Гэвин поцеловал ее опять, уже увлекаемый растущей в нем страстью. Большего, ему хотелось большего.

Оторвавшись от ее рта, он нежно провел губами по мочке уха и припал ртом к удивительно нежной коже в небольшой впадине за ухом. И там тоже витал сладостный аромат. Чудесный аромат обволакивал ее всю.

Гэвин опять припал к ее губам, целуя их и не в силах ими насытиться. На миг он совсем забыл, где находится. Все, что было вокруг него, перестало существовать. Вкус ее губ казался волшебно-опьяняющим. Никакое, даже самое тонкое французское вино не шло с ним ни в какое сравнение. Его губы скользнули ниже, в уютную ложбинку между двумя полукружиями.

Ждать было мучительно тяжело, но Гэвин сумел преодолеть ненужную сейчас торопливость. Немного погодя, он обхватил губами ее отвердевший сосок и принялся ласкать его.

Фиона застонала и, откинувшись назад, обхватила его голову руками. Воодушевленный Гэвин быстро скинул с нее сорочку, поднял ее и положил на постель. Внутри его пылал огонь страсти, и, когда она, обнаженная, оказалась на постели под ним, жар от этого огня стал еще сильнее. Однако самообладание еще не покинуло его.

Фиона лежала с полуопущенными веками, из-под которых пробивались страсть и любопытство. Глаза Гэвина привыкли к темноте в спальне и теперь хорошо различали и ее высокую грудь, и тонкую талию, и широкие бедра с длинными ногами. Он замер над ней в немом восхищении, но его плоть, напрягшаяся от возбуждения, подстегивала его к более быстрым действиям.

— Я больше не могу ждать, — хрипло прошептал он.

Ее нежные руки, которыми она ласково обхватила его голову, ее пальцы, просунутые сквозь его волосы, дали тот ответ, который ему хотелось услышать больше всего на свете. Прерывисто дыша, он провел ладонями по внутренней стороне ее бедер. Блестевшие, как изумруды, глаза Фионы призывно смотрели на Гэвина. В его возбужденном сознании промелькнула череда эротических сцен, и от их глубины и яркости у него перехватило дыхание.

— Как ты прекрасна, — пробормотал он.

Фиона чуть слышно фыркнула.

— Зачем льстить. Мы заключили договор, и я по своей воле отдаю то, чем владею.

Гэвин вопросительно взглянул на нее.

— Ты до сих пор не веришь моим словам?

— Мне… — Фиона запнулась и отвела глаза в сторону. — Мне непривычно слушать такие нежные слова. Генри единственный, кто называл меня красивой.

— Ты с грустью вспоминаешь о нем?

— Иногда. Но большей частью мои воспоминания о нем окутаны радостью и теплом. Я ему благодарна. Ведь я тогда была такой счастливой. — Она запнулась. — А ты часто вспоминаешь свою жену?

— Жен, — поправил Фиону Гэвин и слегка смутился под пристальным взглядом ее широко раскрытых глаз. Он показался самому себе каким-то стариком, пережившим двух молодых женщин. — Они обе были прекрасны. Увы, мой первый и второй брак оказались очень короткими, поэтому от них у меня осталось мало воспоминаний, как хороших, так и плохих.

Фиона нахмурилась:

— Как спокойно мы вспоминаем о нашей прежней любви. Даже с некоторым равнодушием, не правда ли?

— Жизнь продолжается, — ответил он, убирая с ее лба золотистую прядь.

— Что верно, то верно, — грустно сказала Фиона.

Но предаваться грустным воспоминаниям о прошлом в постели с прекрасной женщиной — это было что-то из ряда вон выходящее. Гэвин нагнулся и поцеловал Фиону, она что-то попыталась пробормотать, но он не позволил ей это сделать, закрыв ее рот продолжительным поцелуем.

Фиона осторожно провела рукой по его груди. Ее движения были медленными и даже уверенными, она словно ощупывала его, впрочем, как и он ее. Любовь действует по законам, которым невозможно не подчиняться.

Он принялся с жадностью осыпать ее тело поцелуями, а чуть погодя ласково поглаживать ее шелковую кожу подбородком, на котором отросла небольшая щетина. Мурашки побежали по коже Фионы, ее пальцы вцепились в него, и она невольно раздвинула ноги. Гэвин с удовольствием улыбнулся. Дело продвигалось. Это была уже любовь, а не ее призрак. Оказывается, внутри этой английской кошечки есть огонек. Надо было только дать ему возможность разгореться, а потом, в чем он не сомневался, пламя страсти поглотит их обоих.

Гэвин быстро стащил с себя одежду и нетерпеливо отбросил ее в сторону.

— Дотронься до меня своими руками, как ты это сделала только что, — прошептал он.

Ее руки послушно легли ему на грудь и на плечо, одна из них поднялась выше, ласково касаясь подбородка, щеки, носа. Он застонал от предвкушения надвигающегося наслаждения, кровь сильно забилась, застучала маленькими молоточками в его ушах.

«Что за необычный стук? Да ведь это стучит у меня в ушах», — вертелось у него в голове.

Но стук продолжался, становясь все громче и громче. Вне всякого сомнения, кто-то барабанил в дверь.

— Милорд, — послышался глухой голос из-за дверей.

