Меган Фрэмптон - Как перевоспитать герцога

– А вы не хотите мне сами сказать? – так же раздраженно бросила она в ответ. И увидела, как глаза его удивленно расширились.

Ну да, конечно. Он же герцог. С герцогами не принято разговаривать в таком тоне. Только ведь и гувернантки тоже обычно не вступают с герцогами в те отношения, что были между ними. О чем она непременно ему напомнит, если он не оставит этот возмутительный высокомерный тон.

Вообще-то, самой себе она может признаться в том, что ей нравится его горделивая осанка и вальяжные манеры аристократа. Или, вернее сказать, раньше нравились. Потому что, как в очередной раз напомнила себе Лили, эта часть ее жизни осталась в прошлом.

Только бы научиться дышать ровно, размеренно, и тогда она сможет смириться с тем, что все это осталось в прошлом.

Он потер руки, и Лили заметила, что он сделал судорожное глотательное движение, и, по старой привычке, перевела взгляд на его скулы и увидела, что они по-прежнему покрыты щетиной.

Лили помнила, как проводила ладонью по этим жестким волоскам.

«Довольно, Лили», – строго сказала она себе.

Он вскинул голову и, кажется, сумел обрести нужный ему настрой.

– Я бы хотел, чтобы вы отвезли Роуз в одно место, – произнес он и замолчал. Словно не видел необходимости пояснять, когда, куда, и, самое главное, зачем она должна куда-то везти девочку.

– Зачем? – задала Лили тот вопрос, который считала наиболее важным.

Он поморщился, и под скулами его заходили желваки.

– Разумеется, вы не могли обойтись без вопросов, – пробормотал он. Затем, ни на миг не отведя взгляда от ее лица, он вынул из кармана листок бумаги.

Лили взяла у него листок, старательно избегая телесного контакта, старательно избегая всего, что могло бы дать ему хотя бы намек на то, какой несчастной и жалкой она себя чувствовала всю прошедшую с их расставания неделю.

Какой несчастной и жалкой будет, по ее прогнозам, вся ее оставшаяся жизнь.

Сложенный вчетверо листок немного намочил дождь, но вода не размыла чернила настолько, чтобы записку нельзя было прочесть.

«Садоводческое общество Лондона имеет честь объявить об открытии Садов Резерфорда, – затем еще много всяких неважных слов, его имя, и затем: Приглашение на церемонию чествования благотворителей, которая состоится 21 марта 1840 года».

Лили подняла глаза на герцога. Она чувствовала, что ее уже трясет.

– Это уже завтра, – сказала она. – И вы там будете.

Он кивнул и протянул руку. Лили сложила листок и вернула его герцогу.

– Спасибо. Но я не могу пойти, – произнесла она тихо, но твердо.

В ответ тишина. Резерфорд смотрел на нее с интересом, который, как казалось Лили, обуреваемой целым сонмом противоречивых эмоций, походил на интерес ученого-естествоиспытателя. Гнев, тоска, любовное томление, страсть и отчаяние перед лицом тщетности всех ее надежд и чаяний – все это вместе требовало выхода, и Лили, не выдержав, буквально выплюнула ему в лицо накипевшее:

– Вы в курсе, что я не могу пойти. Мне пришлось уйти, потому что меня узнали. Если еще кто-нибудь меня узнает и решит поделиться этой новостью с кем-нибудь еще, каким это будет подарком для ваших великосветских сплетников! Только представьте: гувернантка герцога-сердцееда работала в борделе! Будьте же вы реалистом, Маркус!

Его имя само сорвалось с губ Лили. Она не собиралась с ним фамильярничать.

– Роуз отказывается ехать туда без вас. А я хочу, чтобы она увидела меня на церемонии – увидела и узнала, что я делаю доброе дело. Это важно для меня. Для нас. – Он говорил тихо, и низкий тембр его голоса отзывался знакомыми вибрациями в ее теле. Должно быть, это из-за них, вибраций, так сильно и болезненно сжалось ее сердце.

– Я знаю, что Роуз не может понять, почему я не могу там быть, – сказала она, – но вы это знаете. Вы знаете, что произойдет.

Он поднял глаза к потолку и шумно выдохнул, словно хотел воздержаться от того, чтобы не сказать что-то такое, что могло бы…

Впрочем, она понятия не имела о том, чем могли обернуться его слова. Она лишь видела, что по какой-то причине он не хочет их произносить.

– Вы не хуже меня знаете, какие снобы населяют «мой мир», как вы изволите его называть. Вас просто никто не заметит. Вы можете приехать тогда, когда я буду говорить с гостями, и уехать, когда я закончу. Все, что от вас требуется, это проследить за Роуз – я хочу быть уверенным в том, что с ней все будет хорошо.

Лили чувствовала, что колеблется, хотя она и считала его затею безумной. Как он мог так бездумно рисковать будущим дочери?

Он оказался еще более эгоистичным, чем ей думалось.

Ладно. Она сделает так, как он хочет. Но это в последний раз. Так что же, выходит, она уже приняла решение? Да, приняла, хотя и ругала себя за это на чем свет стоит.

