– Элла, ты ни фига не умеешь танцевать. И вы, девочки, тоже. Ща я вам все объясню. Ща я вам объясню суть мамбы, – с видом знатока латиноамериканских танцев заявила Маша.

Якушева фыркнула и с недовольным видом уселась на диване. Ее примеру последовали и остальные. Все с интересом уставились на Машу.

– В чем суть мамбы? – тут же приступила к объяснениям та. – В том, что вот я делаю шаг вперед. Бедро вперед. Вся такая неотразимая. К кому я шагаю? Конечно же, к парню! Хэй, мамбо! – Маша сделала решительный шаг к Шашину, глядя ему при этом прямо в глаза с загадочной улыбкой. – Ты такой прекрасный, ты мне нравишься, я хочу быть с тобой.

Все замерли. Но Маша тут же отступила:

– А потом тут же три шага назад. Типа, ой, я передумала. И большой шаг с бедром назад.

Она натолкнулась на Славика и тут же прижалась к нему спиной:

– Типа, ты не настолько хорош, чтобы тратить на тебя время. Есть и получше.

Но едва Славик попытался ее приобнять, чтобы включиться в действо, как Маша снова сделала три шага вперед, качая бедрами:

– Ай, нет, я – такая непостоянная, наверное, мне все-таки ты нравишься, – и она снова сделала большой шаг к Шашину. – Это же игра. Сыграем с тобой в эту игру?

– Сыграем! – охотно согласился тот.

– А может, и не с тобой? – Маша снова отступила назад.

Славик опять попытался поймать ее в объятья.

– Хочешь меня поцеловать? – и она сделала пару шагов в стороны в ритме танца, не давая к себе прикоснуться. – Ты мне надоел! – и снова решительно шагнула вперед, но теперь к Якушевой. – Вот что такое танец, зажигательный латиноамериканский танец, Эллочка. Вот в чем суть мамбы! Это и страсть, и страх, и уверенность, и сомнения, и любовь, и ненависть. А не просто красивые движения. Включай музыку, Славик.

И снова грянуло:

Hey, mambo! Mambo italiano!

Hey, mambo! Mambo italiano

Go, go, go you mixed up sicialiano

All you calabraise-a do the mambo like

a crazy with a

Hey, mambo!

Глава 8

Позор-позор-позор

Это был позор. И уже не просто позор, а ПОЗОР. Или даже так: ПОЗОР-ПОЗОР-ПОЗОР.

В воскресенье утром Маша проснулась, вспомнила все, что произошло в субботу, и засунула голову под подушку. Ей хотелось спрятаться. И никогда-никогда не выходить из своего укрытия. Красные сапоги, вечеринка у Игоря – все это было сущей мелочью по сравнению с тем, что она отчебучила вчера у Шашина. НА ГЛАЗАХ У ВСЕГО КЛАССА.

Как она могла? Как она могла так себя вести? Так ужасно одеться, накраситься, всеми командовать, отплясывать да еще и заигрывать с парнями на глазах у одноклассниц? Она, Маша Капустина, отличница, умная и спокойная девочка, пример для всех? Как она могла при всех ПРЕДЛАГАТЬ СЛАВИКУ ПОЦЕЛОВАТЬСЯ??? Как она могла отплясывать какую-то пошлую мамбу да еще и пытаться всех научить крутить бедрами?

«Почему до сих пор не изобрели аппарата, который мог бы изменить прошлое? – в который раз посетовала Маша. – Ну, или хотя бы стереть память?»

Весь день она не вылезала из своей комнаты. Ей казалось, что стоит показаться на глаза родителям, как они сразу все поймут. Поймут, что она – не их любимая примерная дочь Маша, а неизвестно кто, какая-то другая девица, отчебучившая вчера на вечеринке неизвестно что.

Маша не просто не вылезала из комнаты, но и не вылезала из постели. Она – впервые в жизни! – ничего не делала целый день. Не могла. Просто не могла ни о чем думать, кроме своего позора. А чтобы не думать, у нее был один выход: спать.

Но проспать до понедельника ей все же не удалось: в гости пришла Мишка.

– Что это было вчера? Машка! Отпад! – с ходу, ворвавшись в комнату, заявила та.

– У-у… – взвыла Машка, пряча голову под подушку и натягивая сверху одеяло.

– Что с тобой? Тебе плохо? Ты меня слышишь?

– У-у…

– Так. Посмотри на меня! – странные звуки из-под подушки Мишку несколько напугали, а потому она решительно разгребла постельные принадлежности и вытащила подругу на свет божий. – Что с тобой?

– Это позор. Какой позор… – и Машка решительно попыталась зарыться обратно, но Мишка столь же решительно этому воспрепятствовала:

– Почему позор? У тебя что-нибудь болит?

– Душа у меня болит! Мне стыдно! Я опозорилась перед всем классом!!!

– Почему опозорилась-то? Кончай страдать! Ты, конечно, вчера произвела фурор, но, мне кажется, все было просто расчудесно…

– Ага, все отлично! – Машке надоело бороться с подругой, и она окончательно вылезла из-под одеяла и уселась на кровати, скрестив ноги. – Все просто прекрасно. Я выглядела идиоткой с этой дурацкой мамбой. Сегодня, наверное, все ухохатываются, вспоминая мои выходки. А я понятия не имею, что со мной случилось. Я чувствую себя клиенткой психбольницы. Потому что у меня такое ощущение, что вчера – это была не я, а кто-то другой.

– Как это: кто-то другой? – сначала удивилась Мишка, но потом, подумав, согласилась: – Да, слушай, ты права… Вчера ты настолько была сама на себя не похожа, что все поначалу были просто в шоке.