— Проваливай! — крикнул Гэвин.

Но стук не прекращался, кто-то настойчиво пытался войти.

— Ты что оглох? — прорычал Гэвин. — Проваливай, я кому сказал.

— Не могу. — Голос робко задрожал. — Дункан говорит, это очень важно.

— Ладно, но если это глупая шутка, тогда берегись, а лучше готовься к встрече с нашим Создателем. — Гэвин встал, накинул тунику и распахнул двери. — Ну, что случилось?

Молодой оруженосец от страха сделал два шага назад.

— Дункан послал меня попросить вас прийти на совет… Это опять Гилрой. Он разграбил запас хлеба в Килморе.

Гэвин тут же остыл и помрачнел, вовсю ругая про себя своего неугомонного братца. Этот негодяй и плут умел выбрать время и место, чтобы нанести коварный удар. Нет, пора с ним кончать.

— Люди знают, куда он направился после разграбления Килмора?

— Дункан полагает, он двинулся в сторону Данфилд-Кросс. Дункан велел сообщить все это вам, так как это очень важно.

— Ты сообщил, а значит, исполнил свою обязанность. А теперь ступай.

Гэвину очень хотелось послать все к черту, закрыть двери и опять очутиться в объятиях Фионы, но чувство долга возобладало.

— Постой! Если вовремя перекрыть перевал Стерлинга, то можно схватить негодяя.

— Да, да, — закивал головой оруженосец. — Дункан считает точно так же.

— Они уже выехали?

— Нет, пока еще собираются.

Гэвин на миг задумался. Остаться в замке? Нет, никакая женщина, какой бы красавицей она ни была, не встанет между ним и его долгом предводителя клана. Тем более женщина родом из Англии.

— Прикажи моему оруженосцу собираться. Я еду вместе со всеми.

Юноша улыбнулся, кивнул и бросился выполнять приказание. Гэвин повернулся к Фионе, которая, присев в постели, вопросительно смотрела на него.

— Это опасно?

— Не очень. Человек, поставивший себя вне закона, возомнил, будто может грабить мои владения и что это сойдет ему с рук. Но он жестоко поплатится за все зло, содеянное им.

— Тебе обязательно ехать? Может, там обойдутся без тебя?

— Будет лучше, если я поеду вместе со всеми.

Фиона все поняла — это чувствовалось, — что понравилось Гэвину. Довольно редко можно было встретить в женщине столь внимательное, чуткое отношение к обязанностям и долгу вождя клана.

«А может, ей просто понравилось, что сейчас я уеду и оставлю ее одну», — мелькнула неприятная мысль.

Однако одного взгляда на ее озабоченное и одновременно простодушное выражение лица было достаточно для того, чтобы отбросить подобные мысли. Гэвин пару раз глубоко вздохнул, приводя в порядок взволнованные чувства. Успокоившись, он нагнулся над ней.

— Постараюсь вернуться как можно быстрее. Жди меня. Наверное, будет лучше, если ты переберешься в мою спальню и согреешь к моему приезду мою постель. Она больше и удобнее.

Ласково ущипнув ее за бедро, Гэвин выпрямился и вышел из спальни.


Раскрасневшаяся Фиона долго смотрела на дверь, за которой скрылся Гэвин. Прямой намек, что он намерен как можно быстрее вернуться к ней, льстил ее женскому самолюбию. Тем не менее она обрадовалась его столь внезапному отъезду. То, что он сделал с ней, удивило, поразило и немного напугало ее. Она никак не могла привести в порядок свои растрепанные чувства.

Ни один мужчина до сих пор не вызывал в ней таких острых ощущений. Но самым шокирующим было то, что ей самой все это очень понравилось и ей самой хотелось продолжения. Когда Гэвин обнимал ее, осыпая поцелуями, у нее от наслаждения перехватывало дыхание, а сердце трепетало от восторга.

В его ласках скрывалось обещание сострадания, ласки и заботы, однако в это было очень опасно поверить. Ведь она приходилась ему обыкновенной любовницей, не более того.

Она позволила ему — а могла ли она не позволить? — такие вольности, какие никогда не разрешал себе ее погибший муж. Это должно было вызывать отвращение, но ей как раз все нравилось. Как спокойно и удобно было лежать в его объятиях. Она не могла передать те восхитительные ощущения, которые он пробудил в ней своими ласками, более того, ей страстно хотелось продолжения.

Как такое могло быть? До сих пор она вела добродетельную жизнь, не нарушая приличий. И что же она получила в награду за исполнение своего долга, за соблюдение всех правил, предписанных религией? Трагическую смерть мужа, изгнание из родного дома. От нее отвернулись родственники, ее постоянным спутником стал страх — вот что ей досталось от судьбы. Причем непонятно, за что Богу было угодно так наказывать ее?

С появлением Киркленда все изменилось. Пусть на время. Фиона не сомневалась в том, что однажды ей придется оставить его замок. Хотя что плохого в том, что она изведает хоть немного счастья в своей не слишком удачливой жизни?

Что в том грешного?

Впрочем, об этом следовало спросить отца Ниалла, ее духовника. Хотя священник обошел молчанием ее соглашение с графом, но Фиона понимала, что у него было свое мнение, и вряд ли лицеприятное.