рассердилась Ташка. – А кто тебе мешал войти, как королеве? Нет, ты меня в этот угол затащила!

– Это стратегически выгодная позиция! – возмутилась Олеся.

– Мышиный угол это. А потом еще обижаешься, что тебя серой мышью прозвали!

Олеся Ташку любила. За ее активность, вечно приподнятое настроение, веселость и умение поднять настроение другому, за ее искренность и непосредственность, за «постоянную готовность к подвигу», как однажды высказалась про подругу дочери Олесина мама, за понимание и желание помогать ближним. Но была в подруге черта, которую она терпеть не могла, Ташкина прямолинейность, желание высказать всем все, что она про них думает.

– Я – не мышь, не мышь, не мышь!!! – крикнула Олеся Ташке в лицо.

– Конечно, не мышь, – невозмутимо согласилась та. – Тогда зачем прячешься в угол?

– Я…

Но Ташка ее перебила:

– Я придумала! Мы сейчас выйдем из зала, спрячемся где-нибудь, дождемся, пока придет твой Сидоров, а потом заявимся на дискотеку, как настоящие королевы, а не эти фальшивки Сокуренко с Савельевой! – И она тут же дернула Олесю за руку и потащила к выходу.

За годы знакомства с Ташкой Олеся уже привыкла к молниеносным действиям подруги, а потому покорно поскакала следом. Они вылетели из зала, едва не сбив с ног каких-то модных девочек из одиннадцатиклассниц. И спрятались в коридоре напротив фойе, куда выходила лестница, по которой все поднимались в актовый зал на втором этаже.

– И долго мы тут будем сидеть? – поинтересовалась Олеся.

– Я же говорю, пока не придет твой Сидоров.

– А как мы узнаем, что он пришел? Ведь отсюда не видно входа в актовый зал!

Ташка озадачилась. Но всего на пару секунд.

– Ты мне опишешь его, а я периодически буду выглядывать и смотреть, кто входит.

Едва Олеся успела описать, как выглядит Димка Сидоров, а Ташка – выглянуть из-за угла, как она тут же закричала:

– Это он! Он вошел!!!

У Олеси странным образом вспотели руки, а коленки сами собой стали подгибаться. А ведь до этого момента она не волновалась ни капельки. Участвовала в этом представлении, устроенном Ташкой, по большей части, чтобы только разогнать депрессию. По крайней мере, ей самой так казалось. Казалось, что она ни в коем разе не воспринимает происходящее всерьез. Это была игра. Веселая игра, как в детстве, когда они с Ташкой дежурили на балконе с банками воды, чтобы вылить ее на голову проходящим внизу мальчишкам. Или не игра?..

– Что же ты стоишь? Где королевский вид?! – дернула ее за руку Ташка.

– Я… Я… – Олеся растерялась. – Я не знаю, как сделать королевский вид… А может, не надо вообще туда ходить?..

– Опять двадцать пять! Быстро, слушай меня, нос вверх, подбородок вверх, грудь вперед, походка как у манекенщицы, в глазах таинственность – понятно? Пошли!

И они пошли. Какой там «грудь вперед, в глазах таинственность»! Олеся вышагивала за Ташкой, а сама вообще ничего не видела перед собой. Последний раз на дискотеке она была в июне прошлого года, в летнем лагере, куда они ездили вместе с подругой. Но там все было как-то не так. А тут, а тут… Что конкретно там было «как-то не так» и что «такое» было тут, Олеся не знала. Но волновалась она так сильно, что никакая гордая походка на непривычно высоких каблуках Ташкиных туфель у нее не получалась. Коленки подгибались. А сердце колотилось в груди громче музыки из распахнутых дверей зала. Что-то непременно должно было случиться! И Олесе было просто-напросто страшно.

Не обращая ни на что внимания, непреклонная Ташка втащила Олесю на дискотеку, как юркий пароход неповоротливую баржу…


И ровным счетом ничего не произошло. Ничего не изменилось. Как танцевали группами парни и девчонки, так и продолжали танцевать. И никто не обратил внимания на сомнительно королевское появление Олеси. А Сидорова она и вовсе разглядела только минут через десять – он сидел без верного своего Максима Антоневича, с какими-то одиннадцатиклассниками и что-то бурно обсуждал, не глядя по сторонам.

«Ну вот, все как всегда, – грустно подумала Олеся, – Ташка всегда обещает праздник, а на деле ничего хорошего не случается. Сидорову на меня наплевать, и мне только и осталось…» – В этот момент как-то само собой она кинула быстрый взгляд на предмет своей любви, чтобы еще раз удостовериться в полной безрезультатности Ташкиного плана, и… И увидела, что Сидоров через чье-то плечо смотрит прямо ей, Олесе, в глаза с таким странным выражением, что…

– Что ты встала как вкопанная? – дернула подружку Ташка. – Идем, что ли, присядем туда, на стульчики.

Олеся же испуганно закрутила головой по сторонам: она вдруг как будто забыла, кто она, где она… За ее спиной у стеночки стояли Сокуренко с Савельевой, хихикали и строили глазки. Вот кому предназначался взгляд первого красавца их класса. Олеся печально вздохнула и покорно поплелась с подружкой на стульчики.

За весь вечер Сидоров так и не вышел танцевать. Ташка, не привыкшая отступать, все придумывала, как бы так Олесе привлечь его внимание, что бы такое загадочное сказать, какой бы комплимент отвесить, пока Сидоров просто-напросто не сбежал куда-то. Только и осталось подружкам, что хоть потанцевать немного перед закрытием; не зря же, в конце концов, они сюда притащились.


– Я же говорила, ничего не выйдет, все это зря и бессмысленно… – нудела Олеся, пока они одевались после дискотеки в гардеробе и шли домой.

– Сегодня не вышло – завтра выйдет! – как обычно, гнула свою линию Ташка. – Кто знал-то, что он так быстро сбежит? Чего и приходил вообще?

– Жизнь не удалась. Никто меня не любит, пойду я на болото, наемся жабанят…