Ее тело долгие годы не знало удовлетворения, не испытывало наслаждения. И сейчас оно отчаянно стремилось к этому. И Соне было стыдно, что рядом с Данияром она не могла усмирить его. Что оно до сих пор помнит и жаждет прикосновений именно этих рук и губ.

А Дан не торопился, не пытался заставить откликнуться немедленно. Он наслаждался тем, как постепенно тело под ним расслабляется. Еще не от наслаждения, нет. Просто от его предвкушения и понимания того, что все равно придется ответить.

Когда он оторвался от ее губ и взглянул в глаза, он увидел там ненависть. Но где-то глубоко уже начинало зарождаться то, чего он добивался. И хоть разум ее еще сопротивлялся, тело вспоминало его ласки.

Медленно, но верно мужчина заставил тело под собой ожить. Его губы скользили по ее шее, груди. Руки крепко сжимали талию и ласкали обнаженную спину кончиками грубых пальцев, пока рот жадно ласкал напряженные соски, заставляя их твердеть еще больше. Он почти довольно смотрел на зажмуренные глаза девушки, на до боли прикушенную губку. На то, как она пыталась своим бездействием отбить его желание. Она снова замерла и отвернулась. Все это было тем, что помогало ей сдерживать себя. Но он знал, как преодолеть и этот барьер. Знал, что очень скоро даже боль не поможет ей контролировать себя. Она уже этого не делала, хоть и не замечала: ее тело дрожало и невольно подавалось навстречу его губам, пальцы на руках и на ногах были напряжены от предвкушения.

Видишь, твое тело помнит меня, - шептал Дан ей на ухо, лаская его губами. - Ты не хочешь, но оно... А потом проснется и твоя душа. Но пока мне достаточно и тела. Я заставлю тебя отказаться от собственных слов. Заставлю откликнуться на мои прикосновения. Ты обязательно станешь такой, какой я хочу видеть тебя - живой.

Зачем? - тихо прошептала Соня, глядя на него почти с ужасом. - Чтобы потом убить меня собственноручно?

Дан не ответил. Вместо этого снова жадно приник к ее губам. Она по-прежнему не отвечала, но уже податливо раскрывала ротик. Рука мужчины скользнула по ее животу вверх и крепко сжала упругое полушарие, а большой палец ласкал твердую горошину. А другая медленно двигалась от колена вверх по внутренней стороне ноги, пока пальцы не коснулись нежных створок. Едва заметно и почти не касаясь, он распалял ее, заставляя страх в ее глазах постепенно гаснуть от накала желания и разрядки.

Как же я тебя ненавижу, - процедила сквозь зубы Соня, опаляя его этим чувством в глазах, когда он разорвал поцелуй и торжествующе посмотрел на нее.

Карие глаза яростно сверкнули, а два пальца внизу резко вошли в ее влажное лоно. И из груди девушки вырвался первый стон наслаждения от этой неожиданной и грубой ласки. Мужчина смотрел на Соню, наблюдая, как ее лицо искажается от наслаждения и страсти. А рука продолжила резко и безжалостно двигаться внутри ее тела, заставляя девушку напрягаться все больше от накала огня под кожей внутри. Она отчаянно цеплялась за простыни под собой, пытаясь удержаться от того, чтобы не обвить его руками и притянуть ближе к своему жаждущему телу. Соня уже задыхалась от того болезненного желания разрядки, что он сумел пробудить в ней. Ее тело билось в агонии, но она все еще пыталась сопротивляться.

Мужчина резко убрал из ее тела свои мокрые пальцы, одним резким сильным движением заменяя их своей плотью, и вырывая из горла Сони дикий крик экстаза. Дан буквально взревел от чувства триумфа. Его самого накрыло такое облегчение и такое удовольствие, каких он не помнил. Как часто он представлял себе этот момент. Сидя за решеткой, выйдя из тюрьмы и наблюдая за ней и Денисом. Он смотрел, как муж прикасался к ней, как трогал, целовал. Смотрел и думал лишь о том, когда он будет делать то же самое. А еще хотелось убить ее за то, что позволяла все это.

Эта последняя мысль снова разозлила Дана. Он желал стереть с нее все прикосновения брата, смыть все его поцелуи, заменив своими. Соня металась под ним в отчаянной попытке получить новую разрядку, которая назревала в ее теле. Ее руки не обнимали и не ласкали - больно впивались в его плечи, кожу, оставляя следы и кровь. Она надрывно стонала, глядя на него с отчаянием и стыдом к себе самой. А еще Дан не понимал, как она может совмещать в своем взгляде одновременно ненависть и желание.

Это походило на какое-то сумасшествие. Их тела переплетались в самых горячих и невообразимых позах, даря друг другу немыслимое удовольствие и удовлетворение. Он заставлял ее кричать, молить о продолжении и просить еще. Его руки и губы творили такое, от чего она просто впадала в нирвану. Он был неутомим, заставляя ее усталое и обессиленное тело откликаться раз за разом на свои требовательные ласки. Он искусал ее губы дикими поцелуями, оставил следы своих пальцев и губ по всему телу, заставил ее буквально отрубиться под утро, едва скатившись с нее.

Потом Дан с откровенным сожалением думал о том, что не этого добивался. Он должен был наказать ее, сделать больно и обидеть. Но почему-то казалось, что эта ночь, полная только страсти и желания, сделает ей еще больнее. И эта мысль успокаивала его мучимое местью сознание.

