Кейси Майклз - Как покорить герцога

— Зачем эти два человека приезжали на Эльбу? Что сказал тот, с которым ты говорил?

— Чтобы починить свое судно, — ответил Раф, потирая подбородок. — После выстрела Фитц побежал за солдатами, а я — вслед за этими двумя, но потерял их в темноте. Наверняка они где-то оставили баркас и скрылись на нем.

Он пожал плечами:

— Нет, тот случай не имеет никакого отношения к тому, что происходит сейчас. Если только, — сказал он, скорее поддразнивая Шарлотту, — второй человек, которого я видел, но как следует не рассмотрел, не нанял француза, чтобы убить меня, представляя все дело так, словно я погиб, предотвращая попытку освобождения Бонапарта. Вот так. Потерпев неудачу, этот человек возвратился в Англию и ищет возможности избавиться от меня, повсюду таская за собой своего наемника. Вспомни, Чарли: когда камень не попал в нас, возможно, ты слышала, как кто-то сверху кричал: «Боже мой! Снова мимо!»?

— Бывают моменты, Рафаэль Дотри, когда я охотно удавила бы тебя. Кроме того, должно быть, гораздо легче сосредоточиться на мистере Хобарте, так как мы по крайней мере знаем, кто он. Мне он не нравится, и не важно, что он, возможно, спас наши жизни. И теперь он не только богаче на пять тысяч фунтов, но и считает, что мы испытываем любовь к нему за его добрые дела. Он так самодовольно улыбнулся, когда ты предложил ему пойти вместе с нами в особняк, если ты не заметил. Предлагаю тебе нанять кого-нибудь, чтобы за ним проследили.

— Согласен.

Раф сел рядом с ней на кожаный диван.

— Теперь, полностью обсудив вопрос о Хью Хобарте, есть ли что-либо еще, о чем нам нужно поговорить этим вечером? Как устроилась миссис Баттрем?

— Ах да, миссис Баттрем. В данный момент она больше всего озабочена тем, чтобы определить мое место в иерархии, ибо, видимо, считает, что должна быть явная причина, почему я здесь нахожусь. Думаю, она мечется в догадках: являюсь ли я старшей прислугой, гувернанткой или твоей подопечной. Опасаюсь, что смогу долго удерживать ее в таком состоянии, если она не получит какой-то ответ. Николь говорит, что она настоящий дракон, хотя я не заметила, чтобы из ноздрей ее огромного носа вылетало пламя.

— Ты здесь не случайно. — Раф осмелился поднять руку к ее волосам и обернуть один из локонов вокруг пальца. — Ты здесь, чтобы служить мне поддержкой в трудные минуты.

— Если ты отказываешься быть серьезным…

— Я всегда серьезен, Чарли, когда мы говорим о моих чувствах к тебе.

Шарлотта переплела руки на коленях, и атмосфера в кабинете внезапно стала напряженной.

— Иногда… иногда я думаю, что ты просто чувствуешь себя обязанным мне, словно ты должен мне что-то из-за того, что сделали твои дядя и кузены. Вот, я сказала это. Мне не нравится, когда меня жалеют, Раф.

— Ты так думаешь? Думаешь, я жалею тебя?

Она наклонила голову, снова заняв руки своими лентами.

— Почему бы и нет? Ведь я сама жалею себя. Это было ужасно, Раф, то, что они сделали со мной.

Он прикоснулся ладонью к ее щеке.

— Знаю. Они отняли то, чего у тебя еще не было.

Она взглянула ему в лицо, и у него больно сжалось сердце. Как же ему хотелось обнять ее… и даже больше.

— Я… я не понимаю.

— Да, уверен, что не понимаешь. Но не уверен, что сумею объяснить тебе, — произнес Раф, благодарный, что она не оттолкнула его руку, что остается рядом с ним на диване, не ищет каких-то предлогов, чтобы избежать сейчас этой близости.

Они просто сидели рядом, только вдвоем, мужчина и женщина, освещенные слабым светом камина и нескольких свечей…

— Чарли, я ощущаю твой страх, когда целую тебя. Когда пытаюсь обнять тебя. Вот что они отняли у тебя, дорогая. Они отняли то, что должно было быть прекрасным, и превратили его в дурное, отвратительное, неприятное и невероятно грубое.

— То, что он делал с этой женщиной… что пытался сделать со мной…

— Тише-тише, я знаю, — успокоил ее Раф. — Так не должно быть.

Теперь она попыталась оттолкнуть его.

