— Мама, — тут же ответила Николь. — Она должна шить, не так ли?

— Надеюсь, — сказала Шарлотта, читая короткий список имен. — Где ты взяла этот список?

— Я выписала его из фамильной Библии в кабинете дяди Чарлтона… то есть Рафа.

— Тогда это все объясняет. Маргарет, единственная сестра твоего деда, живет в Шотландии и считает себя больной. Она никогда не путешествует. Помню, Эммелина рассказывала мне об этом, когда готовила памятный список для твоего дяди и кузенов.

— Но ее имя не единственное там, — с надеждой произнесла Николь.

— Что касается второго имени, Ирэн Мердоч. Ты, случайно, не помнишь это бесцеремонное создание? Она жила здесь три дня, сидела в главном зале, держа на пышных коленях блюдо с засахаренными фруктами, постоянно пополнявшееся, и рассказывала всем, кто мог слышать, как ей всегда нравилась гранатовая брошь твоей покойной тетки и что она не сомневается, что Эммелина подарит ей ее на память.

— Эта свинья?! Это и есть кузина Ирэн? О нет! Только не она. — Николь наклонилась ближе, чтобы взглянуть на список. — Кто там еще остался?

— Учитывая, что я прежде говорила тебе, что твоя тетя Мэрион умерла более тридцати лет назад, могу сказать, что осталась… — Шарлотта саркастично улыбнулась, — только твоя мама, чтобы вывести в свет тебя и Лидию.

— Мама! — Фиалковые глаза Николь удивленно раскрылись. — Но ведь ты сказала, что нам нужен кто-то респектабельный. Сейчас она снова ищет себе очередного мужа и наверняка положит глаз на любого, кто обратит внимание на меня или на Лидию. Это будет катастрофа.

— Думаю, ты права, — с некоторой иронией произнесла Шарлотта. — Но ведь можно посмотреть на все иначе. Раф — герцог и теперь обязан обзавестись собственной детской комнатой, как это сделали герцог Уоррингтон и Эммелина. Дай ему год, и он найдет себе прекрасную герцогиню, которая не замедлит вывезти нас обеих в свет. Ведь любая женщина, имеющая хоть каплю рассудка, должна побеспокоиться, чтобы вы с Лидией уехали из Ашерст-Холл — и, думаю, прежде всего это касается тебя.

Шарлотта ощутила, как у нее внезапно заныло в груди, но постаралась не обращать на это внимания.

Николь взяла лист бумаги, разорвала его пополам и стала мерить шагами комнату.

— Герцогиня. Рафу нужна герцогиня. Да, разумеется. И Лидия не настолько готова к своему выезду, как мне хотелось бы, — продолжила она, явно говоря это самой себе. — Я выйду замуж, а она останется в старых девах, как несчастная Шарлотта. Хорошая сестра не допустит этого, Лидия не должна пропасть без меня…

Шарлотта пристально глядела на нее, скрестив руки на груди и постукивая по полу носком башмака.

— Между прочим, я все слышу, Николь.

— Что? — улыбнулась ей Николь. — Извини, Шарлотта. Погоди минуту. А как в отношении тебя? Почему бы тебе не выйти замуж за Рафа? Он не уродлив и очень богат. И похоже, ты ему нравишься. А так как ты уже знаешь Лидию и меня и признаешь, что, по крайней мере, раньше он тебе нравился, мы не будем… ну, мы не будем мешать тебе, как могли бы помешать кому-нибудь чужому.

Шарлотта опустила взгляд.

— Ты не можешь планировать чью-то жизнь подобным образом, Николь. Раф женится, когда захочет.

— Почему? Люди женятся по многим причинам. Тетя Эммелина рассказывала нам, что твой папа выбрал…

— Я передумала, Николь, — быстро прервала ее Шарлотта, моргая, чтобы сдержать подступившие слезы. — Иди расскажи ему. Расскажи Рафу, что ты сделала, сними грех с души, даже если мне придется затем признаться ему, что я солгала, что Эммелины не было здесь все эти полгода или больше, что я на самом деле не жила здесь, как ваша компаньонка, что вы полностью одурачили меня. Расскажи ему все это.

У Николь вытянулось лицо.

— Я чем-то расстроила тебя? Извини, Шарлотта. Я грубая и эгоистичная и всегда думаю только о себе. Я просто имею в виду, что вы с Рафом подошли бы друг другу, ведь вы так хорошо знаете друг друга. И это было бы так просто, ведь мы уже друзья… и ты сказала ему, что живешь здесь с нами. Ты сказала это там, внизу, разве не так?

У Шарлотты перехватило дыхание.

— О господи, я и вправду это сказала? Как я могла забыть об этой лжи?

Николь погрозила пальцем Шарлотте:

— Ты думаешь, было легко сочинять всякие истории, запоминая все маленькие выдумки? Я считаю умение лгать талантом, которого ты явно лишена. Итак, что теперь, Шарлотта? Попросим Грейсона послать кого-то подобрать тебе одежду? Через час обед, и ты вряд ли можешь спуститься вниз в этом жалком платье.

— Что не так с моим платьем? — Шарлотта оглядела свое простое серое платье, которое носила уже несколько сезонов.

— Ну, дорогая, если ты не понимаешь этого, то я соглашусь с тобой. Тебе нельзя поручить выбор нового гардероба для нас с Лидией, когда мы будем в Лондоне.

