Меган Фрэмптон - Как перевоспитать герцога

– Ну что же, – сказала Лили, чтобы с чего-то начать. – Я не хотела возвращать вашу ночную рубашку, не оценив ситуацию. И я пришла к выводу, что произойти может всякое. Видите ли, я люблю все планировать заранее.

Брови у него взмыли вверх. Обе сразу. Он, похоже, задумался, затем покачал головой, словно сам себе не верил, после чего протянул руку за кондомом и, взяв его, натянул на себя с таким видом, словно и мысли не допускал, что он может не налезть.

И кондом оказался впору. Слава богу! Потому что если бы ей пришлось смотреть на него, на его мускулы, на курчавые завитки волос у него на груди, то она, пожалуй, могла бы и умереть, если бы у них так и не дошло дело до того, что она запланировала.

И то, до чего у них должно было дойти дело, включало довольно пугающий момент, а именно то, что он должен будет вставить эту внушительную штуковину в нее. Но ей ничего иного не остается, как попробовать поверить в то, что она (штуковина) там поместится. И ситуация с кондомом должна была ее обнадежить. Она бы ни за что не поверила, что кондом окажется ему впору, а, смотри-ка, оказался!

– Лили, – произнес герцог с чувственной улыбкой. – Я хочу этого. Иди ко мне. – И с этими словами он обхватил ее своими сильными мускулистыми руками и передвинул так, что она оказалась под ним. Тело его было теплым, и тяжесть его была приятной. И волоски на его груди приятно щекотали ее грудь.

Лили погладила его по щеке. Щека была колючей – щетина никогда не выводилась полностью с его щек.

– Я тоже этого хочу, – прошептала она.

Маркус накрыл губами ее губы и одновременно слегка изменил положение. Она почувствовала там, внизу, прикосновение чего-то твердого (она догадывалась, чего именно) и, наверное, встревожилась бы еще сильнее, но он продолжал ее целовать, и она уже была сама не своя от его поцелуев. Дыхание ее сбилось, голова кружилась, и руки его ласкали ее грудь, сводя ее с ума.

И вдруг пальцы его оказались там, внизу. Он чуть приподнялся, чтобы дать рукам пространство для маневра. Он трогал ее в том месте, потрогав которое, она сама могла доставить себе удовольствие. Лили случайно обнаружила этот эффект уже довольно давно и знала, как его добиться. Но отчего-то эффект от его прикосновений был совсем другим, как и сами прикосновения. Впрочем, чему удивляться? Понятно, что ей приятнее, когда это делает самый красивый герцог, которого она когда-либо видела. К тому же голый.

Не то чтобы она видела хоть одного голого герцога до Маркуса, но это ничего не меняет. Она хотела его, хотела пугающе сильно.

Она знала, что ей будет хорошо, но и мечтать не могла о том, что будет так хорошо.

А ведь этот большой отросток еще даже не вошел в нее.

Коснувшись ее лоснящегося влагой лона, герцог расплылся в улыбке. И такой довольной, даже торжествующей была эта улыбка, что Лили забыла смутиться. К тому же надо было либо получать удовольствие, либо смущаться, и Лили, разумеется, сделала выбор в пользу первого. Смущаться, корить себя, мучиться раскаянием и прочим она будет потом. И не здесь.

– Вам это нравится, Лили? – тихо пророкотал он.

Девушка закатила глаза.

– А вы как думаете? – с тихим смехом спросила она.

Маркус усмехнулся.

– Я хочу услышать, как вы это скажете.

Лили обняла его за бедра, дотянувшись ладонью до упругих ягодиц.

– Мне это нравится, Маркус, – проговорила она и для пущей убедительности слегка ущипнула его за мягкое место, которое в его случае было совсем не мягким.

– Хорошо. Потому что я от всей души надеюсь, что мы еще много времени проведем за этим делом, – сказал он, склонив голову набок.

– Отличный план, – согласилась с ним Лили и тихо застонала, когда он лизнул ее за ухом. Он покрывал поцелуями ее шею, а затем взялся за ее соски.

Это было восхитительно. Он водил по соску языком, втягивал его глубоко, чуть прикусывал, и по телу ее волнами расходился жар, нестерпимый внизу.

Он не спеша выпустил ее сосок на свободу и тут же принялся за второй, словно хотел сравнить вкус обоих и решить, какой из них лучше.

Лили застонала. Громче, настойчивее. В ней словно сжималась пружина, с каждым мгновением все сильнее, и тело настойчиво требовало разрядки, освобождения. Почему он до сих пор не в ней? Из того, что она слышала от своих коллег, все действо сводится к тому, что мужчина вставляет в женщину эту «штуковину» и остается в ней до тех пор, пока у него не наступит разрядка. Но Маркус не торопился. Он будто ее смаковал. Словно бы то, о чем говорили партнерши Лили по бизнесу, было не главной составляющей, а лишь малой частью процесса. Получается, он не только больше, чем завсегдатаи борделя, он еще и более терпелив. И следовательно, она сделала правильный выбор.

Между тем он уже целовал ее живот, не забывая ласкать ее грудь. Потом губы его оказались там, где совсем недавно были его пальцы. Лили затаила дыхание. Она не была вполне уверена в том, что он поцелует ее там, но от души на это надеялась. Потому что если прикосновение его пальцев было так приятно, то чего же ждать от языка?