— Я не настолько глупа. Я знаю это. То есть в своем сознании я понимаю это. И я уверена в глубине души, что ты никогда не обидишь меня, никогда. И… я понимаю, что мы уже не дети и мы должны бы оба хотеть того, чего ты хочешь от меня… и я хочу, хочу этого! Но ведь ты такой чуткий… такой чертовски чуткий, словно я могу разбиться вдребезги на миллион кусочков, и я чувствую себя такой глупой, потому что ты смотришь на меня как на несчастную жертву, с которой плохо обошлись. Но я не жертва, Раф! Я не жертва! Я понимаю, как все должно быть между нами. Когда я думаю, что тебе грозит опасность, мне просто хочется подойти к тебе, удержать тебя и…

Теперь он уже не держал ее лицо в своих ладонях. Он обнял ее и крепко прижал к себе, закрыв поцелуем ее рот.

Он ощутил, как она мягко подалась к нему, возможно, то был даже робкий порыв страсти, но понимал, что это лишь краткий порыв. Сейчас она отшатнется, и он снова потеряет ее.

Он прошептал у самых ее губ:

— Улыбайся, дорогая. Улыбайся, когда я целую тебя, а ты меня.

Она положила ладони ему на грудь и отодвинулась от него, но не в страхе.

— Улыбаться? Почему ты это говоришь?

— Не знаю. Слова сами пришли мне в голову. Черт возьми, мы хотели быть счастливыми, помнишь? Попытайся, Чарли. Мы оба попытаемся.

— Ты сумасшедший, — сказала она.

Но улыбалась ему.

Ее улыбка еще не угасла, как его губы тоже изогнулись в улыбке, и он снова поцеловал ее.

Внезапно он ощутил совсем иное чувство, крайне приятное. Ее губы были мягкими, и она не отталкивала его, не собиралась отпрянуть и умчаться из комнаты.

Склонив голову, он целовал уголки ее рта. Никаких попыток большей близости, он лишь полностью завладел ее полными губами, которые неотступно преследовали его в мечтах. Она вздохнула, словно тая и его руках.

А затем хихикнула.

Он попытался сохранять серьезность — учитель, преподающий урок, — но восхитительный звук ее смеха заставил и его улыбнуться.

Вот так, губы к губам, положив руки на плечи друг другу, они разделяли сейчас необыкновенное, такое редкое, искреннее чувство — они разделяли радость любви.

Они взглянули друг на друга, и он увидел прекрасные карие глаза Шарлотты, в которых светился восторг, и не было ни тени страха или тревоги.

— Чарли?

— Раф? — эхом откликнулась она.

— Мы сумасшедшие?

— Ну да, ваша светлость. Думаю, это вполне вероятно.

— Ну, по крайней мере, мы свихнулись оба.

Шарлотта встала.

— Мне нужно пойти проверить, как там близнецы, пока они не начали искать меня. Я… благодарна тебе, Раф. Не представляю, чего я боялась, — сказала она, оправляя свои юбки. — На самом деле я, пожалуй, буду ждать твоего следующего урока.

— В военном министерстве дела становятся все жарче, но я попытаюсь выкроить время в своем графике еще для одного урока. Или мы можем продолжить сейчас. Мы начали с улыбок. Можем заняться сейчас их усовершенствованием.

Он протянул к ней руки, но она выскользнула. С тех пор, как он возвратился с войны, он не помнил, чтоб она выглядела такой счастливой и беспечной. Что-то произошло между ними этим вечером. Он не понимал, что именно, но что-то произошло. Что-то хорошее.

— Мне нужно идти, — после некоторого колебания сказала она и быстро направилась к двери.

— Чарли! — окликнул он ее. — Ты что-то собиралась сказать? Что?

Она повернулась и взглянула на него из-под прикрытых ресниц.

— Я… я хотела сказать, что хотя той ночью я очень испугалась, но все же заметила кое-что у Гарольда.

Гарольд, ублюдок, совокуплявшийся с той несчастной женщиной, словно животное. Действительно ли Рафу хотелось знать, что видела Шарлотта?

— И что же?

— Ну… — медленно протянула она и затем выпалила на одном дыхании: — Понимаешь, на нем почти не было одежды. А я так перепугалась и подумала… ну, я подумала, что он выглядит невероятно глупо.

Раф ожидал услышать все, что угодно, но только не это. Рассмеявшись, он покачал головой:

— Бедный Гарольд. Он всегда был весьма… упитанным.

— И розовым, — добавила Шарлотта, похоже приободрившись. — Как свинья. И это не давало мне покоя все время. То есть мне кажется… что мужчины выглядят не слишком привлекательно.

— Надеюсь, это не так.

Раф уже сожалел, что вынудил ее на это признание. Проклятый Гарольд!

— Да, но я также думаю… — Она понизила голос, но все же он расслышал: — Думаю, что ты не выглядел бы глупо. Я… не то чтобы меня особо занимало это! — но мне кажется, ты на самом деле красивый.

— Чарли…

Он быстро шагнул к ней, но она уже повернулась и выбежала из комнаты.

Брюссель, 28 мая 1815 года