Джулиана Грей - Как покорить маркиза

У Стефани подогнулись ноги. Она еще крепче схватилась за инструмент.

– Это неправда, – снова сорвалось с ее губ. Стефани закрыла глаза.

– Вы будете горевать? – прошептала леди Шарлотта.

Хэтерфилд погиб. Нет, такого не может быть.

– Я буду горевать вечно, – с трудом произнесла Стефани.

Она опустилась на стул для пианино. Сердце бешено колотилось в груди, глаза застилала пелена. Стефани не могла думать, не могла видеть и слышать. В памяти вдруг всплыли наставления мисс Динглби. Гувернантка говорила, что в минуты потрясения надо сосредоточиться на дыхании, и Стефани принялась медленно вдыхать и выдыхать: вдох, выдох.

Вдох, выдох.

Нет, Хэтерфилд не мог погибнуть. Если бы это произошло, ее сердце в ту же минуту разорвалось бы.

До нее донесся голос леди Шарлотты:

– Значит, это правда. Вы любите его.

Стефани открыла глаза. Девушка смотрела на нее со странным хищническим выражением. Ее глаза стали такими большими, что белки окружили фарфорово-синюю радужку со всех сторон. На ней было прекрасное бальное платье такого светло-розового цвета, что оно казалось почти белым. Жемчужное ожерелье сверкало на обнаженной коже ее груди.

– Я? Нет, что вы…

Леди Шарлотта встала с колен и спросила:

– А если я скажу, что это неправда? Что я все выду-мала?

– Что именно?

– На самом деле Хэтерфилд жив.

– Он жив? О боже!

Леди Шарлотта помахала бумагой.

– Наш дорогой маркиз задерживается и предлагает встретиться уже на балу. Никакого несчастного случая не было.

На одно мгновение эти слова повисли у них над головами.

Несчастного случая не было.

Хэтерфилд жив.

– О, слава богу! – Слезы сами брызнули у Стефани из глаз. Она со злостью вытерла их дрожащими руками, пытаясь сдержать прилив истерического облегчения. – Слава богу!

– Значит, вы правда любите его.

Стефани вскочила на ноги и воскликнула:

– Как вы посмели? Так это была уловка, самая низкая и бессовестная!

– Как я посмела? – Леди Шарлотта с достоинством выпрямилась. – Это вы посмели совратить его чистое сердце своей отвратительной похотью! И это после всего, что мы для вас сделали! Вы злобный, бесчестный человек!

– Дайте мне письмо.

Леди Шарлотта спрятала руку за спину.

– Нет!

– Отдайте письмо! – Стефани метнулась к сопернице и вырвала письмо из ее рук.

– Негодяй! Вы не знаете, с кем решили соперничать! Вам меня не победить, ведь то, что вы предлагаете, – это грех!

Стефани повернулась к ней спиной и разгладила листок. На нем твердым почерком Хэтерфилда было написано: «Сэру Стефану Томасу». Восковую печать письма кто-то сломал.

– Это предназначалось мне, – сказала Стефани. – Вы открыли мое письмо!

– Мерзавец, – услышала она в ответ.

На листке было написано:

«Мой ангел! Мне нужно закончить пару неотложных дел. Потому я прошу – поезжай на Белгрейв-сквер с сэром Джоном и леди Шарлоттой. Я найду тебя там и уж больше не отойду ни на шаг. Эта ночь была чудом.

Твой Хэтерфилд».

– Да, это правда, – прошептала Стефани. – Я люб-лю его.

– Вы посмели признаться в этом.

Стефани повернулась и сказала:

– Да. Я люблю его. Очень сильно.

– Ах ты, порочный дьявол, – с ненавистью проговорила леди Шарлотта. – Но я уничтожу тебя, ясно? Ты не отнимешь его у меня.

Стефани спокойно встретила ее пылающий взгляд.

– Не понимаю, зачем вам это? Вы счастливы, вы богаты, с положением в обществе. У вас есть все в этой жизни.

Сквозь открытую дверь до них донесся голос сэра Джона:

– Шарлотта, дорогая! Мистер Томас! Карета ждет. Мы опаздываем.

Но леди Шарлотта продолжала пристально смотреть в глаза Стефани.

– Ты слышал это? Мы едем в дом к герцогу и герцогине Сотем. К родителям Хэтерфилда, которые очень хотят, чтобы мы поженились.

– Хэтерфилд сам себе хозяин.

– Там будут музыка и танцы. Я буду танцевать с ним, а ты – смотреть на нас и думать, какая же мы красивая пара. Все вокруг тоже будут смотреть на меня, Томас. На меня, потому что я – дочь графа, а ты – никто. Ты пыль под моими ногами.

Стефани шагнула к ней. Ее носа коснулся едва уловимый аромат розовой воды, который источала безупречная кожа леди Шарлотты.

– Неужели? Вы в этом уверены?

– Меня будут поздравлять, а тебя – нет. Через месяц я стану женой Хэтерфилда, а ты ничего не получишь. Слышишь? Ничего!

– Шарлотта! Мистер Томас! – В дверях появился сэр Джон. – Что, черт… Что тут происходит?

Шарлотта повернулась и сказала:

– Ничего особенного, сэр Джон. Мистер Томас, вы готовы?

Стефани вернулась к пианино. Здесь, рядом с окном, воздух был прохладнее, и он немного охладил ее пылающие щеки.

– Нет, поезжайте вдвоем, без меня. Мне нужно закончить одно дело. Я потом к вам присоединюсь.

