— Значит, ты не хочешь, чтобы я была несчастна? — Кристал теряла терпение гораздо быстрее, чем убегал из-под ног перрон. Она со злостью швырнула Кейну свой саквояж, который с глухим стуком ударился в его грудь. В следующую секунду девушка уже снимала с шеи ожерелье с сапфирами и бриллиантами. — Тогда возьми меня с собой в Вайоминг! Пусть все это остается здесь! Мне не нужно богатство! — В доказательство своих слов она сунула бесценное ожерелье в руки проходившей мимо бедной пожилой женщины в черном платке. Та чуть в обморок не упала, когда увидела, что ей вручили.

— Господи! — Кейн едва не свалился с поезда. Он был в шоке, не верил своим глазам.

— Возьми меня с собой! Я солгала… Я не ненавижу тебя… Я люблю тебя. Все это не должно нас разлучить! — Она продолжала бежать рядом с составом, но поезд набирал скорость. Кристал скинула на перрон атласную накидку сестры и начала срывать с ушей бриллиантовые серьги, которые тоже сунула изумленному прохожему.

— Черт побери, девушка, ты что делаешь? — воскликнул Кейн, потрясенный ее безумным поведением. Она только что отдала кому-то целое состояние.

— Доказываю тебе свою любовь! — Поезд шел все быстрее. Кристал уже задыхалась, чувствовала боль в груди. Она добежала почти до края перрона. Если Кейн не протянет ей руку, поезд уйдет без нее.

И тогда кончена жизнь.

Потому что без него она не знает, как жить дальше. Она любит Маколея, и, если потеряет его, богатство Шериданов не принесет ей счастья.

— Возможно, ты совершишь большую ошибку, если поедешь со мной. — Взгляд Кейна метался между краем перрона и бегущей фигуркой.

Кристал не отвечала. Она лишь смотрела на Маколея глазами, горящими любовью. Шлейф ее платья, проволочившись по грязному перрону, почернел; волосы, перед ужином аккуратно уложенные в модную прическу, теперь развевались за спиной полотнищем: из золотистых локонов. Гордая богатая наследница исчезла, превратилась в обычную женщину, сердце которой разрывалось от горя, потому что Маколей Кейн решил, что ей лучше остаться в Нью-Йорке и вместо его любви довольствоваться никчемным богатством и столь же бесполезным, хотя и видным, положением в обществе.

— Нет, я ненавижу тебя, ненавижу! — в отчаянии вскричала девушка, добежав до края перрона.

В этот самый момент к ней протянулась рука и, ухватив за край платья, словно грязного бездомного котенка, оторвала от перрона и прижала к теплой мускулистой груди.

— Ты — сумасшедшая маленькая янки, — прошептал Кейн, глядя ей в глаза.

— Я солгала — я не ненавижу тебя.

— Только не жалуйся и не хнычь. Выйдя за меня замуж, ты будешь жить не так, как твоя сестра. Это я тебе обещаю.

— Увези меня в Вайоминг. Я хочу видеть горы, хочу посмотреть, как расцветают водяные лилии на Лоунсам-лейк. Я хочу быть твоей женой. Хочу, чтобы ты любил меня.

Холодные, серые, как у волка, глаза Кейна взволнованно заблестели. Он сжал ее изуродованную шрамом ладонь и притянул к своей груди.

— Моя любовь принадлежит тебе. Без тебя мне не жить.

Кристал улыбнулась и полезла в саквояж. Слава Богу, что хоть его никому не отдала.

— Что это?

Девушка вытащила небесно-голубое платье.

— Как ты думаешь, в таком наряде не стыдно выходить замуж? Его можно украсить букетиком цветов. Кто знает, приедем в Нобл, а Диксиану уже избрали мировым судьей. Тогда она зарегистрирует наш союз.

— Да уж. — Кейн закатил глаза.

— Но нам не следует тянуть со свадьбой.

— Да? А почему?

Кристал со смехом швырнула ему голубой наряд.

— Потому что это платье скоро станет мне мало, ковбой.

Кейн убрал с лица платье.

— Что?..

Девушка улыбнулась лукавой обольстительной улыбкой.

— О Боже… — произнес он, когда наконец-то понял, что она имеет в виду.

— Если ты в ближайшее время не наденешь мне на палец обручальное кольцо, люди Шеридана предадут тебя суду Линча.

Кейн неожиданно расхохотался и издал боевой клич солдат армии южан. Звук его голоса эхом отозвался под стеклянным навесом. А потом он поцеловал Кристал, страстно, горячо. Вокзал остался позади. Над головами светила луна, затмевая своим сиянием сверкание газовых ламп городских фонарей. А поезд мчался на запад, к горам, туда, где небеса целуются с землей.

Благослови Боже Вайоминг и его первозданную дикость.

(Последняя строчка в дневнике Хелен Меттлер, скончавшейся в Титонских горах в возрасте пятнадцати лет).