Но как ему отказать, если только, увидев отца на чествовании, Роуз могла воочию убедиться в том, что он приносит пользу людям, как бы странно это ни звучало? Потом у Роуз появится новая гувернантка, у которой будет безупречная репутация или, что еще лучше, вообще никакой репутации; которую не придется одевать с головы до пят; которую ни к чему будет допрашивать и целовать тоже. Или ласкать. Или еще что-то в этом роде.

У него будет жена, образцовая леди, которая сможет прикасаться к его великолепной груди, чувствовать, как вздрагивают мышцы под пальцами, которая сможет заставить его забыться от страсти и погрузить пальцы в его волосы, гладить его по спине и…

– Я сделаю то, о чем вы просите, – поспешила сказать Лили до того, как мысли ее успели нанести непоправимый урон ее отчаянной решимости не впасть в отчаяние. Она поставила перед собой цель быть… нет, не быть счастливой – она не была настолько наивна, чтобы ставить перед собой недостижимые цели, но стать менее несчастной, и должна к этой цели стремиться. Каждый человек должен ставить перед собой цель и стремиться к ней, разве нет?

– Спасибо, – обрадованно произнес Маркус. – Я обещал Роуз, что вы поедете с ней, и я с трудом представлял, как смогу ей сообщить, что вы не можете.

Он потер ладонью щеку – именно так, как хотелось сделать ей.

– Я пришлю за вами карету в час. За вами зайдет Джон – лакей, вы его помните. Вы можете подождать в салоне, пока не подойдет время для моего выступления. А сразу после моего выступления можете уехать.

Похоже, он предвидел ее возражения и постарался, насколько это возможно, все уладить так, чтобы ей не к чему было придраться. Словно он хотел совершить доброе дело, но в его планах оказались сразу два добрых дела: показать Роуз себя в роли мецената и обеспечить Роуз той сопровождающей, какую хотелось девочке. Жаль, что эти два добрых дела входили в непримиримое противоречие друг с другом и не могли осуществиться одновременно.

Или все же могли? Лили решила, что если она наденет шляпу с широкими полями и одолжит плащ у одной из своих подруг, вероятность того, что ее узнают, будет сведена к минимуму. Поскольку единственным человеком, который мог бы узнать ее не по одежде, был…

– У меня только один вопрос, – сказала она как можно более непринужденным тоном. – Сестры мистера Смитфилда тоже будут присутствовать?

И вместе с ними их мужья.

Казалось, Маркус видел ее насквозь. Лили с трудом выдержала его взгляд.

– Насколько мне известно, нет, – проговорил он, покачав головой. – Число приглашенных лиц очень ограничено.

– Вот как, – произнесла Лили, чувствуя, как у нее отлегло от сердца. Облегчение, увы, тут же сменилось новой волной паники.

– Вы уже нашли мне замену? Я ведь только завтра вам понадоблюсь, да?

Он как-то очень странно на нее посмотрел, но все произошло так быстро, что Лили пришла к заключению, что ей только показалось, что она увидела в его лице нечто необычное.

– После завтрашнего дня вы мне больше не понадобитесь в качестве гувернантки, – сказал он. – Я обещаю.

Лили перевела дух.

– Ну что же. Тогда спасибо. Увидимся завтра, – кивнула она.

Лили смотрела, как он нахлобучил шляпу и накинул пальто. Она не сводила глаз с его длинных аристократических пальцев, которыми он с подкупающей ловкостью расстегивал самые мелкие пуговицы. Хотя, вполне возможно, пальцы у него были самыми обычными, и он делал ими самые обыденные вещи, а остальное – ее фантазии.

Герцог вежливо прикоснулся к шляпе и слегка поклонился.

– Еще раз спасибо, – сказал он на прощание. – Роуз будет в восторге.

И вышел за дверь раньше, чем Лили придумала, что ответить.

Последнее слово всегда остается за герцогом.

«Энциклопедия этикета для герцога»

Он это сделал. Он пошел туда. Он не сболтнул лишнего. Он оставался собой. Или, что точнее, оставался собой настолько, насколько был на это способен. Встреча с ней потрясла его. Она мерещилась ему повсюду с тех самых пор, как покинула его дом. Кстати, когда это было? Неделю назад? Всего неделю назад? Невозможно поверить. Но, только увидев ее воочию, он понял, как сильно ему ее не хватает. Как она нужна ему. Как он ее любит. И потому для ее возвращения он пойдет на любые жертвы. Финансовые в том числе. Он вернет ее во что бы то ни стало, и тогда уже не придется придумывать предлоги для того, чтобы оказаться вместе, будь то возвращение его ночной сорочки, или уроки этикета, или ведение бухгалтерии, хотя, возможно, он мог бы воспользоваться ее навыками в этой области, поскольку ему бухгалтерский учет не давался, хоть убей.

– Ваша светлость, добро пожаловать домой. – Томпсон стал еще суровее и неприступнее с тех пор, как Лили так внезапно покинула его дом. Даже его несгибаемый дворецкий попал под ее чары. Что уж говорить о Роуз. У маленькой девочки, разумеется, психика гибче, чем у пожилого дворецкого, но она без конца говорила о мисс Лили, то и дело приводила ее в пример, и этого Маркусу с лихвой хватало, чтобы понимать, как Роуз о ней скучает, даже если сама Роуз этого не понимает.