Кейси Майклз - Как укротить леди

Прижимаясь к стенке кареты, на поворотах она изо всех сил цеплялась за свисающую ременную петлю и смотрела в окошко, как карета проносится в каком-то дюйме от края канавы, потом оборачивалась взглянуть на Лукаса, который крепко спал в другом углу кареты.

Вытянув длинные ноги на противоположное сиденье, одну руку он просунул в петлю, чтобы она удерживала его на месте, а потом сложил обе руки на груди, сдвинул шляпу на нос и вскоре уснул, как невинное дитя!

Зато он проспал и не видел, как она попросила кучера остановиться и выскочила на обочину дороги, где ее вырвало едой, которой их накормили в последнем трактире. Жена трактирщика подала ей напиток, от которого во рту остался приятный вкус мяты, но даже это не успокоило ее многострадальный желудок. Внутри оставалось ощущение пустоты, в которой ее желудок мотался взад-вперед, и Николь решила, что больше никогда, даже под дулом пистоля, не возьмет в рот баранину.

– Лукас! Вы спите? – Она вытянула руку и не очень вежливо ткнула ему в ребра. – Лукас, вы спите?

– Видимо, теперь уже нет, – пробормотал он, выпрямился и, сняв шляпу, бросил ее на противоположное сиденье. – А что, случилось что-нибудь?

– Да, случилось, – язвительно усмехнулась она. – Как вы можете спать?

Он потер лицо, прогоняя сонливость.

– Ну, если вы не знаете, как это делается, то я готов вам рассказать. Во-первых, я закрыл глаза…

– Перестаньте дурачиться!

– Хотя нужно было еще заткнуть уши ватой, – сказал он и поспешно выставил вперед руки, защищаясь от очередного тычка в ребра. – Позволительно ли мне будет напомнить, что это вы советовали мне немного поспать?

– Это когда я думала, что тоже смогу заснуть. Но мне это не удалось, и я считаю ужасно невоспитанным с вашей стороны спать, когда я не сплю.

– А, кажется, я догадался. То есть я должен одновременно с вами ощущать голод, правильно вас понимаю? Радоваться, когда вы радуетесь? И грустить, когда вы грустите, ну и так далее, да?

– И умереть, когда я вас убью! – невольно рассмеялась Николь. – Ну ладно, продолжайте спать. А я просто посижу и подумаю, как вам остановить марш на парламент, чтобы вас не растоптали сами демонстранты – если они не растерзают вас еще в «Сломанном колесе». Так что вы ни о чем не беспокойтесь.

– Идите ко мне. – Он протянул ей руку.

– Нет, вам меня не соблазнить. Вам же предстоит очень серьезное дело, поймите это!

– И я обещаю вам, что отнесусь к нему не менее серьезно, чем Раф.

Она удивленно воззрилась на него:

– Раф? Он что, идет с вами?

– Да, насколько я понял. Все произошло слишком неожиданно. Мы с Рафом думали, что у нас достаточно времени. Вы же понимаете, что, если нам удастся сорвать сегодняшний поход на парламент, Фрейни разозлится еще больше. А мы должны остановить не только этот марш, но и Фрейни. И как можно скорее, желательно сегодня ночью, пока он не пустил в ход письма, которыми так неосторожно снабдила его ваша матушка. Пока он ничего не подозревает и чувствует себя уверенно, считая, что у него на руках козырная карта.

– Так оно и есть, – с досадой кивнула она.

– Да, дорогая, письма у него в распоряжении, но вопрос в том, готов ли он без промедления передать их газетам? Я тщательно это обдумал и считаю, что не готов. Если он разыграет свою карту, то есть эти письма, у него не останется других рычагов, чтобы заставить меня хранить молчание о его планах.

– Но Раф…

– Да, я понимаю. Если он все-таки решит ее разыграть, тогда предметом сплетен станет Раф, на него будут смотреть как на вероятного убийцу ваших ближайших родственников. Но историю с моим отцом уже поздно вытаскивать на свет, и Фрейни это понимает. Он угрожает Рафу и всей вашей семье, что развязывает мне руки и дает возможность информировать лордов Ливерпуля и Сидмаута о том, что мне известно о его планах.

– Вы хотите обратиться прямо к премьер-министру и министру иностранных дел?

– Да, разумеется. И мне остается только надеяться, что они не участвуют в этой затее Фрейни с маршем на парламент. Ну а теперь, пожалуйста, идите ко мне, Николь!

Она предостерегающе выставила руку.

– Вы правы. И лорду Фрейни проще было бы убить вас, и дело с концом.

Лукас изумленно уставился на нее:

– Не дай мне бог сделать вас своим врагом!

– Но это же логично, Лукас! Вы должны это понимать! Или вы уничтожите Фрейни, или он – вас!

– Я это понимаю, моя прелесть, только по наивности своей надеялся, что вы это не понимаете.

Она скользнула в его сторону, чему невольно помог кучер, совершив крутой поворот на изгибе дороги, и оказалась в объятиях Лукаса. Она давно этого хотела.

Казалось, он и сам это знал!

Прижавшись щекой к его камзолу, она сказала:

– Теперь лорд Фрейни никогда не назовет вам имя человека, предавшего вашего отца. Вам и вашей матери достаточно просто знать, что он невиновен в преступлениях, в которых его готовились обвинить?

