Но бросить два десятка ребят в Музее наук — чем можно оправдать такое?

Важнейшая часть любой экспедиции — тщательное планирование. Спросите об этом у Роберта Скотта[42]. Я тоже составила план: отвезти класс в музей и оставить их с Люси, второй учительницей, и шестью добровольцами-родителями, вызвавшимися нам помочь. Затем я рванула бы на дочкин праздник спорта, поучаствовала в «забеге мам», потом нырнула в метро и как раз успела бы к погрузке детей в автобус.

Я прекрасно знала возможные последствия бегства со школьной экскурсии. За такие вещи выгоняют с работы. Однако политика школы ясно гласила: прежде чем уволить учителя, его следует трижды предупредить письменно. По крайней мере, справедливее, чем в брачном союзе. Три письменных предупреждения и только потом развод — намного предпочтительнее сюрприза, которым ошарашил меня муж.


По дороге я нервничала так сильно, что проглотила два шоколадных батончика, влила в себя капуччино и с хрустом сгрызла большой пакет чипсов. Не слишком-то разумная разминка перед спортивным забегом. Пришлось, правда, сделать рывок от метро до школьного стадиона — а это ярдов триста, не меньше, — но после такого спринта меня скрутило пополам. Пытаясь отдышаться, я хрипела и молила о смерти. Чувствовала себя я до того паскудно, что едва могла стоять прямо. Последний отрезок пути я преодолевала со скоростью ленивца, ползущего через патоку. Вот уже несколько недель жизнь в школе дочери бурлила: безумные мамаши, пыхтящие под присмотром своих персональных тренеров, вырабатывали олимпийский дух перед будущим забегом. Я же едва переставляла ходули, как будто завязла в глубоком снегу.

Было у меня и еще одно слабое место — одежда. Вырубившись в рабочей квартире Рори, я всю ночь проспала в том, в чем пришла из школы, — в юбке и топике. К счастью, я догадалась напялить кроссовки, прежде чем отправиться к Бьянке. Но ночью я сдернула застиранный серый бюстгальтер и в утренней суматохе напрочь о нем позабыла. Ну и что, решила я про себя. Поддержки от моих бюстгальтеров все равно никакой. По-настоящему поддерживающий бюстгальтер никому не стал бы демонстрировать мои растяжки и четыре кило лишнего веса.

Когда я кое-как доплелась до стадиона, забеги школьников подходили к концу. Я едва успела, чтобы подбодрить Дженни. Мы сидели с другими родителями, ерзая на скамейке как от щекотки гигантских пальцев-невидимок, и вытягивали шеи, пытаясь получше разглядеть финишную черту.

— Ма-ам! — скривилась Дженни, когда я обняла ее после финиша, в экстазе от того, что дочь пришла третьей. — Ты без лифчика. Ффуу. Как не стыдно.

Дочь заявила, что убежит из дома, если я опозорю ее еще раз. А я тут же подумала, что она может смело начинать паковать вещи, поскольку мамуля вот-вот помчит вскачь, заткнув юбку в трусы и пустив сиськи по ветру.

— Папу не видела? — спросила я, стараясь не выдать боли в голосе.

Она выгнула большой палец в сторону туалетов. Как можно непринужденнее я двинулась в указанном направлении. Ветер трепал высокую траву, заставляя извиваться и корчиться точно море зеленых змей. За туалетами было тихо и довольно укромно. Стараясь держать себя в руках, я выглянула из-за угла. Здрасьте пожалуйста! Они стояли там и целовались. У меня сперло дыхание. Я хватала воздух разинутым ртом. Ситуация была критической. Будь я сейчас в самолете, давно уже напялила бы кислородную маску.

Дождавшись, пока эти двое неспешно вернутся к другим родителям, я прошла к месту, где они только что стояли. Земля хранила четкие отпечатки их подошв. Как место преступления. Но по крайней мере, Бьянка пришла в туфлях на каблучке и летнем платье, а значит, бежать мне, возможно, и не придется.

С треском проснулся мегафон: объявляли начало забега. Всплеснув руками как в танце фламенко, преданные мамаши вмиг побросали возлюбленных чад и поспешили к линии старта.

В прежние времена «забеги мам» были веселым и добрым состязанием: раскрасневшиеся мамочки бегали босиком, балансируя яйцом на столовой ложке и от души хохоча. Но теперь все это в прошлом. Кануло в небытие с появлением «альфа-мам» — с их кухонными столешницами из полированного гранита, подвесными потолками и автомобильными номерами с кричащей надписью «МАМА № 1». Головокружительная карьера и поздние роды; активные бизнес-леди, превратившиеся в таких же активных мамаш. Однако былой инстинкт соперничества, жестокий и беспощадный, никуда не девался. Он так и сочился из них. Традиционные же мамочки — крупнобедрые особы, каждый день испытывающие пределы прочности лайкры, — оказались настолько подавлены дикой свирепостью этих супермам, что сдались без боя и теперь угрюмо наблюдали за происходящим, сидя на трибуне.

Тем временем Бьянка сбросила платье, обнажив супермодный «хай-тек»: костюмчик в облипку, который смотрелся бы вполне уместно и в олимпийской деревне. Она скинула туфли и нагнулась завязать кроссовки — чересчур белые, явно специально купленные, гневно отметила про себя я. А затем распрямилась, точно воительница-амазонка. Казалось, даже цветы присели перед ней в реверансе. Черт. Сама мать-природа и та преклонялась перед этой гадиной.