– Какое дело?

Стефани села на стул для пианино и положила пальцы на клавиатуру. Когда она в последний раз играла? Три месяца назад, четыре? Принцесса взяла первые аккорды «Аппассионаты».

Леди Шарлотта рассмеялась и промолвила:

– Думаю, мистер Томас просто немного нервничает из-за бала. Я права?

Сэр Джон раздраженно фыркнул.

– Что бы там ни было, но нам надо ехать немедленно. Значит, мистер Томас, вы появитесь там, только позже?

– Безусловно, сэр Джон, – продолжая играть, ответила Стефани.

Когда за ними громко захлопнулась парадная дверь, она встала из-за пианино и закрыла его. Потом взяла лампу и, перескакивая через ступени, побежала к себе в комнату на третий этаж.

На кровати, застеленной шерстяным одеялом, лежала посылка, обернутая в коричневую бумагу, из-под которой виднелось ее нежно-серебристое содержимое. Стефани обнаружила ее там, когда вернулась домой. Она была перевязана тесьмой, под ней пряталась карточка.

Стефани потрогала сложенные вещи – сорочку, корсет, нижние юбки, чулки, платье из какой-то серебристой легкой ткани, которая переливалась в лучах лампы. Еще пара маленьких серебристых туфелек. Заколка с россыпью бриллиантовой крошки.

А сверху – сияющая серебром маска.

Стефани взяла записку и перечитала ее:

«Принцесса всегда должна появляться на балу как первая красавица, даже если она скрывается под маской. Желаю приятного вечера. Д.»

Конечно, это была мисс Динглби. Благослови Бог эту добрую женщину!

Центральный уголовный суд Олд-Бейли

Август 1890 года

Камера, в которой сидел маркиз Хэтерфилд, находилась в самых глубинах старинного здания тюрьмы Олд-Бейли и, учитывая все обстоятельства, выглядела вполне прилично. Ему были дозволены некоторые удобства, к которым он привык дома, – письменный стол, книги и даже тренажер для занятия греблей. Хэтерфилд быстро по-дружился с охранниками, и они стали закрывать глаза на кое-какие вольности арестанта. Когда к нему приходила Стефани, скромно одетая как клерк мистера Бенедикта Ферчеча, они разрешали им двоим общаться сколько душа пожелает и особо не докучали.

Общались они в основном на сугубо деловые темы: о процессе Хэтерфилда в суде и о его проекте в Хэм-мерсмите.

В такие минуты он особенно остро ощущал близость Стефани, буквально упивался ей. Хэтерфилд дорожил каждым моментом, когда их взгляды встречались. Иногда ему ненадолго удавалось удержать ее руку в своей под столом, за которым они работали. Их пальцы так крепко переплетались, что Хэтерфилд чувствовал под кожей ладони слабое биение ее сердца. Эти минуты совершенной близости отчасти искупали боль разлуки, когда она почти силой вырывала ладонь из его руки и вставала из-за стола, а потом с мокрыми глазами принималась собирать бумаги и книги.

«Не мучай себя так, – порой шептал он ей. – Лучше возвращайся домой». А Стефани всегда отвечала ему, что у нее нет дома и ей нужен только он.

Оставшись один, Хэтерфилд принимался мерить шагами камеру, от одной стены до другой, и задавать себе одни и те же вопросы. Где же Олимпия? Где эта их Динглби? Он написал кучу писем, сделал все возможное, чтобы найти их. Даже его приятель, лорд Роланд Пенхоллоу, куда-то провалился. Эшленд и Эмили были сейчас на другом конце света и пребывали в счастливом неведении, наслаждаясь своим медовым месяцем.

Казалось, будто от них отвернулась вся вселенная.

Однажды Хэтерфилд начал даже бессильно бить кулаком по стенам. Боль от ушиба ничуть не смягчала его отчаяние, но он хотя бы что-то делал, а не лежал на кровати и не смотрел в потолок, прокручивая одни и те же образы в голове. Его снедала тревога за Стефани, хотя она по-прежнему притворялась мужчиной. Его убивала мысль, что в любой момент какой-нибудь революционер из «Свободной крови» мог выследить ее и причинить ей вред, а у него не было никакой возможности помешать этому.

Сегодняшняя встреча была ужасной. Он чуть не потерял терпение, пытаясь переубедить Стефани, но у него ничего не вышло.

– Неужели тебе не понятно? – спрашивала его Стефани. – Если ты не расскажешь всю правду, тебя признают виновным.

– Но тогда тебе будет грозить опасность! Ты рискуешь своей жизнью!

– А ты – своей. – Стефани старалась говорить тихо, не забывая об охранниках. Но ее голос звенел от чувств.

– Я не хочу получить свободу за твой счет. Я дал слово твоему дяде…

– Олимпия исчез. Все исчезли, разве ты забыл? – Ее руки лежали на столе, и Хэтерфилд видел, что они дрожат. – Я не могу потерять тебя. Если ты продолжишь молчать, то я сама пойду и дам показания.

Он на мгновение накрыл ее ладонь своей.

– Нет, не пойдешь. Пожалуйста, поверь, я могу сам защитить себя. Я дам суду то, что нужно, но в то же время не раскрою твоей тайны. У меня это получится. Мы победим.

Она вырвала руку и встала.

– Проклятие, к чему это нелепое, ненужное благородство? Ты осознаешь, что со мной станет, если тебя повесят?