Ее раскаяние шито белыми нитками.
— Для таких особо тяжелых случаев, голубушка, и изобретены антидепрессанты, — мурлычу я, поглаживая ее руку.
С минуту мы выжимаем фальшивые улыбки: я размышляю о том, что скоро КПД моих чар существенно возрастет, Шелби — о своем о девичьем.
Я замечаю его первой. Мустанг появляется словно по заказу, в костюме от Армани. Меня добивают его туфли — я очень неровно дышу к итальянской классической обуви. Мустанг явно косит под зрелого Ричарда Гира. Наши взгляды встречаются, но ни под ложечкой, ни внизу живота ничего не екает. Кажется, пора и Шелби приготовить лассо — в последний раз, больше ей не придется ловить мустангов, те сами полезут под седло.
Я подмигиваю мустангу (через секунду он начисто забудет об этом — обожаю играть в Господа Бога) и начинаю заклинание. Когда оно почти готово, до меня доходит, что не следует тратить чары на простых смертных. Впрочем, я уже успела вплести в заклинание слова «классические туфли», «бонвиван» и «присохни». Этого вполне достаточно. (Как вы уже заметили, я склонна вдаваться в излишние подробности. Клянусь, впредь буду скупа на слова. Чтоб мне провалиться.)
Мистер Классические Туфли западает на Шелби. Остальное нетрудно вообразить. Битых сорок пять минут они в баре перемывают кости знаменитостям (свечку ни одна ни другой не держали, но так уж заведено) и обсуждают последние новости. Потом переходят на скабрезности, и я перестаю прислушиваться. Наконец сладкая парочка удаляется.
Не успеваю я допить четвертый мартини, как возвращается Меган. Одна.
— Что случилось?
Меган заказывает «Космополитен»[2] и начинает говорить, лишь сделав глоток:
— Сама не понимаю. Все так здорово начиналось. Такой любезный, комплименты отвешивал: какая я хорошенькая и как славно встретить искреннюю женщину… Ну, стали целоваться. И вдруг он как выпучит глаза, будто черта увидел. Короче, сбежал. Наверное, я что-то не так сделала.
Да, трудно быть Богом. Интересно, а у Люси случаются проколы? Вряд ли — она ведь не в Нью-Джерси родилась.
— Меган, ты тут ни при чем. Просто нанюхался, наверное, какой-нибудь гадости.
Неужели такое еще бывает? Откуда мне знать! И вообще, какая разница?
— Это меня судьба наказывает, — говорит Меган.
Ага, значит, и она не такая белая и пушистая.
— Ты разве в чем-то виновата?
Меня разбирает любопытство: еще бы, пикантные подробности из жизни правильной Меган пришлись бы весьма кстати.
— Моя мать погибла в автокатастрофе.
В автокатастрофе? Спасибо, это не по адресу. Некоторые к смерти относятся спокойно, а вот у меня некрофобия в тяжелой форме. Что вполне логично, если учесть известные обстоятельства.
Я делаю участливое выражение лица.
— Кошмар.
Наверное, у меня недюжинные актерские способности, потому что Меган воодушевляется:
— Я тогда заканчивала школу. Как-то вечером мы с матерью крупно поругались — она запретила мне идти на вечеринку к подруге. Ну я и выпалила: «Лучше б ты умерла». А потом впереди что-то вспыхнуло, и мы попали в аварию.
Я вежливо киваю и слежу, чтобы выражение моего лица оставалось печальным. Меган делает глоток и тупо смотрит в пространство. Уф, вроде тема закрыта… Не тут-то было!
— Меня собирали буквально по кусочкам. Пришлось удалить некоторые внутренние органы. Когда я очнулась после операции, врачи сказали, что моя мать погибла.
История, конечно, душераздирающая (было бы что раздирать), но я-то почему должна портить себе настроение? Пытаюсь утопить сочувствие в мартини, однако бокал недостаточно глубок.
— Знаешь, чего я хочу больше всего на свете?
От ее усмешки веет могильным холодом. Меган поднимает глаза — явно сейчас о чем-то попросит.
— Я хочу ребенка, — произносит она, терзая салфетку.
Это еще ничего.
— Славного румяного карапуза, да?
— Я никогда не смогу иметь детей. Ну разве не расплата за мои слова?
Открывается тема бесплодия… Я ищу глазами ближайший выход.
Меган опускает щеку на барную стойку.
— Еще коктейль!
В ответ — тишина.
— Бармен! — зову я, и в тот же миг появляется бокал «Космополитена».
Меган, подозрительно спокойная, медленно отрывает голову от стойки. Неужели выговорилась? Вдруг глаза ее вспыхивают — я знаю, при каких обстоятельствах у людей так вспыхивают глаза, — и она мечтательно произносит:
— Мне бы только забеременеть — и больше ничего не нужно. Только бы почувствовать, как растет внутри живое существо. Но это счастье не для меня…
Я неловко глажу Меган по голове. Как еще ее утешить? Она бросает оценивающие взгляды на оставшихся в баре мужчин. Знакомое, до боли знакомое у нее выражение лица. Кто из нас не бросал таких взглядов за десять минут до закрытия заведения и будучи пьяной в стельку?
— Иди домой, Меган. Тебе надо отдохнуть, выспаться. Утро вечера мудренее, — увещеваю я, изо всех сил стараясь сохранить то, что осталось от семейных ценностей Меган, и, возможно, завербовать нового клиента для Программы улучшения качества жизни.
