М-да, Эван почесал затылок. Трудно понять, на что способна оскорбленная женщина, и, во всяком случае, не стоило недооценивать ее ненависть. Достаточно было посмотреть на его мать, которая жила и дышала только ею.

Когда граф бросит англичанку, не воспылает ли она такой же ненавистью?

Если так случится, то у него появится союзница. Как знать, если она спит с графом, сколько интересного и нового она сообщит ему? Такие сведения могли быть очень и очень полезными. Владея сокровенными тайнами Гэвина, легче было доставить ему как можно больше неприятностей.

Пламя костра вспыхивало и чадило всякий раз, когда с жарившегося зайца стекали в огонь капли жира. Без колебаний Эван снял последний кусок мяса с вертела и протянул его Уильяму. Парень честно заслужил сытный обед.

Пока подросток доедал зайца, Эван размышлял. Все его мысли вертелись вокруг любовницы графа. Как бы там ни было, но сейчас она являлась ключом к тайнам его брата. Хорошо бы познакомиться с ней поближе. Но как сделать, чтобы их пути-дорожки пересеклись?


— Ты уже решил? — решительно спросил Дункан.

Гэвин растерялся. Вопрос был серьезным, более того, его следовало решать без дальнейших отлагательств. Тянуть дольше никак нельзя. Долг как перед королем, так и перед его кланом требовал от него помолвки с одной из девушек, указанных в королевском списке.

Именно с этой целью три дня тому назад Дункан отправился в крепость клана Синклера. Он вернулся с хорошими новостями, поэтому у Гэвина больше не оставалось никаких веских поводов откладывать дальше свой приезд в замок Синклера, где его ждала Эйлин — дочь вождя клана.

Безысходность, раздражение, злость на себя, на окружающих заставили Гэвина мотаться по галерее замка из конца в конец без остановки. Дункан молча следовал за ним, ожидая ответа.

— Я благодарен тебе за хлопоты, Дункан. Решено, я беру в жены дочь Синклера. Это самый лучший выбор. Ее приданое, земли, не говоря уже о многочисленных и опытных воинах клана, — все подтверждает правильность моего решения.

— Кроме того, дочь вождя очень красива, у нее приятный, добрый нрав, — добавил Дункан. — Хотя она рыжеволосая, но, я полагаю, в данном случае это нельзя считать отметиной дьявола.

— Она ведь совсем юна, — воскликнул Гэвин, внезапно пораженный возрастом своей невесты, о чем чуть ранее упоминал Дункан.

— В прошлом месяце ей исполнилось восемнадцать, — возразил Дункан.

— Ну и что?! Я почти в два раза старше ее.

— Послушай, если она тебе не нравится, то выбери себе какую-нибудь другую, благо выбор велик! — недовольно воскликнул Дункан. Нерешительность и колебания Гэвина понемногу начинали раздражать его.

— Я помню о своем долге, — огрызнулся Гэвин.

— Увы, долг — весьма неприятная вещь.

Гэвин понимал, что Дункан тысячу раз прав, однако от этого его раздражение только усилилось. Он ведет себя как капризный, избалованный ребенок, которому не позволяют вести себя так, как ему хочется. Так никуда не годится. Два его предыдущих брака тоже совершались по расчету. Несмотря на это, оба оказались вполне удачными. Причин, из-за которых его третий брак мог стать неудачным, не имелось.

«Фиона». От одной мысли о ней у него больно защемило сердце. Почему же так несправедливо устроена жизнь? Найти оправдания, призвав на помощь рассудок и долг, найти выход из невыносимого положения — как Гэвин ни старался, у него ничего не получалось.

— Похоже, Эйлин Синклер — это то, что нужно. — Гэвин стиснул зубы так, что желваки заходили у него на скулах. — Она выполнит свой долг точно так же, как и я. Она будет мне верной женой.

Не успел Дункан выразить свое полное согласие со столь разумными доводами, как позади них раздался чей-то тихий стон. Это была Фиона. Гэвин резко обернулся в ее сторону. Она стояла неподалеку, ее лицо выражало страдание.

— Фиона!

Но она, не слушая его, повернулась и бросилась прочь.


Женой? Так вот в чем причина его непонятной печали в последнее время. Значит, он женится? Фиона в отчаянии закрыла лицо руками. Что делать? Сердце разрывалось от острой боли, не хватало воздуха. Нетвердыми шагами она добралась до темного закоулка и сразу упала на колени от охватившей ее невыносимой боли, которая, как казалось, готова была раздавить ее. Гэвин намерен взять себе в жены другую женщину. Они обменяются клятвой верности, и он будет заботиться о своей жене, оберегать ее, защищать ее… любить ее. Его жена будет сидеть за столом рядом с ним, делить с ним брачное ложе и растить их детей. Подобные мысли иногда мелькали в голове Фионы, нельзя сказать, чтобы она не думала об этом. Но всякий раз, охваченная тайным страхом, она отодвигала их как можно дальше, в самые темные закоулки своего сознания. Она старалась уверить себя, что они с Гэвином проживут еще достаточно долго, прежде чем это случится.

Однако это случилось гораздо раньше, чем она предполагала и надеялась. Ей стало страшно. Что будет с ней в самом скором будущем? Святые угодники, защитите, оградите ее от того, что должно произойти!