Она оставалась в неведении не больше нескольких секунд. Лили пришлось прикусить губу, чтобы не стонать слишком громко. Но и это не помогло. Вскоре она уже не могла сдержать стон. Маркус поднял голову и встретился с ней взглядом.

– Вам нравится? – спросил он и с удовлетворением улыбнулся.

Лили молча кивнула, и, к счастью, он не стал просить ее озвучить ответ, потому что она едва ли смогла бы произнести хоть слово.

Он снова прижался к ней губами в том самом месте, где ощущения были самыми острыми.

И вот наконец пришла долгожданная разрядка. Лили вцепилась ему в волосы, и ладони его крепко сжимали ее бедра, и она извивалась, стонала и вскрикивала, только говорить не могла и чувствовала, что весь мир взрывается вместе с ней, превращаясь в тысячи сверкающих осколков.

Когда она пришла в себя, Маркус уже лежал рядом, бросив длинную ногу поперек ее тела, и рукой накрыв ее грудь.

– Вам понравилось? – спросил он.

– А вы как думаете? – с улыбкой спросила Лили.

Он усмехнулся и приподнял бровь.

– Я думаю, что понравилось.

– Так что давайте теперь позаботимся о вас, – сказала она и взяла в руки его плоть.

«Ничто не приносит такого удовлетворения, как доведение женщины до пика наслаждения», – подумал Маркус. Его опыт в этом вопросе был довольно ограниченным, и он дал себе слово исправить это досадное упущение.

Она обхватила его естество ладонью.

– Что вы хотите, чтобы я делала? – спросила она.

– Погладьте его. Сначала вверх, потом вниз.

Маркус застонал. Несмотря на то что между ее пальцами и ним был кондом, ощущения все равно были невероятно острыми. И еще он порадовался тому, что кондом уже был на нем. Больше ждать он не мог.

– Лили, вы меня убиваете, – пробормотал он, затем передвинулся, вновь оказавшись на ней.

Он приподнялся и одним сильным толчком оказался в ней, протаранив ее девственность. Он чувствовал, как она вся сжалась вокруг него, услышал ее беззвучный вскрик. Дойдя до конца, он, тяжело дыша, опустился на нее. Ему отчаянно хотелось продолжения, но в данный момент важнее было убедиться, что с ней все хорошо.

– Вы ведь уже делали это раньше? – спросила она чуть насмешливо. – Или это все?

Да, с ней все хорошо.

Маркус вновь приподнялся на руках и приступил к ритмичным движениям. Грудь ее соблазнительно вздрагивала. Она держала его за талию и, закусив губу, увлеченно наблюдала за тем, что происходит там, внизу.

И тогда он ускорил темп, и каждое касание их тел, каждый ее стон, каждое сокращение мышц приближали его к развязке.

Последний толчок – и он, опустошенный, опустился на нее. Сердце его громко колотилось, все его тело еще находилось в плену наслаждения. Лили обнимала его и прижимала к себе, вздрагивая вместе с ним всякий раз, когда по его телу прокатывалась дрожь.

– Это продолжалось дольше двух минут, – пробормотал он.

– Что вы сказали? – спросила она.

Маркус покачал головой, насколько это позволяло его положение: он лежал, уткнувшись лицом ей в шею. Кожа у нее была изумительная: гладкая и нежная.

Как только они поженятся, они смогут заниматься этим, когда только пожелают. Маркус улыбнулся этой мысли.

– Маркус?

Он приподнялся, потому что по голосу ее понял, что он ее вот-вот раздавит.

– Все было нормально? Я хочу сказать, это и все остальное? – спросил Маркус и обвел вокруг себя рукой, охватив этим жестом и их двоих, лежащих голыми в его постели, и разбросанные на полу их вещи.

– Конечно. Я сама этого хотела. И я вам об этом сказала. На этот счет не надо беспокоиться, – ответила Лили, поглаживая его по руке.

– Что вы хотели спросить? – задал вопрос Маркус и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Нам придется сказать Роуз, конечно, а затем мы поместим объявление в газеты. Но я хочу скромную церемонию, на которой будут присутствовать только близкие друзья. У меня почти нет родных, по крайней мере тех, с которыми я бы поддерживал связь, и потому…

– Что? – теперь уже ее вопрос прозвучал так, словно он раздавил не только ее, но и двух или трех ее лучших подруг в придачу, чего он никак не мог сделать. – Мы не можем – я не знала, вы не говорили, – мы не можем пожениться!

Он застыл как каменный. Весь, за исключением того органа, который еще не пришел в себя.

– Что вы хотите этим сказать? Как это – мы не можем пожениться?

Слишком поздно он осознал, что так и не сделал ей предложение. На основании ее поступков, а не слов, он заключил, что Лили хочет провести с ним остаток жизни. И то, что она не хотела провести с ним остаток жизни, стало для него ударом. Маркус перекатился на другую сторону, подпер голову рукой. Он чувствовал себя нелепо – голый, удовлетворенный, счастливый, он вдруг слышит, что та женщина, с которой он мечтал заниматься этим с полным правом каждую ночь, говорит ему «нет». Тогда как у него не было ни единой возможности спросить ее об этом раньше.