В полной боевой раскраске, включая накладные ресницы, Бьянка не спеша приблизилась к соседней дорожке и критически оглядела меня с головы до ног.

— Без разницы, победишь ты или проиграешь, потому что… ты все равно проиграешь.

Она потянулась как кошка, с той же томной грацией.

— Что ж, надеюсь, тут есть дежурная медбригада, поскольку тебе она точно понадобится, — сблефовала я, заправляя юбку в колготки, — видок, который вряд ли войдет в моду на ближайшей Олимпиаде. — А может, тебе повезет и ресницы спружинят падение.

В довершение к прочим мукам меня изводили догадки, что именно известно другим мамашам. Или все эти переглядывания за спиной — всего лишь плод моего больного воображения? Безупречные богини уюта; при виде женщин этого сорта так и хочется засунуть голову в блендер, — нет, они здесь не ради мужского внимания. Они здесь, чтобы превзойти друг друга. «Ты заметила, что у нее целлюлит?» — «Ее дети — просто дикари какие-то. Почему она их не приструнит?» — «Готова поспорить, что она накачала сиськи специально к Рождеству». Их приговоры похлеще судебных вердиктов.

— На старт!..

Мы дружно согнулись, принимая стартовую позу. Белая лента финиша выглядела до тошноты далекой. Я взглянула на шеренгу бегуний. Обычно кроткие и милые, теперь они походили на заполярных охотников, готовых броситься с дубинками на стадо тюленьих детенышей. Ногти нацелены вперед, локти в стороны — мамаши нетерпеливо скребли линию старта, точно бьющий копытом бык при виде матадора.

— Внимание!..

— Кстати, мы с Дженни чудесно поладили, — как бы мимоходом бросила Бьянка. — У нее такой… потенциал. Жаль, что ты не смогла развить его. Ну ничего, время еще есть, тем более что девочки в ее возрасте такие податливые.

— Марш!

Если Бьянка намеревалась вывести меня из равновесия, то ей это удалось. Заправленная ненавистью, я рванула вперед, словно на чистом спирту. Я бежала так, будто на финишной черте ждали туфли от Джимми Шу, которые вручит Джонни Депп, причем совершенно голый.

Женщина слева от меня неслась как страусиха, вытянув шею; казалось, верхняя часть ее туловища не имеет ничего общего с ногами. Остальные бежали, уткнув взгляд в землю, точно мыши-полевки во время уборочной страды. Но я чувствовала, что опережаю их всех. Я прокладывала путь как шарик в пинболе, и ветер хлестал меня по лицу. Когда толпа поредела, я оглянулась через плечо. И увидела Бьянку. Она расчищала дорогу, расшвыривая соперниц по кустам. Заминка стоила мне нескольких секунд, и я вновь сосредоточилась на белой ленте, которую держали школьная секретарша на пару с учителем музыки. Бьянка догоняла меня, дыша в спину. А финиш все ближе и ближе. Я пыхтела, я задыхалась, вдох-выдох, ноги-поршни, как вдруг почувствовала сильный толчок. Я замахала руками, но поняла, что падаю, и отскочила в сторону, чудом не устроив полную фронтальную лоботомию стоявшей поблизости директрисе. Остальные бегуньи одна за другой спотыкались о мое падающее тело, пока мы все не оказались на лужайке: сплетенный клубок ярких топов и черных легинсов, напоминавший гигантское лакричное ассорти, бьющееся в эпилептическом припадке.

— Идиотка чертова! — брызгала слюной одна из мамаш. — Какого хрена ты все это устроила?!

— Я… я… меня… толкнули.

Мои легкие отчаянно цеплялись за свежий воздух.

— Гнать тебя на фиг, дура безмозглая!

— Но… но…

Мои оправдания утонули в общем гвалте ярости и раздражения. Вот, оказывается, что значит «упасть в чьих-то глазах». Свет под деревьями быстро сгущался, становясь зловещим. Враждебность окружала со всех сторон. Стало трудно дышать.

— Мам, ты в порядке?

— Конечно. У меня всегда кровь из ушей, как сейчас, — прохрипела я. — И лодыжка все время болтается под таким вот забавным углом.

Я нащупала икру Дженни и вцепилась в нее, пытаясь подняться.

— Она толкнула меня, ты видела? — ловила я воздух открытым ртом. — Я побеждала, а Бьянка меня толкнула.

— Ах, мам, научись проигрывать достойно.

Я видела, как Рори нехотя движется в мою сторону, чуть позади — Бьянка, сжимая призовую бутылку шампанского.

— Тебя тоже должны бы чем-нибудь наградить — за участие в соревнованиях без бюстгальтера. Медалью за храбрость, что ли. Ты в порядке? — недовольно поинтересовался муж.

— Она толкнула меня! Эта корова меня толкнула. Мне что, никто не верит?

В душе я проклинала свое имя, Кассандра — та, чьи пророчества все игнорируют. Насчет Троянского коня ей тоже никто не поверил.

— Пузырики! — Глаза Бьянки полыхали пугающим превосходством. — Обожаю пузырики.