За что ей такое наказание? Мучительный вопрос! Но разве она не знала, что так и должно быть. Гэвин был графом, вождем клана. Он имел обязанности как перед своим королем, так и перед своими подданными. Перед Шотландией. Что тут говорить? Все это перевешивало любовь какой-то бездомной вдовы умершего английского графа.

Как бы сильно она его ни любила, ее любовь не могла заставить его настолько забыться.

— Фиона!

«Боже! Только не сейчас». Ей не хотелось его видеть. Надо было бежать, и она побежала, ничего не видя, куда-то наверх, стремясь попасть как можно скорее в свою спальню, чтобы закрыться и побыть там в одиночестве.

Однако Гэвин догнал ее и, схватив за руку, удержал на месте. Если раньше прикосновение его пальцев, таких ласковых и все умеющих, доставляло ей огромное наслаждение, то сейчас они словно жгли ее. Ей хотелось сбросить их с себя, отдернуть свою руку, как отдергиваешь ее, когда обжигаешься.

— Ты слышала наш разговор?

— Да, слышала. — Фиона стиснула руки в кулаки и отвернулась. — Ты решил опять жениться. А в жены выбрал себе Эйлин Синклер.

Фиона запнулась, затем, набрав полную грудь воздуха, чтобы немного успокоиться, тяжело вздохнула.

— Желаю вам обоим счастья.

От боли и страдания у нее перехватило дыхание. Слезы подступили к горлу, навернулись на глаза. Чтобы не разрыдаться, она прижала к глазам стиснутые кулаки. Фиона уже ничего не понимала, ей хотелось только одного: укрыться в каком-нибудь темном уединенном месте, чтобы там выплакаться. К ее удивлению, она не расплакалась. Напротив, ее отчаяние вдруг превратилось в твердую, непонятно откуда взявшуюся уверенность. Она взяла себя в руки и, обернувшись, смело взглянула Гэвину в лицо.

Вид у него был виноватый и понурый. Он выглядел таким жалким, что слезы опять подкатили к ее горлу. Для нее он был тем единственным мужчиной, которому присущи все те качества, которыми, по ее мнению, должен обладать настоящий мужчина. Добрый и веселый, сильный и любящий, умный и терпеливый. Именно с таким мужчиной ей хотелось бы быть все время вместе: днем — в трудах и хлопотах, ночью — в одной постели. Фиона хотела, чтобы он всегда принадлежал только ей одной.

И вот, оказывается, он женится на другой женщине. Она не знала, что ей делать. Почему все так вдруг осложнилось? По какому праву политика вмешалась в их личную жизнь?

Фиона так разволновалась, что не могла вымолвить ни слова. Обхватив себя руками, она с искаженным от внутренних переживаний лицом качалась из стороны в сторону. Раньше, когда ей приходилось встречаться с трудностями, она никогда не пасовала перед ними, а, наоборот, всегда шла навстречу, преодолевала их или находила решение, устранявшее препятствия.

Но сейчас положение казалось настолько безнадежным и безысходным, что у нее опустились руки. Ее душа и рассудок изнемогали от страдания, боль овладела всем существом. Кусая губы, она задавала себе один и тот же вопрос: почему случившееся так ее поразило? Пожалуй, не стоило ей так высоко воспарять в своих мечтах; ибо падение вниз оказалось слишком внезапным. Пришло отрезвление, безжалостное и болезненное.

— Это всего лишь политический союз, — оправдывался Гэвин. — Он ничего не значит.

— О, какие горькие слова. Думаю, твоей невесте будет очень приятно услышать такое, то-то бедняжка обрадуется. — Фионе невольно стало жаль невесту Гэвина. — Послушай, Гэвин, как можно быть таким жестоким? Эта честная и наивная девушка заслуживает лучшей участи, чем та, которую ты ей уготовил.

— Она не может иметь то, что я не могу дать ей. Мой брак ничего не меняет в наших с тобой отношениях. Ты мне не безразлична, Фиона.

Но теперь это было не важно. Несправедливость происшедшего терзала и мучила Фиону. Быть такой глупой? Надеяться на какое-то будущее? На что-то долговременное в жизни? Длительные отношения между ней и Гэвином — разве это не смешно?! Вот к чему привела ее любовь к нему! Как же она ошиблась, и вот теперь пришла пора расплаты за эту глупую ошибку.

— Знаешь, едва я услышала, что ты намерен жениться, как мне стало так горько, так жаль себя, что я чуть не расплакалась. — Фиона выпрямилась, гордо вскинув голову. — Но теперь мне жаль не только себя, но и тебя, и твою невесту.

Вдруг в дальнем конце коридора послышались шум и чьи-то шаги. Фиона покраснела, ей сразу стало стыдно, что кто-то мог стать свидетелем ее унижения. Гэвин, вытянув шею, прислушался к приближавшимся шагам. Воспользовавшись случаем, она быстро направилась в противоположную сторону, свернув за угол.


Ночью Фиона никак не могла заснуть. Проведя остаток дня в своей спальне, она с трудом заставила себя подчиниться настойчивым увещеваниям Алисы улечься в постель. Несколько раз к ней в спальню пытался пройти Гэвин, но, закрывшись на засов, она не пустила его, отвечая отказом на все его просьбы поговорить с ней и все объяснить. Собственная твердость даже доставила ей удовольствие.