— Я все еще не понимаю, почему ты считаешь, что твой брат согласится взять тебя с собой в Лондон?

— Не понимаешь? Мы сейчас откажемся от сезона, так как я способна прислушаться к голосу разума. Но мы должны по крайней мере поехать в Лондон весной с Рафом. Наверняка ты понимаешь это. Всю жизнь мы просидели взаперти здесь или в Уиллоубруке. Через несколько недель нам исполнится семнадцать — слишком взрослый возраст, чтобы отправлять нас в детскую еще на год теперь, когда мы уже полгода, а то и больше наслаждались свободой. Представь, что я натворю, если останусь здесь со своими затеями, когда Раф уедет весной в Лондон.

— Лучше бы меня переехало почтовой каретой!

— Вот именно! Найдем компромисс, Шарлотта. Ты можешь сопровождать нас как друг и почти член семьи.

— Ты играешь с огнем, Николь, — предупредила ее Шарлотта, устав от ее затей. — Я все еще могу рассказать Рафу правду, и вы с Лидией никогда не покинете эту спальню, не говоря уже о Лондоне.

Николь крепко обняла ее.

— Пожалуйста, прости меня, я так виновата! Мы не должны ссориться, если не хотим, чтобы нас разоблачили.

— К сожалению, ты права. И это означает, что нам придется подкупить Грейсона, чтобы он послал кого-то в коттедж «Роза» вместе со мной за моими вещами и мы могли бы притвориться, будто я жила здесь с тобой эти последние недели. Сколько у тебя карманных денег?

— У меня? Я потратила все в деревне за последнюю неделю. Разве ты не видела мою новую мантилью? Но Лидия хранит свои денежки, словно скряга. У нее не меньше восьми фунтов в ридикюле, который она прячет на дне ящика своего комода. Было десять, но я купила не только мантилью. Миссис Хэлбрук заверила меня, что эти прелестные желтые лайковые домашние туфли привезли прямо из Лондона, я просто должна была приобрести их.

— Ты берешь деньги взаймы у своей сестры? Или просто берешь их?

— О, только не нужно стыдить меня, — улыбнулась Николь. — Я все верну в следующем квартале, и она даже не узнает. Все равно она тратит деньги только на книги.

— Ты невыносима.

— Я знаю. — Николь опустила голову. — Лидия дала бы мне эти два фунта, но почему-то гораздо приятней было незаметно проскользнуть в ее комнату и… ну, я больше никогда не поступлю так с моей дорогой сестрой, обещаю. Думаю, мне досталось все дурное, а Лидии — все доброе. Если я собираюсь дебютировать в Мейфэре[4], мне следует постараться исправиться.

— Да, следует, — согласилась Шарлотта, не слишком на это надеясь. — Начни прямо завтра, с утра пораньше. А теперь принеси мне эти восемь фунтов, и я поговорю с Грейсоном.

Спустя пять минут Шарлотта вышла в коридор с восемью фунтами в кармане и остановилась, прислонившись к закрытой двери. В своем ли она уме? Только глупец мог бы счесть, что этот фарс сойдет ей с рук.

В сущности, на ее стороне было лишь одно: презрительная уверенность Грейсона, что Раф — неприемлемый герцог. А если она найдет правильный подход к дворецкому, сумеет убедить его, что ему поневоле пришлось служить новому хозяину? Да, тогда Грейсон может пойти навстречу.

Она чувствовала себя ужасно из-за того, что не рассказала Рафу правду о том, что вытворяли его сестры.

Но в каких целях? Сейчас Раф, похоже, действительно потерял почву под ногами, но она была уверена, что со временем он полностью освоится. Нет никаких причин расстраивать его: в конце концов, с близнецами все прекрасно, их репутация сохранена, и дом не сгорел из-за всех их проделок.

Кроме того, если рассказать обо всем Рафу, то об этом узнает и Эммелина, чего Шарлотта совершенно не хотела бы: ведь она только что вышла замуж и сейчас ожидает ребенка.

— Ну, убедила себя? — тихо пробормотала Шарлотта.

Она решила, что убедила, и главной причиной была мысль, что Раф не должен узнать правду не только потому, что она будет выглядеть лгуньей, но и оттого, что сочтет ее самой бестолковой женщиной на свете, не углядевшей ложь Николь и Лидии. Собираясь отыскать Грейсона, она направилась к лестнице.

На верхней площадке она остановилась, увидев, что книзу, в вестибюле, полно горничных, лакеев, кухарок и их помощниц… и там находился Раф.

Присев, чтобы ее не заметили, она наблюдала сквозь стойки перил, как в сопровождении чопорного Грейсона новый герцог, заложив руки за спину — она это отметила! — обходил выстроившихся полукругом слуг Ашерст-Холл, кивком выражая свое расположение при каждом представлении, каждом поклоне, каждом реверансе.

Раф выглядел великолепно в своей элегантной лондонской одежде. Его темные волосы, все еще слегка книжные, блестели в свете большого канделябра: он смыл с себя дорожную пыль, пока она оставалась наедине с Николь.

Шарлотта снова сморгнула слезы, когда Раф подошел к концу шеренги слуг, где, выстроившись в ряд по росту, стояли шестеро детей главного повара. Он принял торт из рук самого младшего, взъерошив мальчишке волосы, и Грейсон быстро хлопнул три раза в ладоши, отпуская слуг.