— Она думала, я пай-девочка. А я никогда не хотела быть пай-девочкой.
Вот интересно, почему женщине невозможно угодить? Взять хоть Меган: нет чтобы радоваться жизни у себя в Коннектикуте, в великолепном доме! Я бы за такое душу продала по второму разу.
— Ну так не будь, раз не хочешь.
Я-то, конечно, далеко не пай-девочка, но мне понятно возмущение Меган. Противостоять мамуле в таких случаях невозможно. Остается сдаться на милость победительницы.
Меган больше не слушает моих советов — и к лучшему. Она нетвердо держится на ногах, но в ее окосевших глазах ясно можно прочитать: «Не учите меня жить». На сегодня хватит философии, доктор Ви. Утешьтесь еще одним мартини.
— Мне пора. Спасибо за приглашение.
Меган очень вежлива — несмотря ни на что, она все-таки пай-девочка. А это диагноз.
— Всегда пожалуйста.
Я смотрю, как Меган гребет к выходу, и продолжаю медленно напиваться в гордом одиночестве.
Говорят, трудности только закаляют. Я хлебнула горя больше, чем заслуживала. Теперь имею право пожить спокойно. В конце концов мой природный пофигизм берет верх. Меня атакуют публицист из агентства «Сузан Магрино», бывший сотрудник «Дж. П. Морган» и лесбиянка из Сохо. И всех я посылаю куда подальше.
Обожаю Манхэттен весной. Вы бы на моем месте тоже его оценили.
Если что, обращайтесь — я скажу Люси, и она вам позвонит.
На следующий день мы с Шелби встречаемся в ресторане «Три мудреца». Люси всегда здесь, если только не трудится над колонкой светской хроники у себя в офисе на Шестой авеню. Таким образом, у нее два места работы.
Меня терзают смутные сомнения насчет личной скромности здешнего шеф-повара — но они напрасны там, где работает Программа улучшения качества жизни, всегда гарантирующая полную анонимность. Последняя позволяет вам чувствовать себя особенными. Я фигурирую как Ви, а Шелби — как… правильно, как Шелби.
Вернемся к Программе — это очень важно. Кого попало в Программу не берут. Никогда не знаешь, кто совершает сделки, и у нас даже принято делать ставки на того или иного кандидата. Букмекерская контора находится в MPD[3]. Я сама поставила три штуки на Альфреда, но результат будет известен только в 2033 году — по крайней мере, так говорят букмекеры.
Я подсаживаюсь к Люси (мне назначено на пятнадцать минут раньше Шелби). Метрдотель оскорблен в лучших чувствах. На обиженных воду возят, парниша.
Люси, как вы уже могли догадаться, бесподобно хороша — жгучая черноглазая брюнетка того же типа, что и Кэтрин Зета-Джонс, только, пожалуй, черты лица у Люси несколько резче. Два ее мобильника, оба навороченные, звонят не переставая.
Люси, не отнимая трубку от уха, приветствует меня нежнейшей улыбкой. Она такая милая — не забывайте, вы лично можете в этом убедиться. Главное — делать все так, как ей хочется. Наверняка вы слышали немало страшных историй: не сомневайтесь, это чистая правда.
Я заказываю коктейль «Пеллегрино» и терпеливо жду. Наконец Люси произносит в телефон: «Целую» — и нажимает «Отбой».
— Боже, ну и денек! Типы из ООН, тоже мне, бедные овечки!.. Я могу обеспечить им мир во всем мире, но мне тоже надо что-то с этого иметь, а они не желают идти на уступки. А тут еще Преподобный Эл[4] со своими заморочками… У меня свидание, так что давай поскорее закончим с контрактом.
Как же трудно делать равнодушное лицо! Комплексы из прошлой жизни всегда атакуют в самое неподходящее время, и я ляпаю:
— Да, адская работенка.
Люси смеется — я попала в точку.
— Расскажи-ка мне о Шелби. Документы готовы.
Люси поглаживает крокодиловую сумочку от «Гермеса», но тут из ее мобильника страдалец Синатра начинает оплакивать размокший под дождем парк.
— Привет, Дон.
По губам Люси я читаю полное имя ее собеседника.
Люси ведет колонку светской хроники — неудивительно, что всем хочется отметиться на этих самых горячих в Нью-Йорке девяти дюймах. Вот почему телефон у Люси просто дымится.
— Да, да. Я слышала, чего вам стоило восстановить свои права, — мурлычет Люси в мобильник.
— Бедняга.
— Разумеется, я посодействую, но это обойдется вам в кругленькую сумму. Кто сказал, что имидж — ничто?
Вот так и проваливаются рекламные кампании.
— Очень жаль. Если передумаете, позвоните завтра.
Люси нажимает «Отбой» и доверительно улыбается.
— Завтра на шестой странице появится пикантная статья «Как Дон провел отпуск». По официальной версии, он в Аризоне, на курорте. — Люси смеется. — Когда только люди поймут, что тайное рано или поздно становится явным? Ну да ладно, может, одумается прежде, чем статья уйдет в типографию…
"Как продать душу: Краткое руководство для светской львицы" отзывы
Отзывы читателей о книге "Как продать душу: Краткое руководство для светской львицы". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Как продать душу: Краткое руководство для светской львицы" друзьям в соцсетях.