– А я в шоке до сих пор! Может, мне, не откладывая, пойти в дурку сдаться?

– Подожди, не спеши. Ты же мне сама всегда говоришь, что надо включать логику. Вот и включи ее! Попробуй проанализировать, что произошло.

– А что тут анализировать? Я сошла с ума.

– Хорошо, ты сошла с ума. В какой момент?

– Когда отплясывать стала. Нет, когда вообще решила пойти на эту вечеринку, – Машка задумалась. – А решила я пойти, потому что меня в подъезде подкараулила Якушева. И стала зазывать. Я ей сказала, что не собираюсь. А потом вдруг – щелк! – и я стала одеваться, краситься, надела красные сапоги… Слушай, опять красные сапоги! Все из-за них. Я снова, как и на вечеринке у Игоря, была в красных сапогах. И снова вела себя неадекватно.

– Ни фига себе! Тебя Якушева в подъезде подкараулила? С чего бы это?

– Да непонятно с чего. Зачем я ей так была нужна на этой вечеринке?

– Ха! – Мишка неожиданно расхохоталась. – А как ты ее вчера сделала. Как бы она ни пыталась позвездеть, но каждый раз заявлялась ты, и все внимание было исключительно на тебя. Якушева тебя убить была готова, как мне кажется. В первый раз ее скинули с пьедестала.

– Конечно, такой клоун – Капустина! – появился… – вздохнула Машка.

– А откуда ты умеешь танцевать мамбу?

– В том-то и дело, что до вчерашнего дня я понятия не имела, что есть такой танец – мамба. Или мамбо?.. Я фламенко танцую!

– Ну ты даешь! – еще раз поразилась Мишка. – А я уж было решила, что чего-то про тебя не знаю, подумала, что ты когда-то тайно латиноамериканскими танцами занималась… Да, в тебя вчера как будто кто-то вселился.

– Бесы. Тогда не в дурку, а к экзорцистам. Это те, которые бесов изгоняют. Жаль, что я в них не верю.

– Машка, а мне кажется, ты зря так убиваешься. На самом деле все было прекрасно. Ведь до твоего прихода на вечеринке действительно было скучновато. А после твоих танцев все как-то сразу завелись, развеселились. Парни стали активно клеить девчонок, девчонки – парней. Даже наш ботаник, Димка Лиминчук, разошелся и зазвал Янку Койвестойнен куда-то в глубины квартиры Шашина. Видела? Вот прикол.

– Ты меня успокаиваешь, да?

– Да. Точнее, нет. Я тебе правду говорю. Мне кажется, ты все преувеличиваешь. Это, в общем-то, и не позор. Так. Немного шокирующе, но в целом в рамках. Ты же ничего не разбила, никого не обидела. Даже не поцеловалась ни с кем, несмотря на предложения.

– Как ты не понимаешь, Мишка! Дело же не в этом! Это ведь… это ведь как будто не я была. Это была какая-то… стерва, вот! Какая-то пошлая, глупая, агрессивная… – Маша старательно подбирала слова, – фамильярная, несдержанная – разнузданная! – деваха. А я – не такая! Я совсем не такая. И не хочу такой быть. Понимаешь, раньше я была уверена в себе, я знала, кто я. А теперь я совсем сбита с толку. Я теперь сама себя боюсь. И больше всего хочу знать, что это было. Как это вдруг я стала не самой собой, а кем-то другим? Пока единственное, что мне приходит на ум, так это – красные сапоги. Но ведь не могут же они так мистически влиять на меня?

– А может, все прозаичнее? Может, ты просто напилась втихаря?

– Ты что! Ты же знаешь, я вообще не пью! Я категорически против этого!

– Да, тут я в тебе уверена…. Только… В великие и ужасные красные сапоги я тоже как-то не особо верю.

– Да я, если честно, тоже не верю. Но так хоть какая-то зацепка есть. Хороший выход: не надевать красные сапоги, и этого кошмара больше не повторится. А если дело не в них, тогда… тогда ведь этот ужас может повториться! А я этого так боюсь…

– Да, загадка… Может, тебе еще подумать? Ты ведь такая умная, всегда все можешь по полочкам разложить.

– А сегодня – не могу. У меня вчера с этой мамбой как будто мозг отключился. И больше не включается, – вздохнула Машка.

– Да, Шаша вчера был в шоке…

– Не говори мне про Шашина! – взвыла Машка. – Я теперь вообще не знаю, как ему в глаза смотреть.

– Ага! Тебе не все равно, что он подумал!

– Конечно, не все равно. Ворвалась к нему домой, раскомандовалась. Вела себя, как…

– А мне кажется, все-таки ты в него влюбилась. Ты вчера от него весь вечер не отходила.

– Я от него не отходила? – поразилась Машка.

– Конечно. Я за тобой наблюдала. Мне показалось, все эти твои танцы были исключительно ради него.

– Да при чем тут он? И это вообще была не я! И мне на него плевать. И пусть он думает себе, что я – психичка, сколько угодно, – Машка подтянула коленки к груди, обхватила их, уткнулась в них носом и обиженно замолчала.

– Да ладно тебе, с кем не бывает? Может, он и не думает о тебе, что ты – психичка. Мы же не знаем.

Маша молчала.

Молчала, потому что в голове у нее был полный сумбур. Если раньше она всегда спокойно могла контролировать свои мысли и чувства, то сегодня у нее это плохо получалось. Никакой гармонии и привычного ей душевного спокойствия не было и в помине. Наоборот, на ровной глади ее души все явственнее намечался легкий шторм. И чем больше говорила Мишка, тем большее волнение вызывала у Маши. Особенно когда завела разговор про Шашина.