Дан смотрел на спящую Соню и думал, что делать дальше. Эта женщина принесла ему столько бед, проблем и разочарований, и вместе с тем стала чем-то новым в его жизни, глотком свежего воздуха. И он разрывался в своих желаниях: прижать ее покрепче и никогда не отпускать больше или же выкинуть из своей жизни, чтобы навсегда избавиться от того сумбура, что она вносила в нее. Последовать своему плану и превратить ее жизнь в ад, или же защитить от всего и простить. Но разве она попросит прощения? Нет, оно ей не нужно. Так почему он должен давать его ей?

Мужчина раздраженно вздохнул и отвернулся от нее, садясь на постели. Он провел руками по лицу, думая о том, что вот и сейчас Соня не дает ему здраво думать, мешает его мысли и планы. А ведь раньше он четко знал, что сделает с ней и ее жизнью - уничтожит. Та боль, что она причиняла ему каждой улыбкой, предназначенной не ему, каждым поцелуем и лаской, сводила его с ума и заставляла идти на крайние меры. Ему было невыносимо терпеть эту муку, предательство и ложь. Осталось лишь напомнить себе об этом.

Данияр бросил хмурый взгляд на спящую Соню и резко встал на ноги. Нет, он не отступиться от своей задумки! Он воплотит-таки свой план в действие. Она должна в полной мере ощутить на себе все, в чем горел все четыре года он сам: боль, ненависть, ревность, злость, бессилие и ярость. Пусть она почувствует, как сильно это убивает и ранит. А еще он не хотел снова что-то почувствовать к ней, но был не уверен, что сможет сдержать себя. Что бы она ни сделала и ни сотворила, в глубине его души еще были живы те воспоминания, когда она любила его. И они терзали его. Терзали тем, что хотелось снова почувствовать все то, что было прежде.

Но это было невозможно как никогда прежде. Не стоило тешить себя глупыми иллюзиями. Нужно жить тем, что есть: ложью, обманом и предательством. Только эти чувства смогут защитить его собственную душу от окончательно разгрома.

Соня проснулась одна и тут же облегченно выдохнула. Упала обратно на подушку и прикрыла глаза рукой. Она была в смятении, впервые за долгие годы. Как она могла допустить случившееся? Как могла позволить все это? Как могла показать свою слабость именно Дану? Почему не устояла, как твердила? Почему ее тело предало разум?

Ответ был один - Дан.

Не стоило с самого начала сомневаться в том, что она не устоит перед ним. Но ведь тогда, в коридоре, когда он впервые поцеловал ее, не было ничего подобного. Она осталась так же холодна, как и с Денисом. И что изменилось? Да, прежде она никогда не оставалась к нему равнодушна. Но те времена давно прошли. На ум приходило только одно - ее тело устало сопротивляться. Оно хотело всего этого безумия, хотело любви и наслаждения. Все последнее время оно терпело лишь насилие, принуждение и грубость. Неудивительно, что сейчас, от таких умелых и опытных рук, оно растаяло. Но это понимание ничуть не уменьшало того, что Соня укоряла себя за слабость. Ей было отвратительно, что все случилось так, как того хотел Дан. Не для того она обрела такую долгожданную свободу от Дениса. Чтобы тут же впасть в зависимость от его брата. И сейчас, как никогда прежде, она должна была защищать себя и свои эмоции от вторжения из вне. Иначе она будет неспособна остаться решительной и защитить сына.

Похороны прошли как в тумане. Соня не прикасалась к их организации. Лишь пришла на кладбище, как потребовал Дан. Он сам привез ее туда почти силой, потому как она не собиралась отдавать последнюю дань почтения мужу - он ее не заслужил. После похорон Дан же и отвез Соню домой.

Как только она вошла в холл, сразу же увидела пару больших чемоданов.

Ты уже собрал мои вещи? - насмешливо спросила девушка, оборачиваясь к нему. - Уже сегодня собираешься вступить в права владения?

Это мои вещи, - спокойно ответил мужчина, холодно улыбаясь. - Я теперь буду жить в этом доме вместе с моим сыном. А ты, если хочешь, можешь собраться и уйти.

И ты отпустишь? Ты так быстро изменил свое мнение?

Нет. Это просто слова вежливости, поскольку я знаю, что ты никуда не уйдешь, - разочаровал ее Дан.

Почему ты в этом уверен?

Во-первых, здесь наш сын. А отдавать его тебе я не собираюсь. А во-вторых, тебе просто некуда идти.

Соня только усмехнулась - равнодушно, как и прежде.

Делай, как знаешь, - пожала плечами Соня, - мне все равно, где ты будешь жить.

А Дана в очередной раз разозлило это показное равнодушие девушки.

Что, - ехидно протянул мужчина, останавливая ее, - опять похолодела? А прошлой ночью так эмоционально стонала, - насмешливо закончил он.

Он даже не остановил ее ладонь, когда она залепила ему пощечину, облив презрением и ненавистью во взгляде. Он отпустил ее и просто рассмеялся, глядя, как она гордо уходит. Она могла обманывать себя и дальше, но вот обмануть его она больше не сможет. Он увидел, что хотел: где-то там, глубоко внутри, живет прежняя ранимая девочка, которую можно легко обидеть и заставить бояться. И в то же время он понимал, что это может стать его слабостью, как и тогда, когда он встретил ее. Она больше не должна тревожить его душу и сердце - это его обещание самому себе.