– Да, думаю, достаточно. Когда он умер, ходили только смутные слухи о неких подозрениях, о его участии в убийстве русского императора открыто никто не говорил. И, впервые появившись в Лондоне, я изредка ловил на себе косые взгляды, слышал обрывки каких-то намеков, но дальше этого не пошло, и я был принят в свете. Общество кормится скандалами, оно без них жить не может, как младенец без материнского молока, но одна скандальная история быстро сменяется другой, а с ней возникает и новая тема для досужих сплетен.

– После смерти моего отца прошло уже много времени. И вся эта история по-настоящему тяжело коснулась только мамы и меня. Так что, как бы мне ни хотелось узнать, кто именно повинен в гибели моего отца, думаю, лучше оставить все как есть и пусть прошлое остается в прошлом.

Николь прижалась к нему еще теснее.

– Вы хороший человек, Лукас, и хороший сын. Когда моя мама вернется из Италии, я тоже постараюсь быть ей хорошей дочерью. Но, зная себя и тем более маму, я сомневаюсь, что когда-нибудь между нами воцарятся добрые отношения и взаимопонимание. Во всяком случае, такая гармония способна продлиться не больше двух недель.

Она подняла взгляд на Лукаса, увидела его улыбку и сама улыбнулась, довольная, что сумела отвлечь его от грустных дум.

Он опустил голову и прошептал ей на ушко, приятно щекоча кожу губами:

– Я хочу любить вас… Я заснул сразу, как только мы отъехали от постоялого двора. Как вы думаете, сколько времени мы уже едем?

Она уткнулась ему в камзол, пряча зардевшееся лицо.

– Не знаю, не очень долго. Не больше четверти часа.

Он подвинулся и опустил шторку на ближнем оконце. Затем повернулся к ней, и она увидела его глаза, подернутые дымкой страсти.

– Значит, до следующей остановки у нас не меньше часа. Вы говорите, что любите приключения. – Он нагнулся вперед и задвинул шторками дальнее окно. – Так давайте рискнем!

Не успела Николь ахнуть от неожиданности, как он подхватил ее и усадил боком себе на колени, затем, не отпуская ее, нагнулся, прикрыл остальные окошки, и внутри стало совсем темно.

И в этой таинственной тьме вновь совершилось то, что от века происходит между мужчиной и женщиной, которых неудержимо тянет друг к другу. И не было предела их упоительным восторгам и нежности, и не было для них ни прошлого, ни будущего.

Каждый поворот колеса неотвратимо приближал их к Лондону, но здесь были просто мужчина и женщина, какими их сотворил Господь, и время остановилось, превратив то, что ожидало их в конце пути, в нечто призрачное и бесконечно далекое…

Лукас уселся напротив Рафа, и лакей поспешил поставить на столик еще один бокал вина.

– А ты довольно быстро добрался, – сказал Раф, поднимая свой бокал в знак приветствия. – И выглядишь чертовски здорово. Думаю, это следует отнести на счет моей сестры.

– Мне с твоей сестрой вскоре предстоит серьезный разговор, очень серьезный, – отвечал Лукас, окидывая взглядом малолюдную клубную гостиную. Из-за ссоры Джорджа Браммеля с принцем-регентом и его огромных долгов Уайт-клуб утратил большую часть своей привлекательности и клиентов.

– Вы провели с ней около двух дней. И у вас не нашлось времени поговорить?

– Она по-прежнему намерена отказать мне.

Раф засмеялся:

– А ты ожидал иного? Если верить моей жене, Николь никогда не скрывала своего решения не выходить замуж. Я думал, ты сумеешь найти к ней подход. Клятва в вечной любви и верности способна многое изменить. Во всяком случае, так утверждает моя женушка.

Рука Лукаса с бокалом замерла в воздухе.

– Боже милостивый!

– Ты что, не говорил ей этого?!

– Я… Ну конечно, я… – Лукас запустил пальцы в волосы, как будто это могло помочь ему вспомнить. – Кажется, говорил. Да, да, конечно, говорил. В какой-то момент…

– Я далек от мысли критиковать тебя, но если ты и сказал, то, видимо, выбрал момент не самый подходящий, если сам не можешь вспомнить.

Лукас отставил нетронутый бокал, хотя мечтал о том, чтобы добраться до клуба и снять напряжение за столом, и встал:

– Мне нужно идти.

– Сейчас? Сядь, Лукас. Я только подшучивал над тобой. Хотя не мне это делать, поскольку сам я не могу похвастаться умением ухаживать за любимой женщиной.

– Но, Раф, ты не понимаешь! «Выходите за меня замуж» – это я говорил ей раз сто. Черт! – Он растерянно покачал головой. – Но почему я не признался Николь в любви?! Не понимаю… Ведь тебе же я сказал, что люблю ее!

– Да, припоминаю. Это было очень трогательно, и, конечно, я всегда буду ценить твое доверие и откровенность.

Лукас резко опустился на стул.

– Раф, это не смешно.

– О, здесь ты ошибаешься. Если бы ты видел себя моими глазами! Я пытался предупредить тебя. Николь… Понимаешь, моя сестра девушка особенная.